PS Lab - Лаборатория публичной социологии

ЭВОЛЮЦИЯ КРЕМЛЯ: РАДИКАЛЬНЫЙ ЦИНИЗМ

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

В предыдущем посте мы писали о том, какой вклад «Болотные» протесты внесли в преодоление деполитизации в российском обществе. Но важны эти протесты еще и потому, что именно в ответ на них российские власти начали превращаться из технократов в консервативных радикалов. Этот процесс можно было бы тоже рассмотреть в опоре на теорию Слотердайка, о которой мы коротко рассказывали постом выше, а точнее – на его анализ фашизма.

С точки зрения Слотердайка, отношения между фашизмом и цинизмом достаточно сложны. Фашизм, с одной стороны, позволяет людям перестать сдерживать себя и дать волю чувствам, ранее скованным броней цинизма. С другой стороны, фашизм сам по себе – это культ голой, неприкрытой силы, воплощение цинизма, потому что он доводит до логического завершения формулу «сила порождает право».

Здесь нетрудно увидеть пересечения как с российской пропагандой, так и с общественными настроениями. К примеру, и российское государство, и часть российского общества видят в международном праве лишь обман, ширму для агрессивных амбиций Запада. Но это разоблачение Запада, это «срывание покровов» не сопровождается попыткой предложить альтернативу этому закону джунглей. Напротив, и Кремль, и значительная часть общества считают политику насилия неустранимой и неизбежной и уверены, что Россия должна вписаться в этот порядок, сама продемонстрировав способность к еще большему насилию. Именно оно в итоге даст России «право» наряду с другими великими державами вершить судьбы мира.

Давайте вспомним «фактологический» стиль протестной политизации 2011-12 годов, в рамках которого протестующие убеждались в несправедливости власти, смотря видео вбросов на выборах или антикоррупционные расследования. Точно так же, как протестующие считали фальсификации или коррупцию неоспоримыми фактами, консервативная часть общества, вслед за Кремлем, считают неоспоримыми фактами насилие, обман и манипуляции! «Разве можно себе представить политику без манипуляций и насилия», — как будто спрашивает Кремль и навязывает такое видение политики части российского общества. Согласно этой логике, единственный непреложный факт, разоблачающий пустую риторику международных отношений, — это сила российской армии и ядерного оружия.

Но если путь протестующих привел их к преодолению цинизма, то путь власти скорее зафиксировал его в новой форме, которой и является культ силы. Что это означает на уровне объективных общественных процессов, лишь предстоит установить с помощью эмпирических исследований, но аналогии не сулят ничего хорошего.

РОССИЙСКИЙ ОБЫВАТЕЛЬ 2010-Х: ОТ ЦИНИКА К ПРОТЕСТУЮЩЕМУ?

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

Когда-то наша Лаборатория называлась «Коллективом исследователей политизации». Со времен протестов 2011-12 годов политизация казалась нам самым важным процессом, происходящим в российском обществе. Наследием 1990-х и 2000-х стала деполитизация – отрицание политики, недоверие к политическим фигурам, лозунгам и институтам. В 2010-х годах морок деполитизации стал рассеиваться, и на ее месте возникло доверие – если не к политике как таковой, то хотя бы к эмоционально заряженному опыту совместного действия, которым стали «Болотные» протесты. Несмотря на небольшую численность в масштабах страны и умеренные требования, они поделили российскую политику на «до» и «после».

