Daily Moron

В ходе доказывания главенствования механизма отношения в процессе познания, доказательства местами весьма неказистого и неубедительного, Бубер апеллирует к примеру с восприятием Маны - прям как в Diablo и прочих RPG. Я не устаю говорить о том, что философия - это бесконечный диалог вокруг определенного круга важнейших вопросов. В диалоге далеко не все мысли и суждения являются истиной и правдой, но в диалоге такого типа истина и рождается - необходимо время на то чтобы обдумать предыдущие высказывания, разность культур для плюрализма аргументации и прочтений, а также отсутствие каких-либо инструментов способных перевести мыслительное соревнование в иное русло.
Вернемся к отрывку - Мы (условно-западно-мыслящие люди), говорит Бубер, понимаем ману как сверхспособность, но для примитивного человека это не так - для него все происходящее с ним одинаково реально, и сны которые он видит и мистический опыт который он переживает. Но вот абстракция, например число - будет восприниматься им как абсурд. То есть примитивный человек находится с миром в постоянном отношении ( я полагаю что именно ввиду нативности такого восприятия мира Бубер и делегирует ему главенство, пренебрегая онтологическими расхождениями)
А Дальше Бубер предлагает интересную цепочку рассуждения: Нет в первобытном восприятии причинности в нашем понимании - это набор отношений движимый некоей силой. Мана это эссенция этой силы, то есть, некая абстракция, как и наши числа, возможно более примитивная.
Отношения в жизни примитивного человека по степени важности и влиятельности ранжируются в сознании - что остается важным, к чему есть интерес (чуть более позднее понятие) обретает условно-самостоятельное Ты-бытие, с которым человек находится в отношении. То что “растворяется” в памяти со временем объективируется, то есть становится Оно. Но помимо этого, появляется и формируется некое Я. Я это не человек, это нечто большее чем тело - Бубер приводит пример с желанием продолжить род - тело хочет продолжить род, а Я это другое. Принцип познаю,значит существую “Cognosco ergo sum” не работает с первобытным человеком, а стало быть не работает и с нами. Мы вступаем в отношение, и с проживанием этого отношения появляется Я

Следующий отрезок я позволю себе разбить на две части:
“В НАЧАЛЕ БЫЛО ОТНОШЕНИЕ. Возьмите язык "дикарей", т. е. тех народов, чей мир еще беден объектами и чья жизнь строится в тесном кругу действий, насыщенных присутствием. Ядра их языка - слова-предложения, первичные дограмматические конструкции, из расщепления которых возникает все многообразие грамматических форм, - чаще всего выражают цельность отношения. Мы говорим: "Очень далеко"; зулус скажет вместо этого слово-предложение, которое значит: "Там, где кто-то кричит: "О, мама, я пропал", а житель Огненной Земли посрамит нашу аналитическую премудрость семисложным словом, точный смысл которого - "глядят друг на друга, каждый ожидая, что другой вызовется сделать то, чего оба хотят, но не могут сделать". Здесь, в целостности отношения нерасчлененно присутствуют и лица - будущие существительные и местоимения; они пока лишь намечены и не обладают полной самостоятельностью. Смысл речи составляют не эти продукты анализа и размышления, а подлинное первичное единство, переживаемое отношение.
При встрече мы приветствуем человека, желая ему благополучия, уверяя его в своей преданности или поручая его Богу. Но как мало непосредственности в этих стершихся формулах (улавливается ли хоть что-нибудь в "Хайль!" от первоначального наделения властью!) в сравнении с не теряющим свежести телесным приветствием кафров: "Я тебя вижу!" - или с его забавным и возвышенным американским вариантом: "Услышь мой запах!"
Можно предположить, что понятия и связи, да и сами представления о лицах и вещах, выделились из представлений о таких событиях и состояниях, которые имели характер отношений. Стихийные впечатления и волнения, пробуждающие дух "первобытного человека", вызываются событиями-отношениями - переживанием того, что предстает перед ним, и состояниями-отношениями - жизнью с тем, что предстает перед ним. О луне, которую он видит каждую ночь, он не составляет себе никаких идей, пока она, во сне или наяву, не предстанет ему телесно, приблизившись своими беззвучными движениями, околдует его, очарует своими касаниями, навлекая на него худое или доброе. Вначале он не сохраняет в себе даже оптического представления о блуждающем световом диске или о демоническом существе, как-то связанном с этим диском, а лишь динамический, пронизывающий тело, волнующий образ лунного воздействия, из которого лишь постепенно выделяется персональный образ - лик луны: тогда воспоминание о том неведомом, что воспринималось еженощно, разгорается в представление о виновнике и носителе этого воздействия, и возникает возможность его объективирования, превращения первоначально непознаваемого, но лишь переживаемого Ты в Он или Она.”

