В Кымганских горах есть скала, которую местные считают похожей на слона. Полагаю, эта иллюзия зиждется на том, что в КНДР слонов никогда не было, а потому представления об их внешнем виде вполне могут быть основаны как раз на форме пресловутой скалы.
Ладно, в самом деле, так я лишь пытаюсь оправдать позорный факт: из всей компании слона не увидел лишь я. Прошла добрая четверть часа, я всё стоял на месте и усердно силился разглядеть очертания слона.
– Вон глаз, видишь? Ухо и хобот, смотри! Видишь? – ежеминутно подходил кто-нибудь и пытал меня, отвлекая от созерцания.
– Там, вон там! – люди вытягивали в сторону скалы руки с оттопыренными указательными пальцами.
Глаза мои норовили выскочить из орбит, я даже вспомнил развлечение из детства – стереокартинки. У меня была целая книжка таких картинок, если по-особому на них посмотреть, то на одной возникал паровоз, на другой – ракета, на третьей – зонтик... Слона на скале не возникало, хоть убей.
И тут я припомнил занятную штуку.
На одном из этапов большого пути я жил в деревне. Это была не дача, я обитал там круглый год. Деревня была хоть и подмосковная, но настоящая: все друг друга более-менее знали.
Так вот, был там у нас один сумасшедший дед, который строил у себя на участке слона из бетона, строил уже много лет. Нельзя сказать, чтобы дело спорилось: в наличии была лишь одна нога. По мнению деда, надо думать, слон всегда считался зверем большим исключительно из-за длины конечностей. Бетонная нога крайней уродливости уже возвышалась метра на три над делянкой, а скульптор раз в пару лет нет-нет да и прибавлял к ней сантиметров тридцать.
– Ногу почти закончил, – любил он говаривать о работе своей жизни.
На тот момент ему уже было за сто, он успел повоевать и в Финскую, и во Вторую Мировую. Слона, по его словам, он задумал, когда в 1977 году шурин перед смертью от асбестоза подарил ему ворованный мешок цемента.
В деревне к слону устраивались экскурсии. Дед собирал ребятишек – и торжественно вёл их за собой по улицам, рассказывая вперемежку истории о слонах, о финнах и о нелёгких буднях вольного скульптора. Мы это дело любили, поскольку каждый раз почему-то допускали мысль, что сооружение могло продвинуться вперёд как-то радикально: например, добавилась вторая нога. Этого никогда не происходило – и мы в десятый раз рассматривали корявый серый столб.
В нём не было ровным счётом ничего хорошего. Увидь его любой посторонний, возник бы вопрос, на кой чёрт кто-то оштукатурил ствол дерева.
Но знаете... для нас тогда это был слон.
Я прищурился. Скалу просто так воспринимать уже не получалось. Весёлое и умное лицо слона с длинным хоботом было видно так явственно, что не верилось в слепоту прошлых минут.
С озера Самир налетел порывистый ветер; кусты качнулись. Слон подмигнул мне.
Ладно, в самом деле, так я лишь пытаюсь оправдать позорный факт: из всей компании слона не увидел лишь я. Прошла добрая четверть часа, я всё стоял на месте и усердно силился разглядеть очертания слона.
– Вон глаз, видишь? Ухо и хобот, смотри! Видишь? – ежеминутно подходил кто-нибудь и пытал меня, отвлекая от созерцания.
– Там, вон там! – люди вытягивали в сторону скалы руки с оттопыренными указательными пальцами.
Глаза мои норовили выскочить из орбит, я даже вспомнил развлечение из детства – стереокартинки. У меня была целая книжка таких картинок, если по-особому на них посмотреть, то на одной возникал паровоз, на другой – ракета, на третьей – зонтик... Слона на скале не возникало, хоть убей.
И тут я припомнил занятную штуку.
На одном из этапов большого пути я жил в деревне. Это была не дача, я обитал там круглый год. Деревня была хоть и подмосковная, но настоящая: все друг друга более-менее знали.
Так вот, был там у нас один сумасшедший дед, который строил у себя на участке слона из бетона, строил уже много лет. Нельзя сказать, чтобы дело спорилось: в наличии была лишь одна нога. По мнению деда, надо думать, слон всегда считался зверем большим исключительно из-за длины конечностей. Бетонная нога крайней уродливости уже возвышалась метра на три над делянкой, а скульптор раз в пару лет нет-нет да и прибавлял к ней сантиметров тридцать.
– Ногу почти закончил, – любил он говаривать о работе своей жизни.
На тот момент ему уже было за сто, он успел повоевать и в Финскую, и во Вторую Мировую. Слона, по его словам, он задумал, когда в 1977 году шурин перед смертью от асбестоза подарил ему ворованный мешок цемента.
В деревне к слону устраивались экскурсии. Дед собирал ребятишек – и торжественно вёл их за собой по улицам, рассказывая вперемежку истории о слонах, о финнах и о нелёгких буднях вольного скульптора. Мы это дело любили, поскольку каждый раз почему-то допускали мысль, что сооружение могло продвинуться вперёд как-то радикально: например, добавилась вторая нога. Этого никогда не происходило – и мы в десятый раз рассматривали корявый серый столб.
В нём не было ровным счётом ничего хорошего. Увидь его любой посторонний, возник бы вопрос, на кой чёрт кто-то оштукатурил ствол дерева.
Но знаете... для нас тогда это был слон.
Я прищурился. Скалу просто так воспринимать уже не получалось. Весёлое и умное лицо слона с длинным хоботом было видно так явственно, что не верилось в слепоту прошлых минут.
С озера Самир налетел порывистый ветер; кусты качнулись. Слон подмигнул мне.