Поляринов пишет


Channel's geo and language: Russia, Russian
Category: Books


Пишу. В основном о книгах. Иногда — книги. Лучший способ сказать мне спасибо – купить мою книгу: https://www.labirint.ru/books/1006608/

Related channels

Channel's geo and language
Russia, Russian
Category
Books
Statistics
Posts filter


Сегодня, 22 марта, в Санкт-Петербурге состоится премьера спектакля Бориса Павловича «Риф». Честно скажу: когда мне год назад примерно написал незнакомый человек и сообщил, что Павлович хочет адаптировать мою книгу, я не поверил, думал — это точно пранк! Но оказалось нет, все серьезно. Кто бы мне сказал год назад, что такое будет — я бы решил, что сошел с ума. Но вроде нет, пока не сошел. Спектакль и правда есть, поставили его невероятно талантливые люди, словами не передать как я благодарен — и режиссеру, и актерам. Очень грущу, что не смогу на него попасть, но вы можете. Билеты, кстати, уже чуть ли не на месяц вперед раскуплены, но на вторую половину апреля все еще можно попасть, так что — вы знаете что делать: https://takoy-teatr.ru/


Ну что ж, кажется, уже можно сказать: на днях в типографию уехала моя новая книга «Кадавры». Выйдет в конце марта в издательстве «Inspiria».
Лучшую аннотацию к ней написала @knigagid, процитирую ее тут:

«Кадавры» — это постапокалиптическое роуд-муви. Двое героев — брат и сестра — едут на машине из Ростова-на-Дону в Пятигорск, чтобы исследовать мортальные аномалии. Сюжет разворачивается в условной реальности, в которой тридцать лет назад произошла катастрофа и по всей стране возникли кадавры, которые выглядят как мертвые дети. С ними ничего нельзя сделать, их не получается уничтожить, а на любое насильственное воздействие они реагируют солевыми выбросами, отравляющими природу. В результате некогда плодородные земли юга России превращаются в солончаки.

Герои нового романа Поляринова — родные люди, разделенные последствиями катастрофы и встретившиеся снова спустя много лет. Даша когда-то работала в институте, созданном для изучения кадавров, но была вынуждена уехать из страны после того, как исследования запретили, а ее начальницу посадили. Матвей отсидел за мошенничество, вышел по УДО, какое-то время служил по контракту, а после того как потерял семью, мотался туда-сюда, перебиваясь случайными заработками. Вернувшись, чтобы продолжить исследования, Даша нанимает брата водителем и проводником. Во время экспедиции они видят, как присутствие мертвых изменило жизнь живых, как живые привыкли делить пространство с мертвыми. И в этом плане, мертвецы, конечно же, лишь отчасти фантдопущение.


Книгу уже можно предзаказать на всех, кажется, онлайн платформах. Предзаказы очень важны и очень помогут, поэтому — вы знаете что делать. Ссылки вот:




Декабрь — месяц Сергеев Карповых. Один Сергей Карпов, переводчик «Бесконечной шутки», «Иерусалима» и еще десятка книг, которые вы читали и любите, на днях сдал перевод «Распознаваний» Гэддиса. Сережа, ты машина! Восхищаюсь.
Другой Сергей Карпов, основатель Поле.Медиа, запустил подкаст «Что случилось с атомной мечтой», историю о моногородах, одиночестве и осмыслении тяжелого прошлого через искусство, частную и коллективную память. На днях вышел пятый эпизод, впечатляющая работа, рекомендую.
С новым годом!


Forward from: Полка
8 декабря 2023 «Полка» потеряла свой дом: в здании на Большой Покровской, 48 произошел пожар.

Пострадали все книги, в субботу, 9 декабря их вывезли из помещения, в котором магазин находился больше 5 лет. Почитайте и посмотрите у товарища букиниста, как это было: в -25 вместе с еще одним нашим товарищем вчера они вывозили все книги.

Теперь мы ищем новое помещение. И нам очень нужна ваша помощь.

Можно оформить подписку на «Бусти» — https://boosty.to/polka
Помочь единоразово — https://www.donationalerts.com/r/polka_knig (или переводом, карта Сбербанка:
Номер 4276 4200 1931 3922
Александр Сергеевич Ш.).

«Полка» уже не книжный, а огромное сообщество. Мы хотим продолжить продавать прекрасные книги для вас.

