Классическая музыка

​​Уже совсем скоро во всех концертных залах будут греметь литавры из Ленинградской симфонии Шостаковича, напоминая нам о том, что всякая диктатура страшна, война – убийственна, а высшая ценность – это человек и его свобода. Но говорить сегодня мы все же будем не о Седьмой Дмитрия Дмитриевича, а о схожем по настроению и мысли произведении – Третьей симфонии украинского композитора Бориса Лятошинского.

Лятошинский в своем произведении затрагивает те же темы, что и Шостакович, особенно ярко они выражаются в трагическом финале, являющем собой манифест о том, что война – общечеловеческая трагедия, где нет победителей или проигравших. Такой настрой конфликтовал с правящей идеологией тех лет, поэтому композитору пришлось переписать последний фрагмент, изменив кульминацию с трагической, на победную и оптимистичную¹. В последней редакции, на мой взгляд, философская концепция произведения проседает и намеренно плакатное завершение портит полную картину масштабного антивоенного откровения.

Жесткая по звуку первая часть, играемая медной группой, рисует безжалостность войны, ее механическую безжизненность и отсутствие всего живого и человечного. Это рефлексия на первую половину двадцатого столетия в целом, на его идеологию, где человек и его индивидуальность стираются под натиском всеобщей индустриализации. Вторая, самая откровенная часть, играемая деревянной группой, – это трагедия человека на фоне войны, его личность, мироточащая на механизированной иконе сверхчеловека. Третья часть, отданная струнным инструментам, отводит нас к традиционным народным мотивам, которые вступают в конфликт с основной партией первой части – военизированными, машинными гармониями. Композитор, думаю, указывает на путь спасения, который он видит в христианских ценностях. Сложная для советского времени мысль, но вся эпичность действа в третьем фрагменте все-таки приводит нас именно к этому выводу. Четвертая часть, как уже было сказано ранее, в первоначальной редакции, носит характер пацифистского манифеста. Обратите внимание на звучащий в кульминации треугольник, имитирующий звон колоколов, он, на мой взгляд, подтверждает общий христианский посыл симфонии, а финалу придает характер панихиды по первой половине XX века. #Лятошинский

¹ Мы публикуем произведение целиком во второй редакции, и финал первой редакции отдельно.

​​Хочется поделиться одним из чудес барокко, произведением Sonnerie de Ste. Genevieve du Mont de Paris: Trio Legerement французского композитора Марена Маре. Это сочинение, на мой взгляд, сильно выделяется вообще из барочного репертуара тех лет. Из-за своей динамичности и атональности побочных партий создается впечатление, что музыкальная мысль композитора переместилась на несколько столетий вперед, эдак в век XX. Это просто мистика какая-то! Как все-таки мы мало знаем о музыке прошлого и насколько невелико наше погружение в нее. Барокко – как чистый аффект. Это мелодия потерянной цивилизации, в тумане которой мы блуждаем. #Маре

​​Густав Малер находил спасение в народной песне. И песня эта звучит во всем его творчестве. Не зря многие симфонии Малера называют «рожденными из песни». Это очень важный элемент в понимании творчества композитора, который поставил точку в собственной жизни и в целой эпохе словами из песни Ф. Рюккерта – «Я умер для людской суеты… / Я живу один в моем небе, / В моей любви, в моей песне». Уход от реальности, согласие с непониманием со стороны общественности и собственным заточением характерно для романтиков рубежа XIX и XX веков, но Малер, пожалуй, наиболее поэтично сумел выразить личное отношение к надвигающемуся будущему и собственному месту в нем с помощью народных немецких песен, превратив их в философские симфонические полотна.

Каждая мелодия Малера – это предупреждающее ощущение надвигающейся катастрофы, на фоне которого автор своей исповедальной лирикой отстраняется от наступления нового времени, оставаясь верным традициям. Четвертая симфония – не исключение. Ее структура, схожая с классической, намеренно изменена таким образом, что медленная часть поставлена на третье место (вместо устоявшегося приема ставить ее на второе), дабы отделить пророческое видение будущего (первая и вторая части) от собственного к нему отношения (третья часть). В четвертой части, которая несколько отстранена от общей симфонии, звучит мотив спасения, и он – в песне.

В первых двух частях рисуется конфликт неких механических музыкальных сил, в которых сегодня мы узнаем атлантов модернистской музыки XX века – Шостаковича, Стравинского, Прокофьева и других, с классическими и романтическими гармониями. Плоские звуки бубенцов и флейт создают ауру чертовского шествия – этим приемом Малер формирует настроение напряженности от надвигающейся катастрофы. Потеря музыкальной гармонии в механизации звука, по Малеру, – один из элементов убийства Бога. Эти два фрагмента я бы назвал пророческим эскизом событий XX века.

