затонувший город


Kanal geosi va tili: Rossiya, Ruscha
Toifa: ko‘rsatilmagan


чужие тексты

Связанные каналы

Kanal geosi va tili
Rossiya, Ruscha
Toifa
ko‘rsatilmagan
Statistika
Postlar filtri


Владислав Пашков

прежде писал стихи 
чтобы выразить эмоцию 
выплеснуть душу 
 
сейчас пишу стихи 
чтобы выразить особенности языка
сочетания слов 
которые остаются обыкновенно незамеченными 
 
складываю слова 
как кубики лего 
 
из них можно сложить 
даже эйфелеву 
даже вавилонскую 
даже из слоновой кости 
башни 
 
(да-да, я видел такие постройки из лего! 
видел своими глазами! 
в центральном детском мире на лубянке
мы ходили туда с папой 
и я смотрел 
и в свои шесть ахуевал от цен
 
от цены, которую приходится заплатить
за возведение этих башней) 
 
[молчание] 
 
слова 
как кубики лего 
 
предпочитаю разбрасывать их
засевать
 
как завещал даниил хармс 
стихи должны болеть и впиваться 
как кубик лего 
на который неосторожно наступил


Георгий Нагайцев

цедрой дыхания загнанный под стекло
я задохнулся и умер. тенью твоих ресниц
скрытый надёжно спал подогнув крыло
но пробудило ваше с весной тепло

преобразившись песней святой из лиц
я пролетел сквозь просветы в облаке сквозь шелуху листвы
влажной спланировал вниз тихо звеня-шебурша
и затерялся в нитях густой травы
видишь росинки шар это моя душа


Михаил Калинин

«за поворотом, в глубине лесного лога...»
Б. Пастернак

как хранитель Кольца продирался сквозь непролазные чащи
не в силах выйти на Тракт —

так я, не переплавленный, не очищенный
пробиваюсь сквозь мертвые слова и плен мыслей



где-то там, поблизости, Путь 
он свободен, но под наблюдением днем и ночью



все же, когда совсем невмоготу, делаю над собой усилие 
и выхожу на дорогу

поскорей перебегаю на другую ее сторону и вновь продолжаю идти в глухомани



этого достаточно, чтобы родились несколько строк



смелость попытки не остается незамеченной —
за нее приходится платить наготой рожденного текста



так двигаюсь, понимая —
что по Тракту, что по бездорожью — от Пути уклоняться нельзя

...

все мои шаги
все записанные в блокноте строчки смотрят в одну сторону

цель, к которой стремлюсь, стоит передо мной
даже когда я закрываю глаза


Михаил Калинин

БЕЗМОЛВИЕ
ты очнулся от сна 
сидя в лодке посреди океана из мусора 

морских волн не видно под пестрым ковром 
из пластмассы, резины и целлофана
окружающим тебя со всех сторон 

ни рыб, ни птиц —
лишь колыхающийся яркий, но мертвый покров над водой



что же, теперь живи с этим 
но отныне пусть каждое твое слово   
будет пластиковой бутылкой, выловленной из воды

чью нижнюю часть, отрезав, ты прикрепишь скотчем к борту
рядом с другими, подобными ей 



в надежде, что спасительный ливень наполнит их


Сергей Михайлов

как узелок на память
мы ее развязали
забыв зачем


Евгений Никитин

В твоих чертах уже проявился
чужой человек. Ты носишь его на себе –
еле заметный контур поверх твоего лица.
В уголках глаз, где было (ты помнишь?) моё место,
обосновался он – вот след его поцелуя.
Только я вижу разницу.
Иногда он просыпается, начинает ворочаться,
смотрит по сторонам и тогда – выпадает
из тебя, как из колоды джокер. Становится рядом.
Идёшь, о двух головах.
А я никогда не мог
стать тобою хотя бы наполовину.
Во мне сохранился голод неразделённого существа.
Я касался тебя, ничего не понимая.
Жил то там, то сям. Ютился
между костяшками пальцев, спал
в уголках глаз. Не оставлял следов.


