Тем, кто тоже до сих пор не справляется.
…
Если ребенок не научится рефлексии к пяти годам, у него никогда не появится такой способности. Больные маниакальной шизофренией никогда не перестанут быть шизофрениками. Сожженные рецепторы выработки серотонина уже никогда не выработают его вновь.
Я не испытываю желания к каким-либо впечатлениям, я не умею смотреть на жизнь и испытывать положительные эмоции. Мне хочется отдать себя кому угодно, лишь бы больше себя не знать, но это так не работает. Слишком тяжело найти реально нуждающегося в почти тридцатилетнем ребенке-наркомане.
Я просто получился вот таким.
…
— Этот Паланик будто в мерзости упражнялся, когда писал свои книжки!
— Интересно в чем же тогда упражняюсь я, когда пишу свои?
Алиса тут же ответила, ни секунды не думая:
— В одинокости.
...
Бывает ведь так, что человек покалечился и больше не может, например, слышать.
А можно так покалечиться, чтобы не хотеть жить?
За последний год меня откачивали трижды, мне так и не удалось вступить в «Клуб 27» и нет, ты не обретаешь сокровенный жизненный смысл после подобного. Просто начинаешь понимать: в чем отличие «не хотеть жить» от «хотеть не жить» и что, видимо, можно ненавидеть себя еще сильнее. Теперь я понимаю, что это не просто привычка - быть одному. Перечитывая свои тексты за последние десять лет, мне сейчас очевидно, что это абсолютная неспособность хотя бы что-то ценить, которую я всю жизнь прикрываю напускной самодостаточностью.
Не то чтобы самостоятельно, но точно - совершенно неосознанно я собственными руками искалечили себе то, чем должен чувствовать и возненавидел весь мир лишь за то, что он позволил мне это сделать. Учитывая, что всё во вселенной случайно, можно даже сказать, что мне крайне повезло принимать решения, которые принимать не стоило и знакомиться с людьми, которых стоило бы не знать. Нет смысла обижаться и обвинять кого-то. Нет смысла искать причины и находить решение.
Осталось лишь смириться с тем, к чему я себя довел с закрытыми глазами.
...
— Ты же сдохнешь в одиночестве, ты это понимаешь?! - Аня отчаянно кричит на меня, потому что устала представлять меня тем человеком, которым я никогда для нее не стану.
Я смотрю ей в глаза, но вижу лишь нескончаемое разочарование во мне.
И отвечаю:
— Да.
...
Каждую ночь мне снится, что я не один. Будто меня смогли починить и я остался где-то там, в еще применимом к беззаботному счастью прошлом, с какой-нибудь из девочек, которую я когда-то любил и которую мне удалось не разочаровать собственной эмоциональной незрелостью. Этот счастливый мир - там, в моем сне - он ведь точно такой же бессмысленный, а человечество там ровно настолько же омерзительно.
Но я там не одинок.
…
— Тебя хочется спасти. — Лера говорит искренне и мне от этого еще приятнее. Мы держимся за руки сидя за столиком в VinoStudia на Рубенштейна. За окном летнее солнце и ебаный питерский ветер.
…
Нас невозможно спасти. С каким бы упорством мы не доказывали себе собственную важность, в самом конце нас всех будет ждать лишь невыносимое одиночество и жгучая нутро ненависть к самому себе.
Ведь больше здесь ничего и нет.