В третьей части автор музыкально отстраняется от конфликта первых двух, и уходит в традиционную ему лирику, где в исповедальной манере говорит об отношении к изменению парадигмы мира. Здесь сконцентрирована рефлексия лирического героя на переход в новое столетие, где отвергаются традиции и уже ясно проявляется контур нового человека – сверхчеловека. Третий фрагмент – это панихида по эпохе романтизма.

Четвертая часть – спасение. Как было сказано ранее, Малер находит его в песне. В данном случае это детская песенка о небесных радостях. Тут автор словно покидает землю и уходит в «свое небо, свою песню». Он высоко, а вторгающиеся оркестровые интермеццо из первой части, существующие параллельно с безмятежной вокальной партией, уже не являются чем-то важным и страшным. Малер осознает бренность земной суеты, и утверждает свой покой где-то там, – там, где звучит детская песня. #Малер

С Рождеством! По такому случаю составили подборку рождественских хоралов. Согласитесь, что представить этот праздник без хоровой музыки невозможно. Ничто не выражает радость единения и тепло праздничного сезона так, как голоса, поющие светлые и возвышенные мелодии. Наш плейлист содержит самые известные традиционные гимны и хоралы, начиная со священной полифонии XVI века, до известных кантат Баха. Не забыли и про религиозные откровения композиторов XX века. #Подборка

Пока длятся новогодние каникулы не хочется никого загружать сложными гармониями, которые практически всегда о жизни и смерти, о мироздании, о Боге и любви, поэтому сегодняшний пост будет нетипичным для канала, но соответствующим беззаботным рождественским выходным. Расскажем вам «о самой рождественской песне» – Jingle bells. #Чтение

В классической музыке сложно подвести какие-то итоги года, особенно учитывая то, что в современном мире нового в академическом жанре пишется очень мало, а все произведения дошедшие до релиза на CD или до премьеры в концертном зале – проходят так незаметно, будто их и вовсе нет.

Поэтому мы решили опубликовать музыку, написанную в 1718, 1818 и 1918 годах, т. е. произведения, которым в 2018 году исполнилось 300, 200 и 100 лет. Считаю, что это вполне актуальные итоги уходящего года, касающиеся нашей любимой классики.

В прикрепляемой статье малый список произведений с указанием всех исполнителей. С новым годом, друзья! #Подборка

​​С Рождеством (по григорианскому календарю), друзья! Отличный повод вспомнить самое рождественское произведение классической музыки – балет «Щелкунчик» П. И. Чайковского. Помните, что музыка Чайковского – это счастье, и оно наше с вами, никто никогда его не сможет забрать. Мелодии из «Щелкунчика» – это, я бы сказал, блаженство в кубе. Думаю, что с первых аккордов увертюры у всех по телу бегут мурашки оттого, насколько это светлая и красивая музыка, слушая которую мы становимся по-настоящему счастливыми. Вы не верите в чудеса? Жмите кнопку play и услышите настоящее чудо.

В сюжете балета интересно то, что даже в самом, казалось бы детском произведении, подняты серьезные темы. Главная – это прощание с детством. Зная тематику больших сочинений Чайковского, в которых всегда присутствует идея преодоления смерти, то в Щелкунчике, переход из детства в юность, можно интерпретировать как исчезновение первого, потому-то в побочных партиях даже самых позитивных мелодических конструкций слышатся трагические мотивы. Особое внимание обратите на magnum opus балета – «Па-де-де» – это окончательный переход из детства в юность, который словно акт любви, который преображает девочку в прекрасную принцессу. В этом фрагменте сконцентрирована вся красота произведения, апогей всепобеждающей любви, но также и трагизм, без которого, по Чайковскому, невозможно достижение абсолюта и полной удовлетворенности.

Другой интересной чертой балета является столкновение взрослого и детского миров. Послушайте как звучат темы, описывающие танцы и развлечения взрослых – мелодии приземленные, слегка топорные, в то время, как мир детских грез – масштабный, воздушный и откровенный. Таким образом Чайковский признается в любви детству и юности – как самому откровенному, не затуманенному пороками жизненному периоду. А легкая трагика, которая местами слышится в музыке, указывает на конечность этого состояния, которое растворяется также быстро, как волшебное сновидение. #Чайковский

​​Ударим новогодним и рождественским настроением. Музыка сегодня будет из далекого французского XVII века, композитора, скорее всего вам неизвестного, – Мишеля-Ришара Делаланда – представителя эпохи барокко.

Начиная со средневековья церковные праздники занимали видное место, поэтому для них писалась соответствующая музыка. Впоследствии ее мотивы стали популярными и в эпоху барокко к стандартным литургиям были добавлены кантаты, концерты, сюиты и вариации народных песен, которые хорошо были известны верующим. Рождественская симфония Делаланда относится к их числу и посвящена празднованию главного праздника христиан.

С первых нот музыка дарит то, чего многим не хватает – праздничное настроение, веру в чудо и во всепобеждающие добро и справедливость. #Делаланд