🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" (каждый понедельник) -
ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества:
По мере ужесточения конфликта в Закавказье появляется всё больше свидетельств вовлечённости в него Турции: многочисленные факты участия на стороне армии Азербайджана турецких советников, поставок вооружения и боеприпасов, присутствия в Баку высокопоставленных военных из Анкары и, наконец, вербовки исламистов-боевиков для наёмнических операций почти не встречают опровержений. О турецком «следе» открыто говорят в Париже и Вашингтоне – и ситуация становится всё более острой, особенно учитывая учащающиеся атаки сторон на гражданские объекты. Мне очень хотелось бы ошибиться, но полномасштабный международный конфликт вскоре станет реальностью, а рассуждения о том, что одной из воюющих сторон является пресловутая «Нагорно-Карабахская республика», могут уйти в прошлое. Это требует серьёзной коррекции российской внешней политики (которая пока материализуется лишь в досужих обсуждениях отставки С.Лаврова), что при нынешнем курсе Кремля представляется достаточно маловероятным.
Турция уже давно примеряет на себя образ главной региональной державы, и, вероятно, даже лидера всего исламского мира. Она с 1974 года контролирует непризнанную Республику Северного Кипра, имеет явные интересы в Иракском Курдистане, Сирии и Ливии, заявляя свою особую миссию в отношении многих постсоветских стран. Применительно к Азербайджану мы уже слышали слова чуть ли не об «одном народе и двух государствах», в ряде стран Центральной Азии турецкое влияние устойчиво растёт, а заявление Р.Эрдогана о непризнании им российской «аннексии» Крыма и поддержке крымско-татарского населения выглядит прямым вызовом Москве.
С начала 1990-х в России привыкли говорить о своих соседях как о частях единого «постсоветского пространства». У Турции появляется схожая привычка – и она не слишком отличается от нашей. Как Российская Федерация, так и Турецкая Республика являются наследницами СССР и Османской империи: формально других государств, с которыми нынешние власти в Москве и Анкаре активно выстраивают исторические и идеологические преемственности. Участие в конфликтах в регионах бывшего доминирования, обосновываемое присутствием соотечественников, культурной близостью и даже религиозной идентичностью, стало «визитной карточкой» как российской, так и турецкой политики задолго до того, как начало осмысливаться экспертами. И это не вызвало бы таких проблем, с которыми мы можем столкнуться в ближайшем будущем, если бы многие территории – от Бессарабии и Крыма до Азова, Карса и Сухума – не были в разное время владениями обеих империй. Ситуация обостряется сейчас не только из-за сходства политического лидерства в России и Турции и из-за их геополитического соперничества, но по причине отношения обеих стран к своему «ближнему зарубежью» как к территории «пониженной политической субъектности».
Я пошёл бы ещё дальше и сказал, что схожее отношение к ближайшим соседям в последнее время стало характеризовать и Европейский Союз: собственно, объявление политики «восточного партнёрства» усилиями Швеции и Польши стало подобной заявкой (хотя ЕС оказался не готов к решительным действиям в поддержку своих «партнёров» ни в 2014 году в отношении Украины, ни в 2020-м в отношении Белоруссии). Однако в общем и целом идея «near-abroad» превращается, на мой взгляд, в доминирующий концепт в сознании политиков в Анкаре, Москве и отчасти в Брюсселе.
Война в Закавказье – очередная страшная человеческая трагедия, причиной которой являются постимперские идеологемы бывших великих держав. Это первый конфликт, в котором они могут реально принести свои сегодняшние интересы в жертву историческим реминисценциям. И такие конфликты не прекратятся, пока за небольшими соседями крупных держав не будут признаны равные права на суверенитет и самоопределение.
ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества:
По мере ужесточения конфликта в Закавказье появляется всё больше свидетельств вовлечённости в него Турции: многочисленные факты участия на стороне армии Азербайджана турецких советников, поставок вооружения и боеприпасов, присутствия в Баку высокопоставленных военных из Анкары и, наконец, вербовки исламистов-боевиков для наёмнических операций почти не встречают опровержений. О турецком «следе» открыто говорят в Париже и Вашингтоне – и ситуация становится всё более острой, особенно учитывая учащающиеся атаки сторон на гражданские объекты. Мне очень хотелось бы ошибиться, но полномасштабный международный конфликт вскоре станет реальностью, а рассуждения о том, что одной из воюющих сторон является пресловутая «Нагорно-Карабахская республика», могут уйти в прошлое. Это требует серьёзной коррекции российской внешней политики (которая пока материализуется лишь в досужих обсуждениях отставки С.Лаврова), что при нынешнем курсе Кремля представляется достаточно маловероятным.
Турция уже давно примеряет на себя образ главной региональной державы, и, вероятно, даже лидера всего исламского мира. Она с 1974 года контролирует непризнанную Республику Северного Кипра, имеет явные интересы в Иракском Курдистане, Сирии и Ливии, заявляя свою особую миссию в отношении многих постсоветских стран. Применительно к Азербайджану мы уже слышали слова чуть ли не об «одном народе и двух государствах», в ряде стран Центральной Азии турецкое влияние устойчиво растёт, а заявление Р.Эрдогана о непризнании им российской «аннексии» Крыма и поддержке крымско-татарского населения выглядит прямым вызовом Москве.
С начала 1990-х в России привыкли говорить о своих соседях как о частях единого «постсоветского пространства». У Турции появляется схожая привычка – и она не слишком отличается от нашей. Как Российская Федерация, так и Турецкая Республика являются наследницами СССР и Османской империи: формально других государств, с которыми нынешние власти в Москве и Анкаре активно выстраивают исторические и идеологические преемственности. Участие в конфликтах в регионах бывшего доминирования, обосновываемое присутствием соотечественников, культурной близостью и даже религиозной идентичностью, стало «визитной карточкой» как российской, так и турецкой политики задолго до того, как начало осмысливаться экспертами. И это не вызвало бы таких проблем, с которыми мы можем столкнуться в ближайшем будущем, если бы многие территории – от Бессарабии и Крыма до Азова, Карса и Сухума – не были в разное время владениями обеих империй. Ситуация обостряется сейчас не только из-за сходства политического лидерства в России и Турции и из-за их геополитического соперничества, но по причине отношения обеих стран к своему «ближнему зарубежью» как к территории «пониженной политической субъектности».
Я пошёл бы ещё дальше и сказал, что схожее отношение к ближайшим соседям в последнее время стало характеризовать и Европейский Союз: собственно, объявление политики «восточного партнёрства» усилиями Швеции и Польши стало подобной заявкой (хотя ЕС оказался не готов к решительным действиям в поддержку своих «партнёров» ни в 2014 году в отношении Украины, ни в 2020-м в отношении Белоруссии). Однако в общем и целом идея «near-abroad» превращается, на мой взгляд, в доминирующий концепт в сознании политиков в Анкаре, Москве и отчасти в Брюсселе.
Война в Закавказье – очередная страшная человеческая трагедия, причиной которой являются постимперские идеологемы бывших великих держав. Это первый конфликт, в котором они могут реально принести свои сегодняшние интересы в жертву историческим реминисценциям. И такие конфликты не прекратятся, пока за небольшими соседями крупных держав не будут признаны равные права на суверенитет и самоопределение.