03.09.2019
После работы шел берегом реки. В темноте вода казалась эйфорически близкой, привлекательной и манящей. В воздухе парил запах безвозвратно уходящего лета, где смешалась горечь и ликование. Глядя в темноту, я внезапно вспомнил, что мне снились книги. Книги мне снятся в последнее время редко, как и похотливые грезы, как и все остальное. Сны стали похожи на горький наркоз, где все едино и утробно.
Сон был странный, ведь книги, в том виде как они являются через сны, это своего рода откровение, где ты можешь почувствовать свою книжную похоть, где можешь почувствовать смутный объект желания.
Этой ночью мне снились книги-урны, но возможно ли такое? Я был на работе, и за окном четырнадцатого этажа царила черная зимняя ночь, Москва переливалась в снежной черной дымке как самоцвет. Мне принесли что-то, чего я ждал, и не просто ждал, а вожделел. Книги были в коробах, напоминающих короб «Мертвой воды», но были древнее и безвозвратнее. Они были уже не просто книгами, а реальностью, сочащейся сквозь пальцы, прахом, смертью. Пытаясь описать их, я чувствовал смущение и невозможность, я знал, что каждая из них мертвее всего, что мне доводилось видеть, при этом они были живыми и сочащимися от тайного переполняющего их текста. Но текст скучен – сводки, таблицы, имена давно вычеркнутых из жизни людей. На твердом как камень корешке, в кружке, напоминающем голографическую игрушку, на меня смотрел автор и переливался мимическими гримасами. Он знал, что он лишь пепел, ложный прах, замурованный в стену крематория.
Листая их, меня переполняли чувства, внутренне я рыдал, но и веселился как сатир над лоном непорочной девушки. Все было тайной. Во сне я понял про эти книги все, точно так же, как понял про урны Томас Браун. И, лишь проснувшись, я негодовал, что нельзя это понимание перенести в наш скучный убогий мир, где урны давно преданы забвению, а книги превратились в священных уродов, коим суждено жить в темноте нашего угасающего разума и тлеть.
#дневник
После работы шел берегом реки. В темноте вода казалась эйфорически близкой, привлекательной и манящей. В воздухе парил запах безвозвратно уходящего лета, где смешалась горечь и ликование. Глядя в темноту, я внезапно вспомнил, что мне снились книги. Книги мне снятся в последнее время редко, как и похотливые грезы, как и все остальное. Сны стали похожи на горький наркоз, где все едино и утробно.
Сон был странный, ведь книги, в том виде как они являются через сны, это своего рода откровение, где ты можешь почувствовать свою книжную похоть, где можешь почувствовать смутный объект желания.
Этой ночью мне снились книги-урны, но возможно ли такое? Я был на работе, и за окном четырнадцатого этажа царила черная зимняя ночь, Москва переливалась в снежной черной дымке как самоцвет. Мне принесли что-то, чего я ждал, и не просто ждал, а вожделел. Книги были в коробах, напоминающих короб «Мертвой воды», но были древнее и безвозвратнее. Они были уже не просто книгами, а реальностью, сочащейся сквозь пальцы, прахом, смертью. Пытаясь описать их, я чувствовал смущение и невозможность, я знал, что каждая из них мертвее всего, что мне доводилось видеть, при этом они были живыми и сочащимися от тайного переполняющего их текста. Но текст скучен – сводки, таблицы, имена давно вычеркнутых из жизни людей. На твердом как камень корешке, в кружке, напоминающем голографическую игрушку, на меня смотрел автор и переливался мимическими гримасами. Он знал, что он лишь пепел, ложный прах, замурованный в стену крематория.
Листая их, меня переполняли чувства, внутренне я рыдал, но и веселился как сатир над лоном непорочной девушки. Все было тайной. Во сне я понял про эти книги все, точно так же, как понял про урны Томас Браун. И, лишь проснувшись, я негодовал, что нельзя это понимание перенести в наш скучный убогий мир, где урны давно преданы забвению, а книги превратились в священных уродов, коим суждено жить в темноте нашего угасающего разума и тлеть.
#дневник