За девять лет к нам присоединились более 45 000 читателей со всей России.

Сейчас важно сохранить то, что есть, и попробовать начать новую жизнь. Снова.


​​«Почти два килограмма слов» снова есть в продаже, вышла допечатка, я внес в книгу правки и немного дописал эссе «Культура и трагедия». Кто искал, теперь можно купить:


​​Прочитал новый комикс Виталия Терлецкого и Евгении Чащиной. Ну, потому что – как пройти мимо книги с названием «Гигантские муравьи Новосибирска»? История внутри простая и безумная одновременно. Есть главный герой Стас, блаженный такой персонаж, который постоянно на вечеринках загоняет друзьям байки о том, что в Новосибирске люди живут рядом с гигантскими муравьями, заводят их как домашних животных и ведут переговоры с живущей в лесу муравьиной маткой. Стас не прикалывается, он действительно в это верит. Когда у него спрашивают, как же так вышло, что никто никогда не видел фотографий гигантских муравьев, Стас загоняет про цензуру и «культуру неразглашения». Никто конечно же Стасу верит, в основном потому, что сам он никогда в Новосибирске не был. Друзья постоянно указывают ему на это, мол, как ты можешь говорить о вещах, которых не видел? Но это совершенно не мешает Стасу верить в гигантских муравьев.
В пересказе сюжет звучит как описание психического расстройства, и это, пожалуй, можно считать одним из прочтений. «Муравьи» в этом смысле история о ложной памяти. А еще – внезапно – о войне. Которая где-то там, но главный герой совершенно ее не замечает, он слишком увлечен своей личной конспирологией, игрой воображения, он как будто прячется в ней от реальности. Например, в одной из самых пронзительных сцен комикса Стас вместе с друзьями празднует Новый год, и все его друзья по очереди исчезают из квартиры, все они сообщают ему, что уезжают (или уже уехали) из страны. Стас же, кажется, настолько блаженный, что совершенно не может понять, что происходит и каждый раз искренне удивляется пропаже близких.
До этого я читал у Терлецкого другой комикс «Русские объединяются с крокодилами и нападают на Европу». Читать взялся, конечно, из-за названия. По сюжету – никогда не догадаетесь! – армия крокодилов объединяется с русским загаражным алкашом Олегом (его легко опознать по в шапке-ушанке). Олег раздает им приказы атаковать европейские столицы, и на вопросы крокодила: «А зачем мы на них нападаем?» неизменно отвечает «У меня дед воевал» и требует новой крови.
У меня в голове «Муравьи» и «Крокодилы» довольно неожиданно образовали своеобразную дилогию: Терлецкий как бы описывает два вида принятия неизбежного, столкновения с катастрофой, два типажа людей, обнаруживших себя в ситуации, когда государство от их имени начинает бомбить города: оба проваливаются в мир фантазий, только по-разному: Олег объединяется с крокодилами и дает выход самым своим кровожадным мечтам, в которых он – потомок победителей, а значит по определению не может ошибаться, Стас наоборот – отгораживается, замыкается и в своей голове замещает страшную реальность байками о муравьях. Оба героя по-своему смешны, омерзительны и, пожалуй, трагичны.
Я почти уверен, что сам автор никакой дилогии не имел в виду (формально комиксы никак не связаны – ни серией, ни рисовкой, а «Крокодилы» и вовсе вышли в 2019 году), но, тем не менее, теперь жду, что Терлецкий напишет дальше. Есть ощущение, что не хватает еще одного – или даже не одного – типажа, и из этих книг – включая будущую – вполне может сложиться трилогия.


​​Джон Максвелл Кутзее, «Осень в Петербурге» (The Master of Petersburg)