Книга Натальи Рудаковой «Losing Pravda: ethics and the press in post-truth Russia» (название отсылает и к советской газете «Правда», и к популярному современному термину «постправда») посвящена истории постсоветской российской журналистики, но фактически является историей деполитизации и ее преодоления. Взамен «деполитизации» Рудакова использует термин «цинизм». Она утверждает, что российское общество после 1991 года оказалось насквозь пропитано цинизмом, и ссылается на книгу немецкого философа Питера Слотердайка «Критика цинического разума». В ней Слотердайк подверг цинизм не только абстрактно-философскому, но и конкретно-историческому анализу, утверждая, что именно он являлся определяющим качеством эпохи Веймарской республики в Германии. Циник того времени испытывал «тошноту к политике» и примерял на себя роль холодного реалиста, за любыми лозунгами видящего частные интересы. Так же рассуждает современный российский циник! Параллель между постсоветской Россией и Веймарской республикой обретает новое звучание: эти общества схожи не только чувствами катастрофы, унижения и фрустрации, – одним словом, травмой, – но и повсеместным цинизмом как реакцией на нее.

Рудакова показывает, как протестующие в 2011-12 годах постепенно преодолевали недоверие к политике и снимали с себя броню цинизма. Это проявлялось в особом «документалистском» стиле протестов, сосредоточенных не столько на лозунгах, сколько на фактах и их репрезентации, – например, видео вбросов на выборах или антикоррупционных расследованиях. Даже политическое искусство стало «фактичным»: так, в постановках «Театра.док» вымысел уступил место монологам реальных людей, которые зачитывали актеры. В тумане цинизма факты стали надежным средством навигации, а вскоре сам туман стал рассеиваться. Но установки прошлой эпохи все еще довлели над протестующими, заставляя их опасаться излишней серьезности: фраза «извините за пафос» стала чуть ли не обязательной для любого выступающего и пишущего оппозиционера в тот период.

А что случилось потом? Рудакова не ставит этот вопрос, но мы знаем, что режим ответил на протесты репрессиями и собственной попыткой внушить населению консервативную идеологию. У нее, впрочем, был сильный привкус прошлой, деполитизированной эпохи, ведь консерватизм как таковой основан на недоверии к «абстрактным лозунгам» и возможности сознательных общественных изменений. Парадоксальным образом, Кремль перешел к эмоционально заряженной пропаганде, но вместе с тем стремился внушить обществу параноидальную подозрительность как к странам Запада, так и к происходящим внутри России общественным процессам, которые якобы этими странами инспирированы. Идеальным гражданином для Кремля был человек, погруженный в пропагандистскую медиа-повестку, но не предпринимающий никаких самостоятельных шагов, даже и лоялистского толка. Изменилось ли это с началом полномасштабного вторжения в Украину? Сделал ли Кремль шаг к тому, чтобы мобилизовать не только эмоции, но и действия? Есть ли риск фашизации России? На эти вопросы мы ищем ответы в наших текущих исследованиях.

ЧЕМ НЕДОВОЛЬНЫ ТЕ, НА КОГО РАССЧИТЫВАЕТ КРЕМЛЬ?

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

А рассказывали ли мы вам уже, что за последние полгода мы собрали редчайшие, по-настоящему уникальные данные в России? Например, не только интервью и фокус-группы (которые мы провели совместно с «Хрониками» и ExtremeScan) про восприятие войны, а еще и этнографические наблюдения в трех российских регионах, в каждом из которых одна из наших исследовательниц провела по месяцу? Мы немножко закопались в этих данных, но до лета обещаем вам новый аналитический отчет!

Тем временем мы делимся предварительными результатами анализа этих данных. Одна из интересующих нас тем – это повседневная критика россиянами внутриполитической ситуации, сложившейся в стране. Согласно расхожему стереотипу, отсутствие протестов против войны в России – следствие покладистости российского общества (или, наоборот, его воинственности). Рабская душа, в общем, у россиян, ну, вы знаете. В действительности мы видим, что не готовые к открытому протесту россияне довольно критичны – и по отношению к войне, и по отношению к текущему политическому курсу. О том, какая это критика – в наших недавних аналитических материалах.

Во-первых, люди продолжают быть недовольны многими аспектами войны. Социологический интерес представляет обнаруженный нами парадокс: даже и те, кто искренне собирались голосовать за Путина на выборах, рассчитывают на то, что он должен закончить «специальную военную операцию» как можно скорее. Здесь наши наблюдения совпадают с выводами наших коллег-количественников: за месяцы, предшествовавшие выборам, рекордно выросло число людей, желающих, чтобы Россия закончила войну на любых условиях.

