Репост из: Не только Ларс фон Trier
Назидательная история о пределах политкорректности.
Я хожу на англоязычный курс, который называется Introduction to literary analysis. Ведёт его британка (круглые ленноновские очки, звукоизвлечение где-то на уровне грудной клетки) профессор Хилари Даффилд. В рамках этого курса нам надо было разбиться на группы и подготовить презентации.
Я выбрала "Заводной апельсин". Казалось бы, и фильм, и книга вполне известны публике, кого сегодня можно удивить старым-добрым ультранасилием. Я планировала соотнести то, как насилие представлено в книге и в фильме, поговорить об этической и эстетической составляющих, в заглавие вынесла цитату Камю "Оправдание абсурдного мира может быть только эстетическим".
Предварительно раздала аудитории краткую биографическую справку о Бёрджессе, о Кубрике и о 60-х (полёты в космос, война во Вьетнаме, ЛСД, Битлз, "Запрещать запрещено", этц.), а также страничную выдержку из книги с описанием тех же сцен (погром в доме писателя Александра Ф. и посиделки в Корове, где Алекс слышит, как поёт барышня). Дала время ознакомиться. Для особо ленивых подготовила ещё распечатки тех же сцен на немецком. Сказала, что если что-то непонятно, задавайте вопросы.
Вопросов не было.
Включаю фильм. Народ посмотрел.
А дальше начался трэш.
Народ стал возмущаться, мол, нам неприятно на такое смотреть, и, видно, решил, что я сторонник насилия (?), хотя их мотивация мне до сих пор не очень ясна. И вишенкой на торте: стали говорить, что показ подобных сцен может ранить людей с похожим опытом.
Я на недоумевающих щщах отвечаю, что в таком случае человечеству придётся перестать обсуждать что бы то ни было вообще, потому что предположить, кого какая тема ранит, довольно затруднительно. И литературу лучше сразу запретить, да и религию, кхм, от греха подальше (как будто в библии сцен насилия мало), и останутся нам одни инструкции к айфонам, хотя поди и тут оскорбившиеся найдутся.
С этого замечания народ взревел буквально, и по всему выходит, что я бессердечная сука (какая неожиданность!), которой нет дела до чувств других. Подключилась и преподша, максимально деликатно предложив мне почитать больше о том, как работает механизм психологических травм.
Крендель, с которым я готовила презентацию, разрыдался и выбежал из класса. Истерика была эталонная: губы дрожат, глаза наслезнённые бочками выкачены, "I'd better go now", и -- выбежал вон.
Мда, не на такой уровень дискуссии я рассчитывала, совсем не на такой, мягко говоря.
На следующий день в столовой я хотела сесть к девочкам из группы, потому что толчея, а у них свободное место. Меня вежливо попросили поискать себе другое.
Во вторник снова пара, предчувствую партсобрание с коллективным о(б)суждением моего вызывающего поведения.
(Справедливости ради, позже я обсуждала эту ситуацию с другими студентами, не из моей группы, и все соглашаются, что это какой-то ёбаный стыд.
Ну, посмотрим, чем всё кончится.)
Я хожу на англоязычный курс, который называется Introduction to literary analysis. Ведёт его британка (круглые ленноновские очки, звукоизвлечение где-то на уровне грудной клетки) профессор Хилари Даффилд. В рамках этого курса нам надо было разбиться на группы и подготовить презентации.
Я выбрала "Заводной апельсин". Казалось бы, и фильм, и книга вполне известны публике, кого сегодня можно удивить старым-добрым ультранасилием. Я планировала соотнести то, как насилие представлено в книге и в фильме, поговорить об этической и эстетической составляющих, в заглавие вынесла цитату Камю "Оправдание абсурдного мира может быть только эстетическим".
Предварительно раздала аудитории краткую биографическую справку о Бёрджессе, о Кубрике и о 60-х (полёты в космос, война во Вьетнаме, ЛСД, Битлз, "Запрещать запрещено", этц.), а также страничную выдержку из книги с описанием тех же сцен (погром в доме писателя Александра Ф. и посиделки в Корове, где Алекс слышит, как поёт барышня). Дала время ознакомиться. Для особо ленивых подготовила ещё распечатки тех же сцен на немецком. Сказала, что если что-то непонятно, задавайте вопросы.
Вопросов не было.
Включаю фильм. Народ посмотрел.
А дальше начался трэш.
Народ стал возмущаться, мол, нам неприятно на такое смотреть, и, видно, решил, что я сторонник насилия (?), хотя их мотивация мне до сих пор не очень ясна. И вишенкой на торте: стали говорить, что показ подобных сцен может ранить людей с похожим опытом.
Я на недоумевающих щщах отвечаю, что в таком случае человечеству придётся перестать обсуждать что бы то ни было вообще, потому что предположить, кого какая тема ранит, довольно затруднительно. И литературу лучше сразу запретить, да и религию, кхм, от греха подальше (как будто в библии сцен насилия мало), и останутся нам одни инструкции к айфонам, хотя поди и тут оскорбившиеся найдутся.
С этого замечания народ взревел буквально, и по всему выходит, что я бессердечная сука (какая неожиданность!), которой нет дела до чувств других. Подключилась и преподша, максимально деликатно предложив мне почитать больше о том, как работает механизм психологических травм.
Крендель, с которым я готовила презентацию, разрыдался и выбежал из класса. Истерика была эталонная: губы дрожат, глаза наслезнённые бочками выкачены, "I'd better go now", и -- выбежал вон.
Мда, не на такой уровень дискуссии я рассчитывала, совсем не на такой, мягко говоря.
На следующий день в столовой я хотела сесть к девочкам из группы, потому что толчея, а у них свободное место. Меня вежливо попросили поискать себе другое.
Во вторник снова пара, предчувствую партсобрание с коллективным о(б)суждением моего вызывающего поведения.
(Справедливости ради, позже я обсуждала эту ситуацию с другими студентами, не из моей группы, и все соглашаются, что это какой-то ёбаный стыд.
Ну, посмотрим, чем всё кончится.)