Мария Лобанова

Имя — мыло
в горле, — дольня,
Ледяная колокольня
Будто подавилась я 

И достали до грудины
Перезвоны переливы
Льдины словно херувимы
Заискрилися 

Имя бряцало стаккато
И мурлыкало легато
И горбато заводило
И раскатисто 

Зажимала зубы-зубья
Леденели губы-угли
И белело до испуга
Сердце-пьяница


Ирина Котова
ПЯТЕРКА

в один из дней
у троюродного брата вити
закончились все слова
при каждой встрече он мычал
и давал мне пять тысяч
витю пыталась сажать каждая власть —
за подпольный бизнес
но при каждой власти
среди развалин гаражей
вновь и вновь
гремели железки автосервиса

хотя витя умел лишь мычать
я всегда ждала встречи с ним
с его пятёркой
я озвучивала эту пятёрку
походом в кафе с друзьями
или звоном бутылок в подворотне
я озвучивала эту пятёрку
покупкой туфель на каблуках
(такие — не решишься на зарплату)
я озвучивала эту пятёрку
походом в большой
нарочито открыв в партере плечи
я озвучивала
блестящими
новогодними игрушками

но лишь через много лет
вдруг
услышала жужжание мух
съевших его язык


Сергей Хан

хватать каждое такое слово
и бежать
в проем паузы
пить ее воду
лить на саднящее

чаша паузы медная
и гудит
сорван резко

слова-пластыря
каждого  после
задыхаться
словно долго-долго
бежал


Яков Красюк

тёмные двери
закрылись
но это было не самое худшее
самое страшное
начиналось после того
как я повесил занавески на окна


Яков Красюк

ты прыгаешь
словно оживший мертвец
в ступнях у тебя металлические спицы

по ним размазана ядовитая мазь
которая разъела тебе кожу
и теперь из твоей левой ноги
бьёт зловонная струя крови

эта засохшая кровь смешивается с твоей собственной
превращаясь в густую тёмную жидкость
которую ты даже не можешь испачкать

если так будет продолжаться
ты останешься совсем без кожи
и в конце концов
тоже начнёшь высасывать жизнь из мира
только уже по-другому


Анна Аликевич

Много я знаю путей, но такого не знаю,
Чтобы извести человека из памяти, из былья,
Чтобы убрать его за порог моря, приносимого ночью.
Можно купить, что хочешь, продать, что хочешь,
Но такое проклятье нейдет по рублю и по два.

Если б у тебя был замок с семью деревнями
Или дворец на дне бездны,
Тебе бы с три короба продали бесполезной дряни –
А я говорю честно.

Я могу продать тебе птичье сердце,
Обменять старое на новое,
Но темного человека вывести из далекого детства –
Я не могу, и не надо тут валиться: «Попробуй!».

Я много проклятий повидала на своем веку:
Легко торговать травой приворотной…
У него там Эрина, она берет меня за сухое горло мое короткое –
И что-то колет в боку.


когда-нибудь перестану умирать от этого текста (нет)


Полина Барскова

СООБЩЕНИЕ АРИЭЛЯ

Твой отец лежит, раздавлен весом морским,
Он объём волны, он коралл.
Твой отец кружит, разбавлен ветром морским,
Кожа его — кора
С паникующим муравьём.
Стали белки́ его глаз — гордый жемчуг.
Стали желтки его глаз — негодный жемчуг.
Череп его — хорал.
Всё в нём звучит, дрожит.
Ничто в нём не блекнет,
Но всё превращается
В нечто странное, густое, многообещающее.

В этот раствор погружаются любознательные нереиды —
Наблюдать за превращеньями твоего отца,

Ведь ничто в нём не блекнет, но всё обращается
В тебя, к тебе, Фердинанд: твой отец жив!

Твой отец спит.
Твой отец — шар
Красный,
Прибившийся под новым мостом.
Твой отец — стыд.
Он — жар
Слепоты, подступающей, когда я смотрю на него: оболочка тает.
Он косноязычья хлад, как жало выползающий изо рта.

Твой отец ещё жив, но он засыпает.
Посмотри на спящего, Фердинанд.
Струйка слюны стекает по подбородку.
Так змея аккуратно спускается по скале,
Так жирная цепь проливается в лодку.