Во-вторых, часть адресатов новой экономической политики Кремля – наемные работники и средний класс, занятые в промышленности и получающие льготы, критикуют экономическую ситуацию как в своей жизни, так и в стране в целом. Они отмечают отдельные успехи в разных секторах экономики, но считают, что экономические проблемы, связанные с инфляцией и условиями труда, являются всеобщими и усугубляются. Многие из них полагают, что война усугубляет разрыв между обществом и государством. Не понимая смысла войны, они не считают ее своей, народной, а ведущее ее государство – своим представителем.

В-третьих, многие родственники военных видят в новом милитаристском курсе российского государства угрозу для своих семей. А это угроза весомее, чем любые выплаты и компенсации. Проект семьи и «традиционных ценностей» в России сегодня – это территория частной жизни, куда Кремль пытается выдавить людей из политики и гражданского общества. Но кровопролитная война и угроза новых волн мобилизации ставит под вопрос благополучие и сами семьи.

Какой вывод можно сделать? Кремль в своем стремлении перестроить общество под собственный контрреволюционный консервативный проект пока что не достиг однозначных успехов. Те люди и группы, которые, по видению Кремля, должны стать его социальной базой – избиратели Путина, рабочие и средний класс, занятые в промышленности и получающие льготы, наконец, семьи военных – являются также источником социального недовольства, пусть они пока и не готовы выражать его открыто.

МЫ ПОЛУЧИЛИ СТАТУС ИНОАГЕНТОВ – ЧТО ЭТО ОЗНАЧАЕТ?

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

Как указывает «плашка» выше, теперь и мы пополнили ряды «иностранных агентов». Это случилось в прошедшую пятницу, прямо в разгар теракта в Москве. Согласно Минюсту, мы: (1) распространяли недостоверную информации о принимаемых органами публичной власти Российской Федерации решениях и проводимой ими политике, (2) участвовали в создании и распространении для неограниченного круга лиц сообщений и материалов иностранных агентов, (3) выступали против «специальной военной операции» в Украине, (4) выступали на информационных площадках других иноагентов.

Мы занимаемся социологическим анализом российского и украинского общества и политики уже более десяти лет, но в последние два года мы стали активно распространять результаты своих исследований за пределами академии. Во времена кризисов и войн мы старались дать перспективу «снизу», рассказать о том, что переживают обычные люди, почему они действуют тем или иным образом и как это можно изменить. Мы описывали российское общество критически, но одновременно с симпатией к обычным людям — и поэтому получали обвинения как в «прозападности», так и «пророссийскости» одновременно. Наш анализ завоевал доверие у читателей с самыми разными, порой противоположными взглядами. Но российское государство пугает независимый, честный научный анализ российского общества. Препятствия нашей работе – тому подтверждение.

Мы считаем закон об иноагентах политически мотивированной и репрессивной мерой. Этот закон, особенно после новых поправок, позволяет произвольно включать в реестр любого и используется для того, чтобы усложнить жизнь тех, кого государство считаем врагом.

Статус иноагента, разумеется, усложняет и нашу деятельность. Мы сталкиваемся с новыми для нас бюрократическими задачами, с необходимостью ставить плашку на наши публикации, нам будет сложнее вести полевую работу — не говоря уже об индивидуальных рисках для многих из нас. Но нам кажется важным продолжать использовать социальные науки для того, чтобы поддерживать публичную дискуссию – особенно сегодня. Поэтому мы будем продолжать делать то, чем мы занимались. Наш Телеграм-канал будет регулярно пополняться новыми материалами, наш сайт скоро заработает, а еще — мы готовим для вас целых два новых аналитических отчета.

Статус иноагента не превращает нас в экстремистскую или нежелательную организацию, сотрудничество с нами законно!