Ноябрь 1868 года, Федор Михайлович Достоевский возвращается в Петербург из Дрездена, чтобы похоронить своего пасынка Павла Исаева. Павел покончил с собой, сбросился с дроболитейной башни на Столярной набережной. От полицейского Федор Михайлович узнает, что сын его, похоже, состоял в банде революционера Нечаева и готовил убийства, в бумагах погибшего нашли список предполагаемых целей, а еще рукописи.
Так, если кратко, начинается роман Джона Максвелла Кутзее «Осень в Петербурге»: путешествие писателя сквозь сюжеты собственных романов.
Вообще, романы о Достоевском, если подумать, на удивление популярный жанр. Прозу о других классиках сочиняют как будто реже – потому что: а зачем? – но на территорию ФМД заходили и Гроссман, и Цыпкин (Леонид), и Пелевин, и даже, прости-господи, Акунин. Что ж, оно и понятно: в отличие от многих своих коллег, Достоевский был весьма фактурным персонажем, жил так, что нарочно не придумаешь – сделай его героем романа, и будет как минимум любопытно.
Примечательно при этом, что, кажется, лучше и живее всех о русском классике написал классик южноафриканский. Кутзее и сам мастер писать о потемках души, поэтому совершенно естественно, что именно он взялся реконструировать прозу автора «Идиота». Я неслучайно употребляю слово «реконструировать», «Осень в Петербурге» забирает у Достоевского не только имя, но и стиль, язык, его, если можно так выразиться, вайб. (На русский роман перевел Сергей Ильин, и перевод так хорош, что от текста иногда возникает почти сюрреалистичное ощущение, будто читаешь не перевод, а буквально «Бесов»). При этом роман Кутзее – не прямо стилизация, «Осень в Петербурге» настолько необычная в своем роде книжка, что назвать ее «стилизацией» было бы сильным упрощением. С одной стороны это явно роман Кутзее, такой же безысходный и болючий, как и прочие его вещи, например, «Бесчестье», с другой – Кутзее тут выступает как чревовещатель, он так выразительно работает с голосом другого автора, что иногда у текста появляется что-то вроде эха – и начинает казаться, будто слышишь, как два больших писателя говорят одновременно, из двух разных эпох.
В своем эссе «Достоевский Джозефа Франка» Дэвид Фостер Уоллес, пытаясь объяснить уникальность русского классика, подчеркивает то, как бедно по сравнению с книгами Достоевского выглядят все современные попытки написать большой роман. Никто, по мнению Уоллеса, как будто больше уже не может позволить себе быть таким же буйным, наглым, грубым, безжалостным и отчаянным – все это как будто осталось там, в «золотом веке», в до-модернистской эпохе.
Интересно, что сказал бы Уоллес, прочитай он Кутзее. Потому что Кутзее, кажется, своими книгами опровергает все, что Уоллес писал о современной ему литературе.
Да, «Осень в Петербурге» абсолютно постмодернистский роман, наполненный скрытыми (и не очень) цитатами: все герои выписаны и названы так, чтобы напоминать кого-то из романов Достоевского, все говорят большими философскими монологами, истерят, буянят и потрясают кулаками; тут даже есть глава, в конце которой писатель Достоевский, как Христос – Великого Инквизитора, целует террориста Нечаева.
В пересказе все это звучит как опостылевший уже постмодернизм, но штука в том, что, в отличие от многих современных авторов, Кутзее похож на Достоевского в главном – в своей доходящей иногда до предела жестокости. Жестокости, которая передается его героям, и которой он так легко заражает всех, в том числе читателя. И потому «Осень в Петербурге», пусть формально это и пастиш, производит тот же эффект, который, наверно, производили «Идиот» или «Бесы» в девятнадцатом веке – читаешь, и ощущение, будто автор залез тебе в голову и наводит там беспорядок.


Беслан. 19 лет. Оставлю тут ссылку на текст, который писал к пятнадцатой годовщине теракта.
Вот ссылка на канал "Минута в минуту", который прямо сейчас реконструирует события в школе номер один.
А еще – ссылка на книгу Ольги Алленовой, самый, наверно, важный и подробный текст об этом преступлении.


13 июня умер Кормак Маккарти. Я собрал, наконец, мысли и написал про него:

«1981 году Кормаку Маккарти было 48 лет, за плечами у него было четыре романа, премия Фолкнера и стипендия фонда Гуггенхайма, но жил он в маленькой комнате у друга в Ноксвилле. Бедность была его сознательным выбором, он никогда не стремился разбогатеть, а гранты и премии тратил на сбор информации для будущих романов. И в общем именно там, в Ноксвилле, в комнате без мебели, в 1981 году он узнал, что ему присудили еще один грант — Макартура, так называемую премию гениев, $236 тыс. Его кандидатуру рекомендовали Сол Беллоу и Роберт Пенн Уоррен. На тот момент тиражи первых четырех книг Маккарти не превышали 4-5 тыс. экземпляров, а его поклонников можно было пересчитать по пальцам: вся штука в том, что читали его в основном большие писатели, живые классики, и все они были его фанатами.

