Или мы работаем всё время, не задумываясь, пока никто не зовёт нас домой на ужин, — как мы маниакально используем работу для получения чувства контроля над жизнью — и какой ад мы можем устроить любому, кто попробует нас остановить. Ночью всё, что мы чувствуем, это желание сладко обнять кого-то, но мы не имеем возможности встретиться со своей избегающей близости стороной, которая может сделать нас холодными и чуждыми, даже если мы чувствуем, что глубоко преданы кому-то. Одна из самых больших привилегий быть одному — лестная иллюзия считать себя спокойным и уживчивым.
С таким плохим уровнем понимания нашего характера нет ничего удивительного в том, что мы никак не можем знать, кого нам надо искать.
2. Мы не понимаем других людей
Эта проблема осложняется тем, что другие люди находятся на таком же низком уровне знания себя, как и мы. Какими бы благонамеренными они бы ни были, они тоже не могут понять, не говоря уже о том, чтобы сказать нам, что с ними не так.
Естественно мы бросаем пробные камни в попытке их узнать. Мы едем и посещаем их семьи, иногда места, где они учились в детстве, мы смотрим на фотографии, мы встречаемся с их друзьями. Всё это составляет чувство, что мы подготовились. Но это примерно как начинающий пилот предположил бы, что может летать, после того, как запустил в комнате бумажный самолётик.
В более мудром обществе будущие партнёры будут проводить друг друга через детальные психологические тестирования и отправляться на долгие оценки командами психологов. К 2100 это больше не будет звучать, как шутка. Тайной будет, почему человечество так долго к этому шло.
Нам надо знать внутреннее функционирование психики человека, с которым мы хотим пожениться. Нам надо знать их отношение и позицию по поводу власти, унижения, самоанализа, сексуальной близости, проекций, денег, детей, старения, верности и сотен вещей кроме этого. Это знание не может быть получено в обычном разговоре.
В отсутствии всего этого мы больше всего управляемся тем, как они выглядят. Кажется, что так много информации может быть собрано в том, какие у них глаза, нос, форма лба, распределение морщин, улыбке… Но это как думать о том, что фотография атомной станции снаружи может нам рассказать всё, что мы должны знать о расщеплении атома.
Мы “проецируем” ряд совершенств на любимых на основании очень скромных улик. В представлении целой личности из небольших, но запоминающихся деталей мы делаем с внутренним характером человека то же, что наше зрение делает с наброском лица.
Мы не видим на этой картинке кого-то без ноздрей, с восемью прядками волос и без ресниц. Мы заполняем пропущенные части, не замечая, как мы это делаем. Наш мозг обучен брать небольшие визуальные подсказки и конструировать из них целые фигуры, и мы делаем то же самое, когда дело касается характера нашего будущего супруга. Мы дорого платим за то, что, гораздо более чем предполагаем, являемся художниками, очень хорошо дорабатывающими реальность.
Уровень знаний, который нам необходимо обработать для брака выше, чем наше общество готово поддерживать, распознавать и согласовывать — поэтому наши социальные практики вокруг семьи глубоко не верны.
3. Мы не привыкли быть счастливыми
Мы верим, что ищем в любви счастья, но это не так просто. На самом деле мы ищем того, что знакомо — что может усложнить любые планы на счастье, которые мы имеем.
Мы воссоздаём во взрослых отношениях что-то из чувств, которые мы узнали в детстве. Мы были детьми, когда впервые узнали и поняли, что значит любовь. Но, к несчастью, уроки, которые мы получили, могут быть не такими простыми. Любовь, которую мы узнали как дети, может быть сплетена с другой, менее приятной динамикой: быть контролируемым, чувствовать унижение, быть брошенным, не общаться, короче страдать.
Будучи взрослыми, мы отказываем некоторым здоровым кандидатам, на которых наталкиваемся, не потому, что они неправильные, а потому что они слишком уравновешены (слишком зрелые, слишком понимающие, слишком надёжные), и эта правильность выглядит незнакомой и чуждой, даже тягостной.
