Репост из: Хранить вечно
Зацепился за текст Уроков истории (@xxvek) о фильме "Седьмой спутник" и не удержался от ремарки на тему взаимодействия первоисточника и фильма.
****
Борис Лавренев, участник революции и гражданской войны, стал известен благодаря неоднозначным в контексте советского мифа о революции повестям ("Ветер", "Сорок первый"), за что нехотя был записан в "попутчики" - и не более. Во второй половине двадцатых Лавренев эволюционирует в сторону более тендециозных произведений, в которых еще допускается конфликт и сложность характеров, но решение конфликта уже очевидно. Пережив 30-е, как писатель он закончил не так удачливо, - в конце 40х пишет уже откровенный официоз и получает две Сталинские премии. Несколько самобытных рассказов и повестей начала 20х годов - то, что реально оставил Лавренев в литературе после себя.
"Седьмой спутник" - это повесть, которая, возможно, знаменует дрейф Лавренева в сторону канонической советской позиции - как стилистически, так и идейно.
Входя в любое издание наряду с упоминавшимися ранее "Сорок первым" и "Ветром", она уже заметно выделяется на их фоне (как еще сильнее выделяется "Гравюра по дереву", написанная всего лишь годом позднее). На смену рубленому стилю ранних вещей приходит более ровный и спокойный язык.
И, наверное, не случайно на заре оттепели Павел Чухрай экранизировал именно "Сорок первый", отмеченный в Каннах, а десятью годами позднее, в начале застоя для экранизации был выбран уже "Седьмой спутник". И хотя можно сказать, что выбор был обусловлен 50-летием октября, ничто не помешало выбрать менее однозначный сюжет на тему революции в 1957м году.
Довольно очевидно, что для Германа работа над повестью Лаврнева была скорее вынужденной, чем желанной - входной билет в профессию кинорежиссера. И все же одну параллель в их творчестве усмотреть можно. Герои и одного, и другого автора часто кажутся заложниками событий, но на самом деле происходящее с ними - следствие сделанного (порой неосознанно) в переломный момент нравственного выбора. Героиня "Сорок первого" выбирает между революцией и любовью, бросается на белогвардейские штыки матрос-Ветер из одноименной повести, хранит верность идеалам революции, не заметив смены времен, Иван Лапшин, идет до смертельного конца Локотков из "Проверки...", выбирает скитания генерал из "Хрусталева" и делает выбор в пользу участия в чужой истории Румата.
В этом отношении, в вопросе выбора, судьба развела Лавренева и Германа в разные стороны. Первый начинал как самобытный писатель, и закончил как престижный лаурерат двух Сталинских премий без единого значимого произведения за 30 лет. Другой же прославился бескомпромиссностью в творчестве, за что едва не оказался изгнан из професси.
Впрочем, в 67-м году они сошлись в равновесной точке: звезда покойного советского классика еще не закатилась, а великого режиссера - еще не взошла.
****
Борис Лавренев, участник революции и гражданской войны, стал известен благодаря неоднозначным в контексте советского мифа о революции повестям ("Ветер", "Сорок первый"), за что нехотя был записан в "попутчики" - и не более. Во второй половине двадцатых Лавренев эволюционирует в сторону более тендециозных произведений, в которых еще допускается конфликт и сложность характеров, но решение конфликта уже очевидно. Пережив 30-е, как писатель он закончил не так удачливо, - в конце 40х пишет уже откровенный официоз и получает две Сталинские премии. Несколько самобытных рассказов и повестей начала 20х годов - то, что реально оставил Лавренев в литературе после себя.
"Седьмой спутник" - это повесть, которая, возможно, знаменует дрейф Лавренева в сторону канонической советской позиции - как стилистически, так и идейно.
Входя в любое издание наряду с упоминавшимися ранее "Сорок первым" и "Ветром", она уже заметно выделяется на их фоне (как еще сильнее выделяется "Гравюра по дереву", написанная всего лишь годом позднее). На смену рубленому стилю ранних вещей приходит более ровный и спокойный язык.
И, наверное, не случайно на заре оттепели Павел Чухрай экранизировал именно "Сорок первый", отмеченный в Каннах, а десятью годами позднее, в начале застоя для экранизации был выбран уже "Седьмой спутник". И хотя можно сказать, что выбор был обусловлен 50-летием октября, ничто не помешало выбрать менее однозначный сюжет на тему революции в 1957м году.
Довольно очевидно, что для Германа работа над повестью Лаврнева была скорее вынужденной, чем желанной - входной билет в профессию кинорежиссера. И все же одну параллель в их творчестве усмотреть можно. Герои и одного, и другого автора часто кажутся заложниками событий, но на самом деле происходящее с ними - следствие сделанного (порой неосознанно) в переломный момент нравственного выбора. Героиня "Сорок первого" выбирает между революцией и любовью, бросается на белогвардейские штыки матрос-Ветер из одноименной повести, хранит верность идеалам революции, не заметив смены времен, Иван Лапшин, идет до смертельного конца Локотков из "Проверки...", выбирает скитания генерал из "Хрусталева" и делает выбор в пользу участия в чужой истории Румата.
В этом отношении, в вопросе выбора, судьба развела Лавренева и Германа в разные стороны. Первый начинал как самобытный писатель, и закончил как престижный лаурерат двух Сталинских премий без единого значимого произведения за 30 лет. Другой же прославился бескомпромиссностью в творчестве, за что едва не оказался изгнан из професси.
Впрочем, в 67-м году они сошлись в равновесной точке: звезда покойного советского классика еще не закатилась, а великого режиссера - еще не взошла.