Одна из моих любимых книжек, "Магия отчаяния" канадской исследовательницы Валери Кивельсон, показывает, что колдовство на Руси никогда не было связано с алхимией или еретическими идеями; колдовство, которым занимались мужчины и женщины из всех слоёв общества, всегда было жестом крайнего отчаяния в стране, где от бесправия, насилия и произвола не спасали ни суд, ни бунт, ни молитва. Всё, что могла сделать жена, которую годами избивал муж, или холопка, которую насиловал хозяин, или купец, у которого отняли нажитое тяжелым трудом имущество -- это найти в лесу заветный корешок, пошептать на молоко, нацарапать значки на бересте и, зажмурившись, надеяться, что в мироздании что-то щёлкнет. Власть, за несколько столетий не ставшая ни на йоту человечнее, законсервировала это магическое мышление, и антропологи будущего смогут изучать нас как удивительные реликты средневекового сознания. Трижды перечитав короткую новость, всё ещё не веря свои глазам и с трудом обретя дар речи, получилось сформулировать только одно, и оказалось, что моя собеседница думает ровно о том же: как такое возможно, чтобы столько миллионов людей так сильно желали смерти одному человеку и так же сильно -- жизни и свободу другому (и другим), и это не имело бы ровно никакой силы? Какие слова надо произнести, какое заклинание загадать и лапку какой лесной лягушки бросить в котёл с каким варевом, чтобы эта невероятная несправедливость закончилась? И на что надеяться, если не спасает даже магия отчаяния?