Такой вот парадокс — один из самых важных авторов своего времени десятилетиями жил где придется, за пределами внимания читателей и критиков.

Один из главных маккартиведов США, Эдвин Арнолд, вспоминал как в 1990-м предложил редактору Southern Quarterly Нилу Янгу посвятить следующий номер журнала Кормаку Маккарти.

„Отличная идея, — сказал Янг. — А кто это?“»

Целиком читать тут


​​Так вышло, что два важнейших романа о России последних лет в самой России (пока) не изданы. Первым, на мой взгляд, был «Спрингфилд» Сергея Давыдова. Второй я дочитал только что — это «Моя любимая страна» Елены Костюченко. Роман Костюченко уже вышел на итальянском и, насколько я знаю, скоро выйдет еще на десятке языков, включая английский. Российского издателя пока нет, хотя, надеюсь, все сложится, и роман выйдет в бумаге, и его прочтут люди, для которых и о которых он написан. Потому что, ну, просто уму непостижимо сколько всего вместилось в эту книгу. «Моя любимая страна» — настоящая энциклопедия России последних двадцати лет, своего рода тревелог, путешествие, не только из Петербурга в Москву (такое тут тоже есть – на «Сапсане»), а по всей ее широте, из Беслана, где силовики винтят матерей погибших в теракте школьников, чтобы те не портили картинку для телеканалов, через ростовский морг, где женщина пытается забрать тело убитого на Донбассе мужа, через истории вымирающего народа нганасан, и активистов, расследующих сброс дизельного топлива под Норильском. Книга разбита на две тематические части: нечетные главы – автобиографические рассказы, о детстве, взрослении, о том, как Лена стала журналисткой; четные главы – ее репортажи для «Новой газеты».
Главы о жизни и репортажи поначалу собраны как будто весьма условно, но ближе к концу, на последних страницах Костюченко концептуально сводит их вместе, и становится ясно, что «Моя любимая страна» – не просто автофикшн, не просто сборник статей, это большая, цельная история о крушении иллюзий, Костюченко как бы заново взвешивает свои собственные тексты, свои слова и задается вопросом – так ли оно сильно на самом деле – слово?

«Может ли слово противостоять вооруженной тирании?
(нет)
Может ли слово остановить войну?
(нет)
Может ли слово спасти страну?
(нет)
Может ли слово спасти того, кто его произносит?
Меня оно спасло.
Но только меня».


Главу из книги можно прочесть @feminist-anti-war-resistance/moia-liubimaia-strana-fraghmient-iz-knighi-ielieny-kostiuchienko' rel='nofollow'>тут


Что сказать о последних новостях? По существу сказать нечего, остается только фиксировать реальность. Вот, фиксирую: позавчера российские войска обстреляли торговый центр в Херсоне, двадцать один человек погиб, все гражданские; через пару часов в канале Министерства обороны появилась картинка с взлетающей ракетой и надписью «Точно в цель!». А вчера задержали Евгению Беркович и Светлану Петрийчук, им вменяют «оправдание терроризма» за пьесу «Финист ясный сокол». Вижу в ленте стихотворение Беркович, хорошая иллюстрация к новостям.


То ли новостей перебрал,
То ли вина в обед,
Только ночью к Сергею пришёл его воевавший дед.
Сел на икеевскую табуретку, спиной заслоняя двор
За окном. У меня, говорит, к тебе,
Серёженька, разговор.

Не мог бы ты, дорогой мой, любимый внук,
Никогда, ничего не писать обо мне в фейсбук?
Ни в каком контексте, ни с буквой зэт, ни без буквы зэт,
Просто возьми и не делай этого, просит дед.
Никаких побед моим именем,
Вообще никаких побед.

Так же, он продолжает, я был бы рад,
Если бы ты не носил меня на парад,
Я прошу тебя очень, (и делает так рукой),
Мне не нужен полк,
Ни бессмертный, ни смертный, Серёженька, никакой.
Отпусти меня на покой, Серёжа,
Я заслужил покой.

