Video is unavailable for watching
Show in Telegram
15 лет назад отошел ко Господу легендарный регент и композитор, архимандрит Матфей (Мормыль).
Поэт Николай Гумилев как-то заметил, что когда рушится колокольня, то в небе все равно остается ее след. Уход архимандрита Матфея (Мормыля) оставил именно такой след в небе, след, который не сотрется никогда. Мне повезло быть знакомым с этим удивительным человеком. Удивительным не только своим талантом – своей жизнерадостностью и жизнелюбием, которые не изменяли ему в минуты самых тяжелых испытаний.
Наше знакомство состоялось в 2008 году, когда я стал организатором концерта хора под управлением архимандрита Матфея в храме Троицкого подворья Лавры в Москве. Отправив архимандриту предполагаемый репертуар, я получил список композиций полностью исправленным и переделанным. Одним из моих предложений было спеть стихиру, написанную Иваном Грозным. В огромной библиотеке отца Матфея нашлись ноты и текст, после чего мне позвонил его помощник и от имени отца Матфея осторожно спросил, надо ли репетировать и исполнять все 18 страниц? Тут же было решено сократить творение «деспота Российского» и хор приступил к репетициям.
Архимандрит Матфей вникал во всякую мелочь, а когда выяснилось, что не все хористы смогут принять участие в концерте (концерт планировался в мае, сроки двигались, наступил июнь и часть певцов разъехалась), едва не отказался от мероприятия, посчитав, что качество будет не должным (вместо 50 человек хора осталось 38).
В назначенный июньский день я приехал за хором и отцом архимандритом на автобусе в Лавру. Мягко говоря, волновался – предстояло встретиться с человеком, который всегда был для меня легендой, чей хор я услышал впервые еще учась в школе, на немыслимо дефицитной пластинке «Пасха Христова», обнаруженной у приятеля. Услышал – и начал слушать все, что удавалось найти. Отец Матфей оказался очень открытым и жизнерадостным человеком. В дороге он много вспоминал о былых лаврских службах, в том числе и то последнем Великом покаянном каноне Андрея Критского, прочитанном патриархом Пименом.
К моему великому смятению, отец Матфей предложил вести концерт мне. Пришлось вести, хотя порядок композиций, обозначенных в программе, соблюден не был – отец Матфей следовал своему плану. Хор был изумителен и порой даже слишком мощен для храма. Концерт был великолепен (к счастью, мы записали его) - один из последних концертов отца Матфея. В финале гремело «многая лета» всем присутствующим.
Через некоторое время отец Матфей попал в больницу с очередным недугом и я поехал к нему. Он очень тепло меня принял, мы выпили чаю с ним и его сестрой и он с непередаваемым юмором рассказывал о том, как непросто дается ему борьба с болезнью: «Вчера вечером был просто какой то Dies irae». Вспоминал предшественников – великих Комарова, Матвеева... Вообще его речь надо было слышать и надо было слушать. Хорошее расположение духа, как уже говорилось, не покидало его никогда.
Потом мы несколько раз виделись на лаврских службах, поздравляли его с юбилеем, а на панихиде по Святейшему Патриарху Алексию II и затем на интронизации Святейшего Патриарха Кирилла я стоял на хорах Храма Христа Спасителя почти рядом с отцом Матфеем, успел благословиться и перекинуться парой слов. Последний раз мы виделись в Пасхальную ночь в Лавре, в Успенском соборе после службы, я подошел под благословение и сказал, что очень рад его видеть. «И я рад, - улыбнулся отец Матфей. – Сугубо рад. Даже трегубо»… А уже потом я участвовал в установлении креста на его могиле.
Вечная память.
Поэт Николай Гумилев как-то заметил, что когда рушится колокольня, то в небе все равно остается ее след. Уход архимандрита Матфея (Мормыля) оставил именно такой след в небе, след, который не сотрется никогда. Мне повезло быть знакомым с этим удивительным человеком. Удивительным не только своим талантом – своей жизнерадостностью и жизнелюбием, которые не изменяли ему в минуты самых тяжелых испытаний.
Наше знакомство состоялось в 2008 году, когда я стал организатором концерта хора под управлением архимандрита Матфея в храме Троицкого подворья Лавры в Москве. Отправив архимандриту предполагаемый репертуар, я получил список композиций полностью исправленным и переделанным. Одним из моих предложений было спеть стихиру, написанную Иваном Грозным. В огромной библиотеке отца Матфея нашлись ноты и текст, после чего мне позвонил его помощник и от имени отца Матфея осторожно спросил, надо ли репетировать и исполнять все 18 страниц? Тут же было решено сократить творение «деспота Российского» и хор приступил к репетициям.
Архимандрит Матфей вникал во всякую мелочь, а когда выяснилось, что не все хористы смогут принять участие в концерте (концерт планировался в мае, сроки двигались, наступил июнь и часть певцов разъехалась), едва не отказался от мероприятия, посчитав, что качество будет не должным (вместо 50 человек хора осталось 38).
В назначенный июньский день я приехал за хором и отцом архимандритом на автобусе в Лавру. Мягко говоря, волновался – предстояло встретиться с человеком, который всегда был для меня легендой, чей хор я услышал впервые еще учась в школе, на немыслимо дефицитной пластинке «Пасха Христова», обнаруженной у приятеля. Услышал – и начал слушать все, что удавалось найти. Отец Матфей оказался очень открытым и жизнерадостным человеком. В дороге он много вспоминал о былых лаврских службах, в том числе и то последнем Великом покаянном каноне Андрея Критского, прочитанном патриархом Пименом.
К моему великому смятению, отец Матфей предложил вести концерт мне. Пришлось вести, хотя порядок композиций, обозначенных в программе, соблюден не был – отец Матфей следовал своему плану. Хор был изумителен и порой даже слишком мощен для храма. Концерт был великолепен (к счастью, мы записали его) - один из последних концертов отца Матфея. В финале гремело «многая лета» всем присутствующим.
Через некоторое время отец Матфей попал в больницу с очередным недугом и я поехал к нему. Он очень тепло меня принял, мы выпили чаю с ним и его сестрой и он с непередаваемым юмором рассказывал о том, как непросто дается ему борьба с болезнью: «Вчера вечером был просто какой то Dies irae». Вспоминал предшественников – великих Комарова, Матвеева... Вообще его речь надо было слышать и надо было слушать. Хорошее расположение духа, как уже говорилось, не покидало его никогда.
Потом мы несколько раз виделись на лаврских службах, поздравляли его с юбилеем, а на панихиде по Святейшему Патриарху Алексию II и затем на интронизации Святейшего Патриарха Кирилла я стоял на хорах Храма Христа Спасителя почти рядом с отцом Матфеем, успел благословиться и перекинуться парой слов. Последний раз мы виделись в Пасхальную ночь в Лавре, в Успенском соборе после службы, я подошел под благословение и сказал, что очень рад его видеть. «И я рад, - улыбнулся отец Матфей. – Сугубо рад. Даже трегубо»… А уже потом я участвовал в установлении креста на его могиле.
Вечная память.