Йозеф Рот.
Пока Р. С. тусит в Германии, мёрзну в Питере с книгой блестящего Йозефа Рота. Если когда-нибудь вам было интересно, что убило напыщенные проглаженные слугами газеты для белых мужчин в перчатках, то знайте, что это радио. И Рот.
Это блестящий немецкий (и австрийский, уотэвер) журналист, повлиявший на становление новых газет эпохи, когда все новости сообщает радио, а тексту остаётся бороться за существование любыми возможными способами, пока ещё не родились Томас Вулф и новая журналистика. Если вы откроете сборник статей «Берлин и его окрестности», вы услышите, увидите и почувствуете, как на вас кричит, сопит, дует, смотрит, бежит, лежит Берлин интербеллума. Рот погружает в атмосферу города и времени и отлично пользуется языком (что особенно хорошо сочетается с кириллической версией его фамилии).
«Все зародыши всех болезней уничтожающая в зародыше», – отличный панч о гигиене в роддомах для газеты 20-х годов, не так ли?
Л.
Пока Р. С. тусит в Германии, мёрзну в Питере с книгой блестящего Йозефа Рота. Если когда-нибудь вам было интересно, что убило напыщенные проглаженные слугами газеты для белых мужчин в перчатках, то знайте, что это радио. И Рот.
Это блестящий немецкий (и австрийский, уотэвер) журналист, повлиявший на становление новых газет эпохи, когда все новости сообщает радио, а тексту остаётся бороться за существование любыми возможными способами, пока ещё не родились Томас Вулф и новая журналистика. Если вы откроете сборник статей «Берлин и его окрестности», вы услышите, увидите и почувствуете, как на вас кричит, сопит, дует, смотрит, бежит, лежит Берлин интербеллума. Рот погружает в атмосферу города и времени и отлично пользуется языком (что особенно хорошо сочетается с кириллической версией его фамилии).
«Все зародыши всех болезней уничтожающая в зародыше», – отличный панч о гигиене в роддомах для газеты 20-х годов, не так ли?
Л.