Да, я знаю, что ты трудяга, умница, либерал,
Ты все это не выбирал,
Но ведь я-то тоже не выбирал!
Мы прожили жизнь,
Тяжёлую и одну.
Можно мы больше не будем
Иллюстрировать вам войну?
Мы уже всё, ребята,
Нас забрала земля.
Можно вы как-то сами.
Как-то уже с нуля.
Не нужна нам ни ваша гордость,
Ни ваш потаённый стыд.
Я прошу тебя, сделай так,
Чтоб я был наконец забыт.

Но ведь я забуду, как в Русском музее
Мы искали девятый вал,
Как я проснулся мокрый,
А ты меня одевал,
Как читали Пришвина,
Как искали в атласе полюса,
Как ты мне объяснял, почему на небе
Такая белая полоса
За любым самолётом,
Как подарил мне
Увеличительное стекло…

Ничего, отвечает дед,
Исчезая.
Тебе ведь и это не помогло.


​​Дочитал «Комнату Вагинова» Антона Секисова. Главный герой Сеня пишет биографию Вагинова и заселяется в коммуналку, в одной из комнат которой, по данным Сени, когда-то жил писатель. Сене хочется думать, что близость к месту гения как-то поможет ему в работе. «Комната Вагинова» – роман о магическом мышлении. В коммуналке живет несколько фактурных увальней, каждый из которых одержим суевериями и приметами. Особенно хороши главы, написанные от лица маньяка, который всюду видит знаки и знамения, он явно психически нездоров, и он убедил себя в том, что единственный способ спасти жизнь лучшему другу – это похитить и держать в заложниках его невесту. Секисову неплохо удается показать момент когда магическое мышление делает скачок и превращается в настоящую шизофрению.
Честно скажу, Вагинова я почти не читал и, полагаю, упустил большую часть отсылок и аллюзий, но даже без эффекта узнавания роман отлично работает, все эти потоки сознания больных людей немного напоминают фаулзовского «Коллекционера», только тут в центре сюжета не сам Клегг, а живущие в тесной квартире студенты и спившиеся поэты, которые так увлечены собой и своим неустроенным бытом, что умудряются не замечать серийного убийцу под боком.
Роман заканчивается довольно резко, скорее даже обрывается, как горячечный бред, но в эпилоге выруливает в неожиданную сторону: в финале «Комната Вагинова» оказывается историей о том, как легко банализировать чужое горе, а трагедию превратить в мемы, принты на футболке, в материал для тик-токов, веселых тредов и шуток в твиттере.
Хороший роман, в общем.


​​Из последних новостей: переиздание «Центра тяжести» вышло на всех платформах. Роман заново отредактирован и пересобран. Бумажную — и великолепно изданную — книгу можно купить, например, на Озоне или в Читай-городе. Электронку и аудио — на Литресе.
Все ссылки внизу по кнопкам.
Спасибо всем, кто все еще тут. Пока не очень получается, но надеюсь все же найду в себе силы снова писать в канал.


​​Из последних новостей: где-то во Владивостоке есть книжный, в котором мои книги заворачивают в бумагу и пишут на них «иноагент». Кто бы мне сказал пять лет назад, что мое имя будет в новостях через запятую с Парфеновым и Улицкой, и в каком контексте.
В остальных магазинах, кажется, обложки пока не скрывают, но я уже ничему не удивлюсь. По «Центру тяжести» скоро будут хорошие новости, а «Ночную смену» все еще можно купить, например, на Озоне.

Что еще?
331 день войны, Россия все еще бомбит Украину, случайные люди в соцсетях продолжают оправдывать убийства мирных жителей тем, что «Америка тоже бомбила Югославию», а в Москве полицейские задерживают людей, которые приносят цветы и игрушки к памятнику Лесе Украинке.


Вот пара цитат из «Цинковых мальчиков» Светланы Алексиевич, это воспоминания ветеранов афганской войны:

«Не уверена, признается ли кто-либо здесь, а там не от одного слышала: убивать может понравиться, убивать — удовольствие. Это сильное чувство. Знакомый прапорщик уезжал в Союз и не скрывал: „Как я жить теперь буду, мне же убивать хочется?“ Наверное, это тоже страсть: они говорили об этом спокойно. Мальчики — с восторгом! — как сожгли кишлак, растоптали все. Они же не сумасшедшие?»

