Женщина морщится – снаружи и внутри.
Ей не хочется выздоравливать.
Выздороветь, значит уйти оттуда,
где летит насквозь голубой свет
и горит красным нагретая межзвездная пыль…
но она верит – так лучше. Это же ангелы.
«Почему опухоль?» – спрашивает доктор внутри себя,
где зеленая ряска по краю желтой воды
и над границей разлива
росчерком серого пера -
красноголовый австралийский журавль бролга,
самая прекрасная птица на свете.
«Потому что, - немузыкально хрипит бролга, -
они строители, эти идиоты.
Кто еще мог явиться инженеру,
переквалифицировавшейся в фермеры?
Они фонят на всех частотах даже по дальней связи.
И самой связью фонят как три Чернобыля.
Тут без онкологии только чудом.
Чехол она носит…
А так у неё, скорее всего, шизофрения.
Как у тебя.
Но это подождет, а опухоль это срочно.»
В кабинете женщина берет список назначений,
а на болоте доктор все-таки спрашивает:
«Почему только три года жизни?
За все это время?
Ты… ты не умрешь там с голоду?»
«Не умру. – смеется бролга.
И ее отражение смеется тоже. –
Ты ж не сравнивай.
Мы же не тяжелая техника.
Мы – посредники. Интерфейс.
Нас сочиняли дешевыми и относительно безвредными.
Я у тебя беру, только когда мы работаем.
На прочую жизнь мне хватает рыбы
и тех, кто видит меня во сне.»
Доктор, слышащий журавля в голове с третьего курса,
думает, что бролга опять недоговаривает
и что ему нужен другой источник информации.
Он-то все равно смертен,
а вот драгоценный журавль не должен пострадать.
Пациентка уже стоит у двери.
«А почему вы решили, - говорит он вдогонку, -
что это ангелы?»
Строители-строителями, но, может, что-то знают.
Если и правда они.
Она оборачивается, в глазах – очень знакомый свет,
сейчас не прикрытый темными очками.
«Доктор, я знаю, что свет и тепло могут обманывать.
Но в тот первый день у них взорвалось что-то,
что не должно было.
И они не сказали друг другу
ни единого дурного слова.
Кто же еще это может быть?»
Ей не хочется выздоравливать.
Выздороветь, значит уйти оттуда,
где летит насквозь голубой свет
и горит красным нагретая межзвездная пыль…
но она верит – так лучше. Это же ангелы.
«Почему опухоль?» – спрашивает доктор внутри себя,
где зеленая ряска по краю желтой воды
и над границей разлива
росчерком серого пера -
красноголовый австралийский журавль бролга,
самая прекрасная птица на свете.
«Потому что, - немузыкально хрипит бролга, -
они строители, эти идиоты.
Кто еще мог явиться инженеру,
переквалифицировавшейся в фермеры?
Они фонят на всех частотах даже по дальней связи.
И самой связью фонят как три Чернобыля.
Тут без онкологии только чудом.
Чехол она носит…
А так у неё, скорее всего, шизофрения.
Как у тебя.
Но это подождет, а опухоль это срочно.»
В кабинете женщина берет список назначений,
а на болоте доктор все-таки спрашивает:
«Почему только три года жизни?
За все это время?
Ты… ты не умрешь там с голоду?»
«Не умру. – смеется бролга.
И ее отражение смеется тоже. –
Ты ж не сравнивай.
Мы же не тяжелая техника.
Мы – посредники. Интерфейс.
Нас сочиняли дешевыми и относительно безвредными.
Я у тебя беру, только когда мы работаем.
На прочую жизнь мне хватает рыбы
и тех, кто видит меня во сне.»
Доктор, слышащий журавля в голове с третьего курса,
думает, что бролга опять недоговаривает
и что ему нужен другой источник информации.
Он-то все равно смертен,
а вот драгоценный журавль не должен пострадать.
Пациентка уже стоит у двери.
«А почему вы решили, - говорит он вдогонку, -
что это ангелы?»
Строители-строителями, но, может, что-то знают.
Если и правда они.
Она оборачивается, в глазах – очень знакомый свет,
сейчас не прикрытый темными очками.
«Доктор, я знаю, что свет и тепло могут обманывать.
Но в тот первый день у них взорвалось что-то,
что не должно было.
И они не сказали друг другу
ни единого дурного слова.
Кто же еще это может быть?»