В комнате идут часы.
За комнатой идёт дождь.
В комнате — ритм, за комнатой — джаз. Ты спишь, но и не спишь и, пожалуй, именно поэтому ты одновременно в комнате и за комнатой. Дыхание — ровное и рваное, сон — целебный и вязкий, явь — существующая и иллюзорная. Будто каждую ночь тебя спрашивают, кого ты больше любишь — маму или папу? Будто каждую ночь тебе доказывают, что ты никого не любишь.
Так посреди тёплой пустой зимы, накануне большого предписанного веселья можно сойти с ума — впрочем, пока только понарошку, не в полную силу, только попробовать краешком языка (на кончике языка красная слезоточивая язвочка) горькую микстуру от благоденствия.
И пусть утром будет тусклое северное солнце, и большая ночная вода подмёрзнет хрусткой корочкой, которую так приятно взламывать первыми медленными шагами (как крем-брюле — десертной ложечкой), и ближе к вечеру ледяной ветер нагонит снежных туч, но в этом городе всё длится не так долго, как могло, и повторяется чаще, чем должно, поэтому вновь и вновь будет ночь, и в комнате будут идти часы, и за комнатой будет идти дождь.
И ты будешь одновременно в комнате и за комнатой, будешь маяться и ворочаться, потому что в такие ночи неизбежно путаешь судороги, что мучают тебя снаружи, с теми, что пытают изнутри.
За комнатой идёт дождь.
В комнате — ритм, за комнатой — джаз. Ты спишь, но и не спишь и, пожалуй, именно поэтому ты одновременно в комнате и за комнатой. Дыхание — ровное и рваное, сон — целебный и вязкий, явь — существующая и иллюзорная. Будто каждую ночь тебя спрашивают, кого ты больше любишь — маму или папу? Будто каждую ночь тебе доказывают, что ты никого не любишь.
Так посреди тёплой пустой зимы, накануне большого предписанного веселья можно сойти с ума — впрочем, пока только понарошку, не в полную силу, только попробовать краешком языка (на кончике языка красная слезоточивая язвочка) горькую микстуру от благоденствия.
И пусть утром будет тусклое северное солнце, и большая ночная вода подмёрзнет хрусткой корочкой, которую так приятно взламывать первыми медленными шагами (как крем-брюле — десертной ложечкой), и ближе к вечеру ледяной ветер нагонит снежных туч, но в этом городе всё длится не так долго, как могло, и повторяется чаще, чем должно, поэтому вновь и вновь будет ночь, и в комнате будут идти часы, и за комнатой будет идти дождь.
И ты будешь одновременно в комнате и за комнатой, будешь маяться и ворочаться, потому что в такие ночи неизбежно путаешь судороги, что мучают тебя снаружи, с теми, что пытают изнутри.