Репост из: Мистер Дарси и бал
Дебютный роман Евы Даласкиной
Чтобы пересказать «Анну Каренину», надо написать ее заново. Чтобы объяснить, чем плох «Брисбен» Водолазкина, надо цитировать каждую строчку.
Глеб Яновский, известный на весь мир гитарист-виртуоз (вы вообще видели когда-нибудь известных на весь мир гитаристов? Не Роллинг-Стоунз, а таких, чтобы выступали в Карнеги и Альберт-холле? Вот и я не видела) обнаруживает в правой руке странный тремор и не может сыграть нужные ноты. По пути из Парижа в Петербург – «лечу на съемки клипа», не хухры-мухры! – знакомится с поддатым писателем по кличке Нестор, который задушевно предлагает нашей звезде написать о ней биографию. Герой снисходительно отмахивается, ах, увольте, обо мне уже столько написано, но, видите ли, «понимания нет». Боже, Боже. Нестор клятвенно обещает понимание – и человеческое, и музыкальное. Музыкант, оказывается, довольно кстати ведет дневник. Нестор приглашает Глеба в гости в себе, на Большой проспект Петроградской стороны, они братаются, пьют водку, до утра стихийно беседуют, и вот работа над книгой уже начинается. Глеб одной рукой пытается унять развивающийся Паркинсон и не подвести публику, скупившую билеты на его выступления, другой – записывает свои воспоминания: 1971 год, Киев, Украина и Россия все еще друзья навек, выпивоха-отец по-украински сообщает Глебу, что у него нет ни капельки музыкального таланта.
Это правда очень, очень плохой роман. Он насквозь шаблонный, клишированный, если хотите по Гоголю, пошлейший. Сюжет – мелкий винегрет из всех популярных мотивов мыльных опер; в дополнение к стандартным романтическим и личностным твистам есть даже смертельно больная дочь буйнопомешанной первой женщины героя, которая тоже оказывается прекрасным музыкантом и на пороге смерти дает с названным отцом концерт, где они исполняют переложенную на английский песню ее собственного сочинения, и многотысячный зал падает от восторга, особенно те, кто висит на люстре. Ей-богу, это не я придумала, это Водолазкин.
Первое время я даже думала, что это такой прием, как в «Сластёне» Макьюэна. Но нет, даже за вычетом чудовищного сюжета, диалоги романа тоже писали, по-видимому, сценаристы «Рабыни Изауры»:
Из-за соседнего столика встает женщина и, извинившись, просит у меня автограф. Два служителя выносят на веранду арфу. Не торопясь выходит арфистка – черное платье, голые плечи, боа. Полная. Ее как арфистку это только украшает. По дороге к арфе делает крюк и, подойдя к нашему столику, кланяется. Отвечаю поклоном, окружающие аплодируют. Арфистка садится на стул и начинает играть.
– Мы всё переживем вместе, – Катя кладет свою ладонь поверх моей. – Всё.
Oсторожно освобождаюсь от ее ладони.
– Помнишь русский ресторан в Лондоне? Мое сумасшествие. Я тогда не ночевал дома. Я хочу, чтобы ты знала…
– Не продолжай. Я хочу об этом забыть.
Я тоже. Молча целую Катины пальцы.
И вот такие пассажи господин Водолазкин выдает нам вполне серьезно, страница за страницей. Великий гитарист, еще до своего величия, оказывается, учился на филологическом в Ленинграде, и описания лекций по старославу и профессоров должны были, по идее, тронуть жесткое сердце филолога-русиста, но даже они в какой-то момент вызывают уже не умиление, а раздражение: а это тут еще зачем? Как будто в последний раз, в «Брисбен» Водолазкин впихивает всех: прекрасную утопленницу, брата с уголовными наклонностями, православного дедушку, любвеобильного иностранного студента по прозвищу Дуня, одинокую филологиню с семнадцатью кошками, и в компоте из мексиканских страстей и философствования тонут даже удачные персонажи.
Читать «Брисбен» я бы посоветовала только чистым душой, наивным читателям или верным поклонникам писателя Водолазкина, всем остальным можно смело пропустить. Это, знаете, такой роман-крабовые палочки: многообещающее название, а по вкусу – бумага бумагой. Такое чувство, что эту книгу за писателя написала-таки Ева Даласкина, и хочется надеяться, что дебютный роман писательницы окажется и последним.
