Очень информативное интервью польского историка Иеронима Грала с Лукашем Адамским, показывающее выраженную преемственность во внешней политике Москвы на протяжении веков:
«Сейчас в системе Путина это явление известно как «вертикаль власти». Оно прекрасно может быть проиллюстрировано убеждениями русских элит еще в начале XVII века – я имею в виду знаменитую дискуссию между боярином Головиным и нашим Маскевичем[18]. Московский кавалерийский капитан Головин, у которого был брат в Польше и который читал польские книги, либеральный и просвещенный магнат говорил польскому дворянину: «Для вас приятна ваша свобода, для нас — наша кабала». о ином понимании механизма монархии и государства». «Либо есть власти и демократические регуляторы, как у нас, либо – как в царском самодержавии – единственным источником и гарантом всех законов является монарх. Все служат монарху и боярин, и крестьянин». ...Итак, это рабство на самом деле является свободой, потому что оно делает нас равными перед величием правителя. Конечно, это извилистое рассуждение, но это континуум, видимый с 16-го века до наших дней».
«Это непонимание правосубъектности государства. Скорее, концепция государства как собственности монарха.
- Государство в этот момент не было юридическим лицом и не гарантом выполнения договора – гарантом был монарх. Проблемы были и с ратификацией, как вы прекрасно помните, фактически даже с ратификацией таких фундаментальных актов, как Договор о вечном мире. Для Московии, действия монарха как раз и были бы ратификацией. И снова столкновение двух миров. Король был всем, а Сейм — ничем».
«Хорошо, тогда я буду играть роль адвоката дьявола. В Западной Европе в XVI и XVII веках тоже творились ужасные вещи. Швеция и сегодня, вопреки постановлениям мирного договора 1660 года, не вернула польских культурных ценностей, захваченных во время Потопа.
-Это правда, но есть важный поворотный момент. Ужасные истории о зверствах 16-го века, должно быть, вызвали меньший резонанс, чем истории 17-го и 18-го веков, потому что Европа в более ранний период тоже не была такой уж сладкой и светлой. Новгородская резня, известная в Европе, качественно не отличалась ни от Варфоломеевской резни, ни от разграбления Антверпена, не так ли? Но для Европы определенным важным поворотным моментом, несомненно, стала Тридцатилетняя война, которая по-прежнему была жестокой. Просто подумайте о резне и разграблении Магдебурга.[56] По-прежнему жестокой, но ее кульминацией стал Вестфальский мир, который, по сути, юридически урегулировал характер войны – природу конфликтов в Европе. И с тех пор, хотя в Европе продолжались войны, у нас больше не стало сообщений о таких массовых зверствах и преступлениях. С этим было покончено. Оставались отдельные случаи, о которых говорили и писали и наказывали. В Восточной Европе это продолжалось немного дольше – например, казачьи войны были изобилуют зверствами с обеих сторон. Битвы при Батохе[57], Ставище[58] и Полонне[59] и т. д., но это было другое. Норма еще не была установлена».
«Виленский Сакко[63] был чем-то, пароксизмом этих… московских зверств, которые, кстати, и сегодня россияне не признают, как не признают они и Мстиславскую резню, которая, должно быть, была ужасной.Весть об этом была ужасная. Все об этом слышали, и сегодня мы имеем совершенно феноменальную реакцию со стороны российских историков.Не так давно наш общий знакомый писал, что это была естественная реакция армии на решение крепости не сдаваться».
http://www.arei-journal.pl/articles/display/75
