улиточный город профессора Немура

​​Сходила на "Декабристок" в Такой театр.

Наверное, стоило сразу обратить внимание, что это совместный проект ТТ и Part Academy. Из проф актрис там только Юля Гришаева, остальные девочки либо ещё учатся, либо уже отучились на актёрке. И при всём уважении к Part Academy (сама там проходила курсы), разница... ощутима. И тема вроде бы важная, и постановка неплоха с точки зрения сценографии и идеи, но лыжи не очень едут.

Статичная сцена паспортного контроля (в лице Гришаевой), на котором каждую декабристку подвергают допросу - имя, фамилия, к кому едете, знаете ли, что он преступник, представляете ли, что вас там ждёт, куда вы едете, что вы там забыли. Ключевой вопрос - "зачем?", и на нём можно было бы очень здорово развернуть разные мотивации, разные внутренние переживания. Может быть, оно и задумывалось изначально, но из-за отсутствия опыта получается, что все декабристки просто едут "потому что я должна быть с мужем". Не очень помогают и берущие крупным планом камеры. И сама Гришаева, которая играет так, что тебя обжигает её горькой ироничной безысходностью.
- Зачем вы приехали в Россию.
- Работать.
- В России?.. Кем? - спрашивает она с едва уловимым сарказмом, в котором сквозит её полное понимание ситуации и этой будки с безжалостным светом и двухглавым орлом над стекло. Как она прячет сострадание за холодной маской. Как пытается не дать им погубить свою жизнь, а из оружия против оголтелой бесформенной идеи у неё только канцелярит и усталые голубые глаза.

Наверное, тут напрашивается параллель с современностью - и в тематике, и в стилистике, и в разговорах - но я только головой до неё дошла, настолько меня загрузила невыразительнось диалогов из серии "- Вы знаете, что ваш муж - преступник? - Это вы так считаете, я считаю что он герой". До противостояния индивидуальности и системы тоже доходишь головой, а такого быть не должно. Ты должен сидеть как мешком по голове ударенный от внезапного узнавания и пронзительного чувства причастности.

В целом, как способ рассказать про декабристок (тем, кто про них не знает), работает неплохо - представляют их, мужей, что сделали, в чем обвиняются, как дальше сложилась судьба. Я понимаю, что это очень мощная и многогранная тема, там про каждую из них можно было бы ставить целый спектакль, и не один, а в режиме каледойскопа лиц сделать это ещё труднее. Текст выучен, титры работают, характеры приподоткрылись. Может быть, потом девочки разыграются, но пока что смотреть тяжеловато.

​​Ну и знаете вот это чувство, когда ты сидишь и только успеваешь подумать "а вот бы..." – и тут же видишь это на сцене? У меня это случилось раз десять за спектакль, и с каждым разом становилось всё теплее от унисона с теми, кто его ставит. А вот бы детей не показывали – и их не показывают. А вот бы платье и кулиса были единым целым – и они оказываются единым целым. А вот бы в детском мяче была кровь – и там оказывается кровь. А вот бы она говорила по-гречески – и она говорит, превращая идею о брошенной мужем женщине в идею о женщине, отброшенной родными, близкими, родиной, всем миром.

И музыка, ребят. Там такая замечательно подобранная музыка, которая макает с головой в нужную атмосферу и очень грамотно оттеняет монологи (кроме самого первого, где музыка пыталась перекричать Медею, а Медея пыталась перекричать музыку). Я хочу себе этот альбом.

В общем, завершаю эту простыню маленькой локальной стоячей овацией у себя дома. Это очень хорошо сделанная вещь, и я искренне надеюсь, что она останется у них в репертуаре. Судя по той скорости, с которой разлетелись билеты на второй день премьеры, у моей надежды есть шансы.

​​И вообще, моё восхищение, моё бесконечно уважение касту. Повторилась история с "Над пропастью во ржи", когда я говорила, что актёры во многом определяют персонажа ещё на стадии типажа. Каждый в "Медее" настолько на своём месте, так органичен и гармонично встроен в это хитросплетение, что из актёров они становятся олицетворением. Рыжая грива Альмухаметовой и её хриплый голос, мускулы Ворзонина (по которым можно анатомию изучать, честное слово, нет никаких вопросов к раздеваемому Ясону), ультимативная материнская забота Наташи Горбас в роли хора и кормилицы в одном лице, беззаботность наивного добродушного Эгея в исполнении Миши Попова, закостенелость и ощутимая усталость от власти Креонта-Харламова, змеиная гибкость и ядовитые взгляды Милёшиной. Антон Колесников, про которого я грешным делом подумала, что добавили его в спектакль ради ритуального бритья Ясона в этих невозможных кольцах и серьге. Я забыла, что там нужен ещё один персонаж, который будет сообщать о трагедии И НИКАКОГО ОСУЖДЕНИЯ, ПОЗВОЛЬТЕ ЗАМЕТИТЬ, ЕСЛИ БЫ Я МОГЛА ОТПРАВИТЬ КОЛЕСНИКОВА НА СЦЕНУ БРИТЬ ВОРЗОНИНА, МЕНЯ БЫ НИКТО НЕ ОСТАНОВИЛ

Ладно, шутки шутками, а его пронзительный монолог с подробностями гибели Главки и Креонта, пожалуй, пугают не меньше, чем сам сюжет. Возможно, эффект добавил зловещий хохот Медеи, возможно, заряд дыма мне в лицо. Но Антон выворачивает себя наизнанку, и он, пожалуй что, единственный из простых смертных – не царей, не героев, не полубогов – кто оказывается лицом к лицу с бушующей стихией по имени Медея. Ему страшно, и вам страшно вместе с ним.