Другие рецензии по ссылке, мнений много, а дотошная рецензия автора канала "Книгивикия" и вовсе гораздо лучше самого романа:)
Чтобы пересказать «Анну Каренину», надо написать ее заново. Чтобы объяснить, чем плох «Брисбен» Водолазкина, надо цитировать каждую строчку.
Глеб Яновский, известный на весь мир гитарист-виртуоз (вы вообще видели когда-нибудь известных на весь мир гитаристов? Не Роллинг-Стоунз, а таких, чтобы выступали в Карнеги и Альберт-холле? Вот и я не видела) обнаруживает в правой руке странный тремор и не может сыграть нужные ноты. По пути из Парижа в Петербург – «лечу на съемки клипа», не хухры-мухры! – знакомится с поддатым писателем по кличке Нестор, который задушевно предлагает нашей звезде написать о ней биографию. Герой снисходительно отмахивается, ах, увольте, обо мне уже столько написано, но, видите ли, «понимания нет». Боже, Боже. Нестор клятвенно обещает понимание – и человеческое, и музыкальное. Музыкант, оказывается, довольно кстати ведет дневник. Нестор приглашает Глеба в гости в себе, на Большой проспект Петроградской стороны, они братаются, пьют водку, до утра стихийно беседуют, и вот работа над книгой уже начинается. Глеб одной рукой пытается унять развивающийся Паркинсон и не подвести публику, скупившую билеты на его выступления, другой – записывает свои воспоминания: 1971 год, Киев, Украина и Россия все еще друзья навек, выпивоха-отец по-украински сообщает Глебу, что у него нет ни капельки музыкального таланта.
Это правда очень, очень плохой роман. Он насквозь шаблонный, клишированный, если хотите по Гоголю, пошлейший. Сюжет – мелкий винегрет из всех популярных мотивов мыльных опер; в дополнение к стандартным романтическим и личностным твистам есть даже смертельно больная дочь буйнопомешанной первой женщины героя, которая тоже оказывается прекрасным музыкантом и на пороге смерти дает с названным отцом концерт, где они исполняют переложенную на английский песню ее собственного сочинения, и многотысячный зал падает от восторга, особенно те, кто висит на люстре. Ей-богу, это не я придумала, это Водолазкин.
Первое время я даже думала, что это такой прием, как в «Сластёне» Макьюэна. Но нет, даже за вычетом чудовищного сюжета, диалоги романа тоже писали, по-видимому, сценаристы «Рабыни Изауры»:
Из-за соседнего столика встает женщина и, извинившись, просит у меня автограф. Два служителя выносят на веранду арфу. Не торопясь выходит арфистка – черное платье, голые плечи, боа. Полная. Ее как арфистку это только украшает. По дороге к арфе делает крюк и, подойдя к нашему столику, кланяется. Отвечаю поклоном, окружающие аплодируют. Арфистка садится на стул и начинает играть.
– Мы всё переживем вместе, – Катя кладет свою ладонь поверх моей. – Всё.
Oсторожно освобождаюсь от ее ладони.
– Помнишь русский ресторан в Лондоне? Мое сумасшествие. Я тогда не ночевал дома. Я хочу, чтобы ты знала…
– Не продолжай. Я хочу об этом забыть.
Я тоже. Молча целую Катины пальцы.
И вот такие пассажи господин Водолазкин выдает нам вполне серьезно, страница за страницей. Великий гитарист, еще до своего величия, оказывается, учился на филологическом в Ленинграде, и описания лекций по старославу и профессоров должны были, по идее, тронуть жесткое сердце филолога-русиста, но даже они в какой-то момент вызывают уже не умиление, а раздражение: а это тут еще зачем? Как будто в последний раз, в «Брисбен» Водолазкин впихивает всех: прекрасную утопленницу, брата с уголовными наклонностями, православного дедушку, любвеобильного иностранного студента по прозвищу Дуня, одинокую филологиню с семнадцатью кошками, и в компоте из мексиканских страстей и философствования тонут даже удачные персонажи.
Читать «Брисбен» я бы посоветовала только чистым душой, наивным читателям или верным поклонникам писателя Водолазкина, всем остальным можно смело пропустить. Это, знаете, такой роман-крабовые палочки: многообещающее название, а по вкусу – бумага бумагой. Такое чувство, что эту книгу за писателя написала-таки Ева Даласкина, и хочется надеяться, что дебютный роман писательницы окажется и последним.
Другие рецензии по ссылке, мнений много, а дотошная рецензия автора канала "Книгивикия" и вовсе гораздо лучше самого романа:)