Безумие в одиночестве.
Максим Горький в небольшой заметке «Люди наедине сами с собой» рассказывает о чудачествах великих людей, которые ему довелось наблюдать на своем веку.
«Я видел, — пишет он, — как Чехов, сидя в саду у себя, ловил шляпой солнечный луч и пытался — совершенно безуспешно — надеть его на голову вместе со шляпой, и я видел, что неудача раздражает ловца солнечных лучей, — лицо его становилось все более сердитым. Он кончил тем, что, уныло хлопнув шляпой по колену, резким жестом нахлобучил ее себе на голову, раздраженно отпихнул ногою собаку Тузика, прищурив глаза, искоса взглянул в небо и пошел к дому…
Он же долго и старательно пытался засунуть толстый красный карандаш в горлышко крошечной аптекарской склянки. Это было явное стремление нарушить некоторый закон физики. Чехов отдавался этому стремлению солидно, с упрямой настойчивостью экспериментатора.
Горькому довелось видеть и то, как «Лев Николаевич Толстой тихонько спрашивал ящерицу:
— Хорошо тебе, а?
Она грелась на камне в кустах по дороге в Дюльбер, а он стоял пред нею, засунув за ремень пояса пальцы рук. И, осторожно оглянувшись вокруг, большой человек мира сего сознался ящерице:
— А мне — нехорошо».
Лескова, по словам Горького, однажды застали за таким занятием: «сидя за столом, высоко поднимая пушинку ваты, он бросал ее в фарфоровую полоскательницу и, «преклоня ухо» над нею, слушал: даст ли вата звук, падая на фарфор?»
И наконец, такая зарисовка: «Блок, стоя на лестнице во «Всемирной литературе», писал что-то карандашом на полях книги и вдруг, прижавшись к перилам, почтительно уступил дорогу кому-то, незримому для меня. Я стоял наверху, на площадке, и когда Блок, провожая улыбающимся взглядом того, кто прошел вверх по лестнице, встретился с моими, должно быть удивленными, глазами, он уронил карандаш, согнулся, поднимая его, и спросил:
— Я опоздал?»
«Наблюдая, как ведет себя человек наедине сам с собою, — подводит итог писатель, — я вижу его безумным — не находя другого слова». Выходит, все мы только притворяемся нормальными людьми?