​​Зато жалко Ясона, который в исполнении Виктора Ворзонина кажется не каноническим злодеем-изменником, а легкомысленным дураком, который пожинает плоды своей глупости, смотря на недосягаемые трупы сыновей. Он ходит мягко, как большой хищник, как знающий себе цену мужчина. Он так спокоен и почти ироничен в начале ("почти" было выразительно написано на лице у Ясона во время их второй встречи с Медеей, его самодовольная и чуть изумлённая улыбка разъедает глаза), так упивается своей силой и властью, когда тянет отбивающуюся Медею к себе за подол, что смотреть на его раскол – сродни наблюдению за сходом лавины. Он идёт трещинами и осыпается, как казавшийся неприступным замок из песка, и смерть была бы спасением из свалившегося на него безумия.

​​И, вопреки всем моим опасениям после первых десяти минут спектакля (когда ты уже понял, что красиво, но ещё не понял, есть ли там что-то ещё), "Медея" - не блестящий пустой внутри фантик, каких я тоже видела множество. Очень легко, погнавшись за зрелищностью и эстетикой, упустить суть и смысл. А тут суть прибивает тебя к креслу остервенелым смехом Медеи, отмечающей смерть соперницы. Душит бессильной яростью Ясона, который от горя не может дышать и скручивается судорогой на полу. Древнегреческий сюжет воссоздан не на сцене, его безжалостно воссоздали в головах и сердцах зрителей без единой фальшивой ноты, окрасив кровью и золотом.

Я чрезвычайно рада за Анастасию Альмухаметову. Ей нужен был такой спектакль, который послужит обрамлением её игры. Она Медея, леди Макбет, Маргарита, она проклинающая своих палачей на костре оговорённая салемская ведьма, она каждая из умерших от страдания и горечи женщин, которые стали для своих мучителей самыми страшными кошмарами. Дикая, непокорённая, готовая из мести убить то, что любит больше всего на свете. Настя умудряется быть одновременно такой трогательной и такой несгибаемой, что я, пожалуй, и не могу представить, какая ещё интерпретация и подача сделала бы Медею настолько верибельной. Жалеть её не получается только потому, что жалость унизит её гордое свободолюбивое сердце. Остаётся только смотреть с холодящим восхищением на то, как она преступает все мыслимые и немыслимые черты, потому что там, где она, больше нет границ.

​​Наверное, наиболее красноречивым будет сказать, что после окончания и стоячих оваций я осталась сидеть на своём месте и смотреть отсутствующим взглядом на сцену. Потому что после такого сильного впечатления не хочется возвращаться обратно в свою серенькую неинтересную жизнь. Потому что тебя перевернули и потрясли, как маленький шарик со снегом, и вместе с тобой перевернули и потрясли твою систему координат, моральных ценностей и ориентации в пространстве и времени. Знаете вот это ощущение, когда ты вдруг увидел что-то настолько важное, что всё остальное стало неважно? Вот. Оно.

Я довольно искушённый и скептически настроенный зритель, я тот ещё душнила по отношению ко всему (грешна), но от "Медеи" отходила еще пару часов. Это клановая мания Тореадоров длиной в полтора часа. Это настолько красиво, что каждый кадр сам по себе – произведение искусства. Это так хорошо поставленно и сыгранно, что не надо было бы мне идти сегодня на работу – я бы купила билет и сходила ещё.

Теперь, слив в этот абзац абстрактные ассоциативные крики, про сам спектакль.

Он поставлен греческим режиссёром по имени Василиос Самуркас в рамках ПРОЕКТА 1,5 (полтора миллиона на реализацию, полтора месяца на подготовку, полтора часа на спектакль, полторы тысячи за самый дорогой билет). Это действительно отменная адаптация греческой трагедии под современную постановку. Её красота одета в чёрное, убрана золотом и ходит по крови. Тяжёлые блюда-зеркала запускают свет софитов в зал, превращая зрителя из свидетеля в соучастника. Позолоченные пальцы, хруст скомканного свитка, зеркало вместо сердца, тихий шорох сыпучей отравы, отблески от красных очков цирюльника. Множество мелких деталей, из которых сплетается предчувствие беды, зловещее и прекрасное, как огромное затмение в конце. У Медеи бесконечное, неподъёмное платье, которое приковывает её к сцене, даря освобождение от проклятой земли только через очищение грехом. У цирюльника вызолочена половина лица, которую чернит токсичный пепел. У Ясона двусторонний чёрный с золотом плащ, у его невесты – ядовитые тёмные губы. Красный свет безумия Медеи, сопровождающие Ясона золотые молнии, зелёный ядовитый дым – всё здесь играет на руку символизму трагедии, а в чём символизм не закладывался – то охотно додумывает зрительский мозг, щедро окуренный на первом ряду то ли дымом, то ли фимиамом древнегреческих храмов, да и какая уже, в сущности, разница.

Потрясающая история о французской аристократке XVII века, умудрившейся в течение двух лет выживать в одиночку на необитаемом острове после неудачных родов. Если верить ей, даже медведя заборола, чтобы снять с него шкуру.