Распространенное опасение заключается в том, что за сотрудничество с иноагентом — например, репост — другого человека или организацию тоже могут признать иноагентом. Это не совсем так. Одного факта сотрудничества («иностранного влияния») не достаточно – для признания иноагентом этот человек или организация должны также осуществлять одну из перечисленных в законе видов деятельности. На текущий момент на практике не было ни одного случая, когда сотрудничество с иноагентом само по себе привело бы к включению в реестр.

Ставить плашку о статусе иноагента обязаны только зарегистрированные в России СМИ. Обычные пользователи соцсетей при упоминании нас не обязаны указывать наш статус иноагента.

В общем, для вас ничего не меняется. Для нас меняется многое, но мы справимся! Если вы хотите поддержать нас – рассказывайте о нас и о нашем канале своим друзьям и знакомым.

ЧТО ВЫ ХОТИТЕ ВИДЕТЬ НА ЭТОМ КАНАЛЕ?

Дорогие подписчики, мы снова пришли к вам с вопросами. Какое-то время назад мы уже спрашивали у вас, что бы вы хотели видеть в нашем Телеграм-канале. С тех пор многое изменилось: ситуация в стране, ваши предпочтения (?), и собственно состав нашей аудитории. Поэтому мы задаем этот вопрос еще раз. Если ваши предпочтения не отражены в предложенных нами вариантах – пожалуйста, напишите их в комментариях!

РАЗГОВОР О БУДУЩЕМ РОССИИ

Некоторое время назад мы и Рефорум попросили вас (и читателей Рефорума, соответственно) ответить на пару вопросов о том, как вы видите будущее, которое нужно для России. Мы хотели, с одной стороны, лучше понять взгляды нашей аудитории – а потом рассказать вам про вас же:), а, с другой стороны, вовлечь вас в этот важный разговор и поделиться собственными соображениями.

Для многих из вас, как и для подписчиков Рефорума, желаннее коренные преобразования в стране, чем только смена власти. При этом некоторые ограничились бы просто «нормальным президентом». Это значит, что наша аудитория, с одной стороны, нацелена на демонтаж путинизма как системы, а, с другой стороны, ценит политическую «нормальность» — например, наличие правого государства и/или либеральной демократии.

Выбор в пользу многопартийной системы (а не в пользу сильного ответственного правительства), казалось бы, очевиден. Нас даже можно было бы упрекнуть в использовании «формирующих» вопросов (что некоторые и сделали). Однако, самые разные исследования постсоветской политики, в том числе, выполненные на основе массовых опросов, говорят о том, что постсоветским людям, даже политически активным, могли быть чужды ценности либеральной демократии как таковой. Люди могли предпочитать «хорошую», как бы ее ни понимать, власть демократически избранной (отметим, что те или иные предпочтения людей - их полное право, мы не осуждаем!). В то же время наши исследования показывают, что требования демократизации могут выражать что-то еще: например, стремление к озвучиванию разнообразных социальных и региональных проблем, ведь многопартийный плюрализм должен заставить политиков в их конкуренции друг с другом обращать внимание на такие проблемы и говорить о них.

Значительная часть нашей активной аудитории здесь – это люди с антивоенными, антирежимными, либеральными или леволиберальным взглядами. Поэтому ответы на вопросы о необходимых изменениях в стране во многом отличаются от того, что мы слышим от наших аполитичных, часто оправдывающих войну информантов. Но кое-что объединяет наших информантов, вас, а также и нас – это сужение горизонтов планирования в последние годы. В случае (лево)либерально настроенных людей эта нехватка планирования будущего также объясняет тяготение к решительным и, возможно, быстрым переменам. Но возможны ли быстрые перемены?