Он вздыхает, но как-то не наружу, а внутрь:
Скорее звук запирая в себе, чем делясь им с нами:

Он спит, Фердинанд. Лёд мерцает на куцей его губе.
Дыхание — очень маленькая вещь, закруглённая снами.


Евгений Арабкин

В долгий сон просыпаешься в закрытых глазах как в одежде

Чёрная акварель раздевается под проточной водой

Птицы уже переносят небо с места на место

Взяли кажется след


Евгений Арабкин

Поцелуи для рта неуязвимы
Языка превосходная капля
В совершенно тихом океане

В щепки разбивали ладони кораблей волны груди
В щепки

И этими щепками
Приходилось волны вычерпывать


Инна Краснопер

я беру это слово и укладываю его спатеньки

слово
укутывается, укладывается, увертывается, укатывается
слово уползает и находится. пребывает слово в другом
пространстве

там где
огни перемигиваются с периодичностью
не обязательной: не как дыхание

слово
валандается и купается в том пространстве
в пространстве где у тела есть область

межтелесности

там где тело
не
похоже
на тело

там где тело тепловые слои
выкатывает

там: тело и слово
слева и с лова
с леса и поля
слезла – и тела

слово перевертывается, вздымается
будто бы от себя от
талкиваясь

и потом это слово
не возвращается

сковывается
с тополя па
дает
покрывается
ис пар иной

и, может быть, в другом виде
возвращается


Ксения Дергунова

Чем дальше в лес —
Тем больше ветки 
Впиваются в корсет груди
И если солнце впереди позволит, 
Сниму прогнившие ботинки.
Они достались мне случайно
От пожилого господина:
Ушла пора топтать траву
Его немеющей ноге.
Лишь молодая гильотина 
Ему сияла напоследок,
Как мне рассвет сияет с новой силой 
на розовеющем холме.
Глубокий лес ещё дремучей
Сплетается в районе лба
венцом терновым.
И я, танцуя между сучьев,
Теряю медленно куски
Одежды старой.
Кровоточащие стигматы 
пускают свежие ростки.
Не волк крадется по чащобе, 
не лев таится за листвой, 
но я, раздетый и убогий,
в грибницу отпускаю корни
и разрастаюсь под тропой.


Светлана Копылова

треск в лесополосе и какое-то напряжение
как будто ваш дом решили подкосить

надземный слой трещит, а выше сдавливает в тишину
но если прижать ухо к ребру, слышно

что-то нелепое просит, лодыжки сосен,
необоснованные объекты кричащих цветов и сложной фактуры,
их нарисовать, сорное-мусорное тесаком по лодыжкам сосен,
почти требовало,
больно, и незачем

кому-то прищемило голос, с обеих сторон,
теперь еле разберёшь, даже вслушиваясь в самое подполье,
теперь оттуда сигнал

голос это всё рассказал, один из голосов,
одной лесной
извлечённой из тревожной полосы


Дарья Данилова

Враг (примирить внутренние импульсы)

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОЭМЫ НА МАТЕРИКЕ
«его прорыв к освобождению»

Полководец открывает глаза и появляется здесь:
в тихом и нежном как рассвет лазарете.
– что, у меня рана?
- нет, это не рана, это кожное заболевание между миром и тобой,
это гибкий лес болеет становясь старше, но почему болеешь ты?

водолаз обходит акваторию бухты,
ничего, только скучная вода,
некая равнина как при отливе,
дренажная система дома на отмели
переворачивается отражаясь в куполе.

Это кино про меня, он уверен видя как Расмус пишет своё имя на стекле,
он заболел сегодня уже вдалеке от детства,
не сумел рассказать болезнь без не нужных терминов
вот как это тернистое слово.

а в куполе отражаются:
проволочные системы гномов,
маленькие туманные заводи,
он, умерший от простуды
лежит с блестящими щеками,
уже совершенно уверенный,
это кино про него.

выходя из фильма
выходя из фильма
выходя из заводи
он выходит из лазарета
и ловушка кожного заболевания схлопывается окончательно.

это конец, говорят врачи
зависит от авторки, говорит пространство

20 ta oxirgi post ko‘rsatilgan.

23

obunachilar
Kanal statistikasi