Вкус октября – вкус папиного сливового. Папа не готовил его уже больше 15 лет, да и было это лишь раз, но та осень была наполнена только им – вкусом папиного сливового.
Я не знаю, откуда у нас дома взялись несколько килограммов спелых слив. Никто из нас и не любил их вовсе, ни мама, ни отец, ни брат. Кто принёс те мешки домой, кто складывал в холодильник, зачем – уже не вспомнить. Остался лишь кислый, пьяный запах, доносившийся из ящика для овощей и фруктов. И голос папы: «Так, блядь, кто опять посуду в раковине оставил, я кому говорил убирать за собой? А чем это ещё воняет? Всё, варенье сегодня сварю!»
Умирающие сливы отец долго варил в кастрюле, но перед этим он съездил в магазин и привёз несколько мешков сахара. Казалось, что сахара было больше, чем слив, скорее всего, так оно и было. Но в этом, пожалуй, и заключался главный отцовский секрет моего папы – лёгкая чрезмерность во всём. Если помогать с домашним заданием – то до слёз, но без синяков, как опера, если учить плавать, то бросив в бассейн, если убираться, то блядь всё, не оставляя ничего, чтобы, блядь, ни соринки, я проверю, кто так кухню вытирает, знаешь, что будет, если оставить воду, я тебе покажу, смотри, куда пошёл, щенок, стоять, вот, а теперь отожми как следует тряпочку, молодец! А если делать варенье – то сладким до диабета.
Таким оно и вышло – почему-то жутко кислым, но одновременно дико сладким, невероятно ароматным, около 10 килограммов в двух больших тазах. Мы разлили его по банкам, но всё равно ещё оставалось достаточно, тогда мы разлили его по кастрюлям и немного по полу и в тот день у нас был сладкий ужин, а на утро – сладкий завтрак.
А потом мы долго пытались доесть это варенье. Мы ели его всю осень. По чуть-чуть, не растягивая, нет, скорее, не перебарщивая, и всегда шутили, что банку папиного сливового можно продавать по цене грамма героина. Ладно, не мы так шутили, брат мой так шутил, а папа настороженно всматривался в него. Но варенье и без героина забирало не на шутку. То количество сахара, которое отец всыпал в него, будоражило мозг, разгоняло кровь, трясло нас, зрачки расширялись, мы ели, а потом долго бегали по комнате и громко кричали, а мама кричала на нас – за наш шум, она тоже ела это варенье и поэтому и кричала, ведь обычно она говорила очень тихо. Так мы и провели ту осень: орали друг на друга, носились кругами по комнатам и ели варенье. Осень, когда папа решил приготовить своё сливовое.