Многие из вас нацелены на «системные» демократические преобразования. Но что скрывается за этим стремлением: радикальное неприятие сложившегося политического режима, либеральные предпочтения? А может нехватка будущего, когда хочется перемен быстрых и всех сразу? На самом деле, результаты этого не вполне серьезного опроса не столько дают ответы, сколько ставят серьезные вопросы – о том, какие группы могли бы стать мотором перемен (и каких перемен?) внутри и за пределами наших аудиторий. Что разные люди вкладывают в общеупотребительные формулы многопартийности, реформ, демократии? Для ответа на эти вопросы, нужны более подробные исследования и анализ.

НАВАЛЬНЫЙ ПОКАЗАЛ, ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ПОЛИТИКОМ

Алексей Навальный войдет в историю России не просто как борец с путинским режимом, а как демократический политик per se. Он показал обществу эволюцию, в ходе которой блогер и активист превращается в политика. И вовлекает в политику, демократическую, оппозиционную, радикальную, тех, кто прежде ее сторонился: представителей средних слоев, провинциальных бедняков, бюджетников, считавшихся «электоратом Путина».

Навальный стал известным политическим лидером во время протестов «за честные выборы» в 2011-12 годах. Эти протесты переросли в массовое оппозиционное движение. Навальный возглавил это движение, которое изначально было легалистским и праздничным, и радикализовал его. Он смог расширить либеральную повестку российской оппозиции до социального популизма, на который откликнулись широкие слои населения. Он не обвинял народ России в их же бедах, а, напротив, относился к россиянам с уважением, как к тем, чью лояльность нужно завоевывать. А еще именно Навальный, стремящийся быть представителем российского обывателя, стал примером политического героя, пожертвовавшего своей свободой и в итоге жизнью ради сопротивления системе. Другими словами, Навальный – это политик, который радикализовал и героизировал нормальность (нормальность среднего класса; нормальность народных, популистских чаяний и требований; нормальность легалистской политики) и который стремился нормализовать радикальную политическую борьбу и героизм.

Был ли Алексей Навальный стратегом или идеалистом? Навальный, безусловно, был стратегом. Например, наши исследования показывают, что Навальный мастерски поставил «объективность» и «нейтральность» «фактов», цифр и свидетельств на службу политической борьбе. Он как бы говорил: я вам не навязываю никакой идеологии, просто посмотрите на это шубохранилище и на эти фальсификации при подсчете голосов – и поймите, что Путин должен уйти. Он нашел способ сделать культурную привычку россиян не верить идеологиям и политическим речам, а верить своим глазам, источником политической легитимности протеста — и способом критики путинского режима. Однако значение Навального как политика заключается прежде всего в том, что он показал на собственном опыте, что политический карьеризм и политический идеализм не противоречат друг другу. Будучи опытным и амбициозным лидером, Навальный в какой-то момент понял, что ставки высоки настолько, что на кон не жалко поставить свободу и жизнь. Своей жизнью и своей смертью он доказал, что в политике есть место подвигу, и совершить его может кто угодно – если он или она воспринимают политику всерьез.

Мы и наши коллеги много лет изучали движение Навального и российскую оппозиционную политику. Сегодня мы собрали для вас самые важные публикации на эту тему:

1. Книга, которая так и называется — «Навальный». Рассказывает о политической биографии Навального. Что важно – написана тремя специалистами, профессиональными исследователями российской политики.

2. Научная статья, посвященная президентской кампании Навального, ее успехам и неудачам. Написана одним из авторов книги о Навальном и двумя другими исследователями, все — отличные специалисты.

3. Аналитическая статья, в которой один из сотрудников PS Lab со своим соавтором описывают эволюцию политической стратегии Навального — и то, как стоит вести себя левым в ответ на эту стратегию.

4. Наша научная статья о локальном активизме, возникшем в России после «движения за честные выборы» — и во многом (но не во всем) благодаря стратегии Навального.

5. Научная статья от исследовательниц российских протестов — о том, почему мэрская кампания Навального 2013 года оказалась такой успешной.

6. Научная статья 2013 года, в которой одна из ведущих специалисток по российской политике разбирается в том, как Навальный пытался примирить либеральную и националистическую повестки.