«Кого сломало и перекорежило? Не говорю о калеках. Как надо не любить свой народ, чтобы посылать его на такое? Я теперь не только любую войну, я мальчишеские драки ненавижу. И не говорите мне, что война эта кончилась. Летом дох⁠нет горячей пылью, блеснет кольцо стоячей воды, резкий запах сухих цветов... Как удар в висок...
Это будет преследовать нас всю жизнь».

А вот памятка от «Медиазоны» о том, как не стать персонажем будущего цикла о цинковых мальчиках. Пожалуйста, если вы мужчина и находитесь в России — будьте внимательны и осторожны, помните: абсолютно все, что говорят российские чиновники и люди в военной форме — вранье. Никакого «а может меня не заберут/не убьют» нет, во первых полагаться на удачу глупо, во-вторых если вы выживите на фронте (а вероятность такого исхода крайне мала), то после войны вас будут судить как военного преступника, потому что то, что делает российская армия в Украине — преступление.


Forward from: Медиазона
​​Месяц назад на писателя Салмана Рушди совершили покушение во время лекции в Нью-Йорке. Нападавший выбежал на сцену и несколько раз ударил Рушди ножом.

В конце 80-х из-за романа «Сатанинские стихи» власти Ирана выпустили фетву с призывом убить писателя. С тех пор официальная позиция к автору менялась, но в итоге за убийство Рушди назначили вознаграждение в 4 млн долларов.

Его друг, турецкий писатель и лауреат Нобелевской премии Орхан Памук, находится под охраной Турции из-за признания геноцида армян и высказываний о проблемах курдов.

«Эктремистами становятся те, кто чувствует, что к ним относятся как к людям второго или третьего сорта, никто их не замечает, не представляет их интересов и в грош не ставит их жизни. (24-летний мужчина, напавший на Салмана Рушди, работал продавцом в магазине низких цен)», — пишет нобелевский лауреат.

В колонке для журнала Atlantic Орхан Памук рассказывает, каково это — постоянно жить с телохранителями, и делится переживаниями из-за одобрительной реакции на попытку убить его друга: https://zona.media/article/2022/09/14/pamuk

Если не работает ссылка, читайте здесь.

Орхан Памук. Фото: Bebeto Matthews / AP


Forward from: dessay
Сел читать «Купание в пруду под дождем» – тот учебник по литмастерству, в котором Сондерс разбирает образчики малой прозы русских классиков. Из вступления:

«Начав читать эти рассказы, в основном тихие, домашние, аполитичные и сочиненные прогрессивными реформаторами в репрессивной культуре под постоянной угрозой цензуры, эту мысль вы, вероятно, сочтете странной, однако это литература сопротивления, возникшая во времена, когда писателя за политические взгляды могли сослать, бросить в тюрьму или казнить».

Воодушевляет страшно, согласитесь.


136-й день войны. Читал «Город и Город» Мьевиля, увидел фамилию Бурич, пытался вспомнить, где я уже ее слышал, вбил в гугл, а там — стихи:

Мир наполняют
послевоенные люди
послевоенные вещи

нашел среди писем
кусок довоенного мыла
не знал что делать
мыться
плакать

Довоенная эра — затонувшая Атлантида
И мы
уцелевшие чудом

Или вот еще:

Да
да
мир

но кто ответит за то что расколотые орехи кажутся мне черепами
за то что я по-прежнему не решаюсь намазывать хлеб маслом
за то что массовыми убийствами пахнут ломбарды парикмахерские бани вокзалы

Да
да
мир

но кто ответит за эти пожизненные видения

(Владимир Бурич, 1932 – 1994)


Новость не про войну. На Букмейте вышла аудиоверсия «Почти двух килограммов слов» в прекрасном исполнении Татьяны Фельгенгауэр.

UPD. в комментах в фб возник справедливый вопрос: страницу 204 тоже озвучили?

Слушать тут:
https://ru.bookmate.com/audiobooks/CbQYjELS

UPD2. На Озоне моя «Ночная смена» продается со скидкой 42%. 500руб всего. Вот тут: https://www.ozon.ru/product/nochnaya-smena-russkaya-literatura-proza-polyarinov-aleksey-valerevich-512079290/?sh=v-FozbJtrQ

20 last posts shown.