Forward from: Поляринов пишет
Дочитал «Чернобыль» Адама Хиггинботама, уже второй день прихожу в себя. О Чернобыле написаны десятки текстов, но этот, кажется, самый монументальный. Хиггинботам начинает не со взрыва, а с самого начала — с момента открытия радиоактивности. Вот рассказ о Вильгельме Рентгене, вот — о Марии Кюри; вот — о первых жертвах лучевой болезни, о «радиевых девушках», и о том, как человечество осознавало опасность радиации. Затем — экскурс в историю холодной войны, гонки вооружений и далее — о попытках усмирить ядерный синтез и сделать его «мирным»; потом — лекция о видах реакторов.
Исторические и теоретические главы перемежаются с главами о Чернобыле; причем и здесь Хиггинботам начинает с самого начала — с дня основания Припяти. Отдельно и очень подробно расписывает закладку фундамента будущей АЭС и то, сколько технических огрехов было заложено в ее конструкцию еще на стадии проектирования. Тотальная нехватка качественных материалов, замалчивание проблем, бюрократия, коррупция и банальная экономия — каждая глава, каждый факт в тексте работает как сигнал о неизбежности катастрофы.
Вообще, если у книги и есть какая-то сквозная тема, то эта тема — неизбежность, предопределенность. Здесь сэкономили на покрытии крыши, тут отказались от строительства предохранительной оболочки, там забили на очевидную нестабильность реактора.
«Александров также сэкономил средства, отказавшись от строительства герметичной оболочки. Этот толстый бетонный купол накрывал почти каждый реактор на Западе, чтобы препятствовать распространению радиоактивного заражения за пределы станции в случае серьезной аварии. При огромных размерах [реактора] герметичная оболочка удвоила бы стоимость строительства каждого блока. Было принято более экономичное решение: разделить реактор на 1600 напорных трубок что, по заверениям изобретателей, делало серьезную аварию крайне маловероятной».
Крайне маловероятной, понимаете? Крайне маловероятной.
Затем автор воссоздает 26 апреля: взрыв, реакцию властей, осознание масштабов, расследование, поиск «козлов отпущения». И если о Легасове и Щербине все мы узнали год назад из сериала НВО, то у Хиггинботама историй еще на десяток сериалов: он, например, подробно рассказывает о том, как новость о катастрофе медленно доходила до жителей Киева; как беспечность сменилась тревогой после того, как в город въехала целая эскадра оранжевых поливальных машин и начала «безостановочные попытки смыть радиоактивные выпадения с киевских улиц».
Или парад 1 мая — образец абсолютно сектантского мышления советских чиновников (тут Слезкин абсолютно прав). Все эти завкомы и парторги знали, что находиться на улице смертельно опасно, и тем не менее все пришли на парад вместе с детьми и внуками, потому что верность партии важнее здоровья близких, ритуал важнее самосохранения.
Исторические и теоретические главы перемежаются с главами о Чернобыле; причем и здесь Хиггинботам начинает с самого начала — с дня основания Припяти. Отдельно и очень подробно расписывает закладку фундамента будущей АЭС и то, сколько технических огрехов было заложено в ее конструкцию еще на стадии проектирования. Тотальная нехватка качественных материалов, замалчивание проблем, бюрократия, коррупция и банальная экономия — каждая глава, каждый факт в тексте работает как сигнал о неизбежности катастрофы.
Вообще, если у книги и есть какая-то сквозная тема, то эта тема — неизбежность, предопределенность. Здесь сэкономили на покрытии крыши, тут отказались от строительства предохранительной оболочки, там забили на очевидную нестабильность реактора.
«Александров также сэкономил средства, отказавшись от строительства герметичной оболочки. Этот толстый бетонный купол накрывал почти каждый реактор на Западе, чтобы препятствовать распространению радиоактивного заражения за пределы станции в случае серьезной аварии. При огромных размерах [реактора] герметичная оболочка удвоила бы стоимость строительства каждого блока. Было принято более экономичное решение: разделить реактор на 1600 напорных трубок что, по заверениям изобретателей, делало серьезную аварию крайне маловероятной».
Крайне маловероятной, понимаете? Крайне маловероятной.
Затем автор воссоздает 26 апреля: взрыв, реакцию властей, осознание масштабов, расследование, поиск «козлов отпущения». И если о Легасове и Щербине все мы узнали год назад из сериала НВО, то у Хиггинботама историй еще на десяток сериалов: он, например, подробно рассказывает о том, как новость о катастрофе медленно доходила до жителей Киева; как беспечность сменилась тревогой после того, как в город въехала целая эскадра оранжевых поливальных машин и начала «безостановочные попытки смыть радиоактивные выпадения с киевских улиц».
Или парад 1 мая — образец абсолютно сектантского мышления советских чиновников (тут Слезкин абсолютно прав). Все эти завкомы и парторги знали, что находиться на улице смертельно опасно, и тем не менее все пришли на парад вместе с детьми и внуками, потому что верность партии важнее здоровья близких, ритуал важнее самосохранения.