...Бойся не того, что будет, а того, что уже прошло.
Эти слова навсегда остались в ее памяти. Нить ихвозникновения давно спуталась и валялась в углу, никому не нужная. Все ушло в прошлое, даже будущее, все растворилось и стало неважным. Она убегала от прошлого, недобегая до будущего, просто бежала. И было так хорошо, так светло в ее Настоящем. Оно забирало ее к себе в объятия почти каждый день, и она без страха и сомнения погружалась в такую знакомую, почти даже родную негу. Находясь в этом сладком, чистом и красочном промежутке, между прошлым и будущим, она видела и чувствовала, как непохожи эти две постоянные на ее небесно-бесконечное состояние. Всего пара часов. Но какие это были часы. Таких не бывает в реальном мире.
Поздняя весна. Где-то середина мая. Полевые цветы брызжут нектаром и дразнят насекомых своими яркими лепестками, обсыпанными желтовато-оранжевой сахарной пудрой. Для пчел они — словно сладкие пончики с переливающейся глазурью, соблазняющие розового малыша в кондитерской лавке. Травы блещут зелеными красками, а колосья завершают этот ансамбль золотистыми куполами. Это поздне-весеннее поле — природный храм. Слышны звуки: ветер поет не хуже церковного органа, погоняя усталые колокольца и томные лепестки череды. Тихое, едва уловимое звучание, словно ангельское пение, доступно не всем. Но она его слышит! Она его слышит! Каждый поворот лиловой колокольчиковой головки, каждое слово в шепоте мятной травинки, каждое дуновение, срывающее с пушистого одувана его невесомый убор. Тонкие голоса обитателей поля так близки и так знакомы ей, и в то же время они никогда еще не казались такими загадочными и манящими. Она медленно поворачивается спиной к травам и так же, словно находясь замедленном пространстве, опускает свое полупрозрачное тело на землю. Почти беззвучно окунается в зеленые волны, окружаемая духами земли. Лежит. Такая неподвижная и естественная. Границы, созданные самим человеком и оградившие его от природы, растворились в ее естестве. Несомненно, она — дитя своей матери, нашей общей матери. Возможно, даже одно из ее любимых детищ. Filia Natura. Она впускала в свой мир природу, и та принимала ее.
Тонкие длинные пальцы скользили по глади пышной зелени, достигая начала всех начал, матери самой природы — земли. Теплой, влажной, весенней земли. Бледные руки ее так выделялись на фоне черно-зеленой, крахмалистой почвы, что, казалось, будто это вены самой земли застыли, замерзли и оледенелые проступили на поверхность, поражая своим белоснежным сиянием. У теплой земли холодные вены.
