Репост из: Книгижарь
Простите, не планировал о премии «Большая сказка» и об Успенском писать – обзор фейсбучных дискуссий не мой жанр – но тут есть важный момент, о котором защитники нейминга в честь Успенского забывают.
Посылка 1. Действительно, структуралисты отделили биографические факты автора от текстов автора. Автор стал комплексной фигурой производства текста, которая включает не только собственно живого автора – грубо говоря, мозг и ручки, набирающие текст – но и языковой, социально-экономический контекст эпохи, эволюцию языковых средств и т.д. Но – при всем при этом автор-человек никуда не делся. И по-прежнему трудно отделить от интерпретации текстов Достоевского то, что Достоевский был антисемитом (а для некоторых произведений, например, «Бесов», это и вовсе невозможно), как и антисемитизм Селина от текстов Селина. «Смерть автора» не означает, что биография автора в принципе не важна – тексты же не из воздуха появляются, правильно? – это лишь означает, что помимо фактов биографии нас интересуют и другие источники влияния на текст.
То есть, мы можем рассматривать «Триумф воли» Рифеншталь как грандиозное кинополотно и шедевр операторской работы, но все-таки в первую очередь это – пропагандистское кино, на которое режиссер выбивала деньги, организовывала съемки, пользовалась партийной поддержкой и пр. Текст свободен для читательской интерпретации, но неотделим от авторской фигуры – по крайней мере, до того момента, когда нейросети научатся генерировать из всего корпуса языка самостоятельные (не пересборку заимствованных, а именно самостоятельные) тексты.
Посылка 2. И все же это все не имеет отношения к собственно премии. Премия – не литературное произведение, и использовать в обсуждении премий филологический аппарат как минимум странно. Потому что премия, даже литературная, прежде всего – машина производства и воспроизводства репутаций. Сколько бы не говорили о том, что премии не важны, они не так интересны и так далее, люди по-прежнему следят за премией «Оскар» и за «Большой книгой», потому что конвейер производства репутаций при ярком ритуале являет собой красивое шоу появления репутаций. И то, что в последнее время все меньше людей интересуются премиями, только показывает, что внешне присвоенные иерархическими институциями репутации перестают кого-либо заботить.
Но мы отвлеклись. Итак, машина производства репутаций всегда несет некие ценности, которые важны для организаторов, и поэтому репутационную роль играет все, в том числе название.
Поэтому в свете письма Татьяны Успенской название «Большая сказка имени Успенского» звучит возмутительно, если не отвратительно. Заметим, не «имени крокодила Гены» или «имени Чебурашки», а «Успенского». То есть, противники переименования демонстрируют известное лукавство: тексты отдельны от автора, но в нейминге давайте все же упомянем именно автора как личность. Но ведь получается, что и репутация автора неотделима от репутации премии, и тогда выходит, что репутация домашнего насильника нисколько не смущает организаторов, раз уж они готовы вывести его имя в названии машины производства репутаций в детской литературе. Что разочаровывает.
Ну а тех, кто сомневается в принципе в мотивациях Татьяны, отсылаю к этому монологу, тут все вполне ясно изложено: https://bit.ly/3d8YcPB
Закончилось время, когда можно было говорить «Ну да, он насильник, зато какие книги классные», и это хорошо.
Посылка 1. Действительно, структуралисты отделили биографические факты автора от текстов автора. Автор стал комплексной фигурой производства текста, которая включает не только собственно живого автора – грубо говоря, мозг и ручки, набирающие текст – но и языковой, социально-экономический контекст эпохи, эволюцию языковых средств и т.д. Но – при всем при этом автор-человек никуда не делся. И по-прежнему трудно отделить от интерпретации текстов Достоевского то, что Достоевский был антисемитом (а для некоторых произведений, например, «Бесов», это и вовсе невозможно), как и антисемитизм Селина от текстов Селина. «Смерть автора» не означает, что биография автора в принципе не важна – тексты же не из воздуха появляются, правильно? – это лишь означает, что помимо фактов биографии нас интересуют и другие источники влияния на текст.
То есть, мы можем рассматривать «Триумф воли» Рифеншталь как грандиозное кинополотно и шедевр операторской работы, но все-таки в первую очередь это – пропагандистское кино, на которое режиссер выбивала деньги, организовывала съемки, пользовалась партийной поддержкой и пр. Текст свободен для читательской интерпретации, но неотделим от авторской фигуры – по крайней мере, до того момента, когда нейросети научатся генерировать из всего корпуса языка самостоятельные (не пересборку заимствованных, а именно самостоятельные) тексты.
Посылка 2. И все же это все не имеет отношения к собственно премии. Премия – не литературное произведение, и использовать в обсуждении премий филологический аппарат как минимум странно. Потому что премия, даже литературная, прежде всего – машина производства и воспроизводства репутаций. Сколько бы не говорили о том, что премии не важны, они не так интересны и так далее, люди по-прежнему следят за премией «Оскар» и за «Большой книгой», потому что конвейер производства репутаций при ярком ритуале являет собой красивое шоу появления репутаций. И то, что в последнее время все меньше людей интересуются премиями, только показывает, что внешне присвоенные иерархическими институциями репутации перестают кого-либо заботить.
Но мы отвлеклись. Итак, машина производства репутаций всегда несет некие ценности, которые важны для организаторов, и поэтому репутационную роль играет все, в том числе название.
Поэтому в свете письма Татьяны Успенской название «Большая сказка имени Успенского» звучит возмутительно, если не отвратительно. Заметим, не «имени крокодила Гены» или «имени Чебурашки», а «Успенского». То есть, противники переименования демонстрируют известное лукавство: тексты отдельны от автора, но в нейминге давайте все же упомянем именно автора как личность. Но ведь получается, что и репутация автора неотделима от репутации премии, и тогда выходит, что репутация домашнего насильника нисколько не смущает организаторов, раз уж они готовы вывести его имя в названии машины производства репутаций в детской литературе. Что разочаровывает.
Ну а тех, кто сомневается в принципе в мотивациях Татьяны, отсылаю к этому монологу, тут все вполне ясно изложено: https://bit.ly/3d8YcPB
Закончилось время, когда можно было говорить «Ну да, он насильник, зато какие книги классные», и это хорошо.