Репост из: Уроки истории с Тамарой Эйдельман
КАКОВО ЭТО – БИТЬСЯ ГОЛОВОЙ О СТЕНУ?
Теоретически всю историю нашей страны за последние несколько веков можно показать, как череду неудавшихся реформ.
Вот Дмитрий Михайлович Голицын в 1730 году предлагает опешившим членам Верховного тайного совета «Себе полегчить» - и показывает им список «кондиций» - тех условий, на которых они пригласят на царство племянницу Петра I Анну Иоанновну. Были бы приняты кондиции, и самодержавие в Росси оказалось ограничено аж в XVIII веке – пусть только аристократией, пусть лишь немного – но это был бы первый великий шаг вперед.
Вот Никита Иванович Панин поручает своему секретарю Денису Фонвизину, всем нам известному автору «Недоросля», составить проект будущей конституции, и хочет не то свергнуть Екатерину II, не то просто надеется на будущее вступление на престол Павла I – и опять ничего не происходит.
Вот Александр I, в молодости пылко мечтавший о преобразованиях, чуть ли не о республике, - делает несколько попыток провести реформы, то приближает к себе реформаторов, то удаляет их – и опять ничего, ничего, ничего.
Вот Николай I, который прекрасно понимает, что крепостное право – это зло, и даже говорит об этом, но при этом не хочет спешить, и не хочет порождать конфликты, да и вообще, может это и плохо, но в целом-то все вроде бы в России хорошо…
Вот Александр II, который уже, в отличие от отца, хорошо видит, что в России все не так уж хорошо, начинает «Великие реформы», а через двадцать лет оказывается узником в собственном дворце, затравленным террористами. Подписывает проект Лорис-Меликова, который, конечно, не был «конституцией», как его часто называют, но опять же мог бы стать шагом вперед – большим, существенным шагом вперед. Вот только через несколько часов после того, как царь поставил свою подпись, очередная бомба народовольцев все-таки достанет его, и человек, освободивший крестьян, давший России самоуправление и суд присяжных, умрет, истекая кровью.
Как легко начать рассуждать о предопределении, о том, что в России «ничего невозможно», ничего нельзя сделать и никакие перемены невозможны. Ну, во-первых, если покопаться в русской истории, то можно найти и те перемены, которые достигли успеха – крестьян –то все-таки освободили, например. А во-вторых, кто сказал, что неудавшиеся реформы пропали зря? Что совсем ничего нельзя сделать?
Для меня всегда пример – история Павла Дмитриевича Киселева, человека, который был близок к декабристам, явно разделял многие их идеи, но, в отличие от них, в Сибирь не пошел, сделал карьеру, дослужился аж до министра, написал проект освобождения крестьян… Проект этот правда был искорежен и практически уничтожен бюрократией, попытки Киселева улучшить положение государственных крестьян особым успехом не увенчались, а проведенные им меры по облегчению жизни крепостных крестьян были очень и очень ограниченными. Вот яркий пример неудачных реформ?
Да, наверное, хотя все-таки это реформы-то были. А главное – у графа Киселева были два племянника: Николай Милютин, один из главных людей, готовивших освобождение крестьян, и Дмитрий Милютин, реформатор российской армии, отменивший рекрутский набор. И когда я думаю про эту ниточку, протянувшуюся от неудавшихся действий декабристов к не очень удачным действиям Киселева и дальше, к Великим реформам 60-х годов, то на душе становится теплее.
Можно, конечно, возразить, что это не слишком большое утешение. Ну что же, какое есть. Как сказал один очень уважаемый мной человек после второго суда над Ходорковским: «А мы все равно останемся в России и будем дальше биться головой о стену».
Вот о тех, кто в былые времена «бился головой о стену» мы поговорим в очередном выпуске «Уроков истории с Тамарой Эйдельман».
Теоретически всю историю нашей страны за последние несколько веков можно показать, как череду неудавшихся реформ.
Вот Дмитрий Михайлович Голицын в 1730 году предлагает опешившим членам Верховного тайного совета «Себе полегчить» - и показывает им список «кондиций» - тех условий, на которых они пригласят на царство племянницу Петра I Анну Иоанновну. Были бы приняты кондиции, и самодержавие в Росси оказалось ограничено аж в XVIII веке – пусть только аристократией, пусть лишь немного – но это был бы первый великий шаг вперед.
Вот Никита Иванович Панин поручает своему секретарю Денису Фонвизину, всем нам известному автору «Недоросля», составить проект будущей конституции, и хочет не то свергнуть Екатерину II, не то просто надеется на будущее вступление на престол Павла I – и опять ничего не происходит.
Вот Александр I, в молодости пылко мечтавший о преобразованиях, чуть ли не о республике, - делает несколько попыток провести реформы, то приближает к себе реформаторов, то удаляет их – и опять ничего, ничего, ничего.
Вот Николай I, который прекрасно понимает, что крепостное право – это зло, и даже говорит об этом, но при этом не хочет спешить, и не хочет порождать конфликты, да и вообще, может это и плохо, но в целом-то все вроде бы в России хорошо…
Вот Александр II, который уже, в отличие от отца, хорошо видит, что в России все не так уж хорошо, начинает «Великие реформы», а через двадцать лет оказывается узником в собственном дворце, затравленным террористами. Подписывает проект Лорис-Меликова, который, конечно, не был «конституцией», как его часто называют, но опять же мог бы стать шагом вперед – большим, существенным шагом вперед. Вот только через несколько часов после того, как царь поставил свою подпись, очередная бомба народовольцев все-таки достанет его, и человек, освободивший крестьян, давший России самоуправление и суд присяжных, умрет, истекая кровью.
Как легко начать рассуждать о предопределении, о том, что в России «ничего невозможно», ничего нельзя сделать и никакие перемены невозможны. Ну, во-первых, если покопаться в русской истории, то можно найти и те перемены, которые достигли успеха – крестьян –то все-таки освободили, например. А во-вторых, кто сказал, что неудавшиеся реформы пропали зря? Что совсем ничего нельзя сделать?
Для меня всегда пример – история Павла Дмитриевича Киселева, человека, который был близок к декабристам, явно разделял многие их идеи, но, в отличие от них, в Сибирь не пошел, сделал карьеру, дослужился аж до министра, написал проект освобождения крестьян… Проект этот правда был искорежен и практически уничтожен бюрократией, попытки Киселева улучшить положение государственных крестьян особым успехом не увенчались, а проведенные им меры по облегчению жизни крепостных крестьян были очень и очень ограниченными. Вот яркий пример неудачных реформ?
Да, наверное, хотя все-таки это реформы-то были. А главное – у графа Киселева были два племянника: Николай Милютин, один из главных людей, готовивших освобождение крестьян, и Дмитрий Милютин, реформатор российской армии, отменивший рекрутский набор. И когда я думаю про эту ниточку, протянувшуюся от неудавшихся действий декабристов к не очень удачным действиям Киселева и дальше, к Великим реформам 60-х годов, то на душе становится теплее.
Можно, конечно, возразить, что это не слишком большое утешение. Ну что же, какое есть. Как сказал один очень уважаемый мной человек после второго суда над Ходорковским: «А мы все равно останемся в России и будем дальше биться головой о стену».
Вот о тех, кто в былые времена «бился головой о стену» мы поговорим в очередном выпуске «Уроков истории с Тамарой Эйдельман».