Мы научились смирению, мы разучились удивляться. У нас не было гордости, самолюбия, а ревность и страсть были для нас пустяками. Гораздо важнее было наловчиться зимой на морозе застегивать штаны — взрослые мужчины плакали, не умея это делать.
Мы понимали, что смерть нисколько не хуже, чем жизнь, и не боялись ни той, ни другой. Великое равнодушие владело нами. Мы знали, что в нашей воле прекратить эту жизнь хоть завтра, и иногда решались сделать это, но всякий раз мешали какие-нибудь мелочи, из которых состоит жизнь.
То сегодня будут выдавать «ларек» — премиальный килограмм хлеба, — тогда просто глупо кончать самоубийством в такой день. То дневальный из соседнего барака обещал дать закурить вечером — отдать давнишний долг.
Мы поняли, что жизнь, даже самая плохая, состоит из смены радостей и горя, удач и неудач, и не надо бояться, что неудач больше, чем удач.
Варлам Шаламов — Про жизнь заключенных в ГУЛАГе
Мы понимали, что смерть нисколько не хуже, чем жизнь, и не боялись ни той, ни другой. Великое равнодушие владело нами. Мы знали, что в нашей воле прекратить эту жизнь хоть завтра, и иногда решались сделать это, но всякий раз мешали какие-нибудь мелочи, из которых состоит жизнь.
То сегодня будут выдавать «ларек» — премиальный килограмм хлеба, — тогда просто глупо кончать самоубийством в такой день. То дневальный из соседнего барака обещал дать закурить вечером — отдать давнишний долг.
Мы поняли, что жизнь, даже самая плохая, состоит из смены радостей и горя, удач и неудач, и не надо бояться, что неудач больше, чем удач.
Варлам Шаламов — Про жизнь заключенных в ГУЛАГе