Посредством примера неразвитых языков Бубер доказывает первичность смысла над грамматической конструкцией - чем вам не “спор об универсалиях”? Пример с приветствием в разных языках показывает отношения между Ты и Оно-бытиями - мы произносим привычные конструкции с целью приветствия, не осознавая подлинного смысла приветственных слов, того смысла который был заложен в Ты-отношении.
Интересен с точки зрения гносеологии и пассаж про Луну - познание расписанное по шагам. Пока луна просто где-то безотносительно - нет никаких мыслей и идей о ней. Но как только Я вступает с ней в отношение - все меняется, появляется интерес, луна противостоит познающему, становится частью его жизни, а затем становится самостоятельной единицей в виде образа в сознании познающего. А вот образ уже можно объективизировать и луна “возвращается” в материальный мир.

”НО ВОТ В ЧЕМ состоит возвышенная печаль нашего жребия: каждое Ты в нашем мире обречено превратиться в Оно. Столь исключительным было присутствие Ты в непосредственном отношении: но как только отношение исчерпает себя или в него проникнет средство. Ты становится объектом среди объектов - пусть важнейшим, но все же одним из них - имеющим меру и границы. В творчестве реализация в одном смысле означает утрату реальности в другом. Подлинное созерцание кратковременно: жизнь в природе, только что раскрывшаяся передо мной в таинстве взаимодействия, теперь снова может быть описываема, расчленяема, классифицируема - как точка пересечения множества разнообразных законов. И сама любовь не может сохраниться в непосредственном отношении; она длится, но в чередовании актуальности и латентности. Человек, который только что еще был единственным и лишенным свойств, который не был в наличии - только присутствовал, которого нельзя было познавать, но можно было коснуться, - этот человек теперь снова стал Он или Она - суммой качеств, количеством в конкретном образе. Теперь я снова могу извлечь из него цвет его волос, окраску его речи, оттенок его доброты; но пока я это могу, он уже не мое Ты и еще не стал им снова.
Каждое Ты в мире по сути своей обречено стать вещью или, во всяком случае, вновь и вновь погружаться в вещность. На языке объективном можно было бы сказать, что каждая вещь в мире может до или после своего
овеществления являться какому-либо Я в качестве его Ты. Но объективный язык ухватывает лишь краешек подлинной жизни.
Оно - куколка. Ты - бабочка. Только не всегда это состояния, которые четко отделены одно от другого: часто - это одно, в глубокой двойственности запутанное событие.”

Данный отрезок продолжает раскрытие онтологической структуры - Ты-бытие кратковременно и интимно, оно обречено однажды либо стать частью Оно-Бытия либо становиться им вновь и вновь. Примером с бабочкой и куколкой Бубер путает нас, как мне кажется, ведь бабочка не может обратно закукливаться, а Ты-бытие может проявлять себя в материальном мире, в зависимости от того как познает субъект.
Как говорилось ранее - корни в Платоне и реализме средневековой философии (как мы помним - реализм это идеализм - противоречие решается просто, для христиан бог есть реальность, поэтому реальный мир познается через бога) Вообще, для продуктивного чтения данного произведения надо быть хотя бы поверхностно знакомым с средневековой философией и обстановкой там. Также мне бы очень хотелось, чтобы читающие эту книгу со мной после прочтения этого отрезка сравнили то, о чем говорит Бубер с тем о чем говорил Августин

“ОТНОШЕНИЕ ЕСТЬ ВЗАИМНОСТЬ. Мое Ты воздействует на меня, как я воздействую на него. Наши ученики воспитывают нас, наши произведения создают нас. "Дурной" человек, если его коснулось святое основное слово,
превращается в дарующего откровение. Как воспитывают нас дети, как воспитывают животные! Мы живем, непостижимым образом включенные в поток вселенской взаимности

ТЫ ГОВОРИШЬ О ЛЮБВИ, как если бы это было единственное отношение между людьми; но, по правде говоря, можешь ли ты даже ссылаться на нее как на пример, если на свете есть еще и ненависть?
Пока любовь "слепа", т. е. пока она не видит существа, на которое направлена, в его целостности, она еще не принадлежит по-настоящему основному слову отношения. Ненависть по природе своей слепа; лишь часть
существа можно ненавидеть. Кто видит существо в целом и вынужден его отвергнуть, тот уже не в царстве ненависти, а во власти человеческого несовершенства, ограничивающего способность говорить Ты. Он не способен
сказать предстоящему перед ним другому человеку основное слово, всегда заключающее в себе утверждение бытия того, к кому оно обращено, и поэтому вынужден отвергнуть либо другого, либо себя. У этой преграды вступающий в
отношение осознает свою подвластность взаимосвязи с партнером, и лишь одновременно с этим исчезает преграда.
Все же непосредственно ненавидящий ближе к отношению чем тот, кто лишен любви и ненависти.”

Пассаж про отношение в очередной раз указывает на онтологическое устройство - особенно радует “вселенская взаимность”. К примеру о любви Бубер добавляет ненависть - показывая различия и тем самым описывая свойства Ты-бытия. “Слепость” явления мешает вступить в отношение - это довольно интересно, ведь любовь есть всё, но проявляет себя она только в непосредственном акте познания - чудеса религиозной философии. Однако интересно другое - тот кто ненавидит - не может познавать-Ты потому как для этого надо допустить взаимную зависимость, а при ее осознании - ненависть исчезает, ибо не может быть не слепой. Фраза о том, что тот кто ненавидит все равно ближе того кто созерцает показывает привязку к возвышенности божественного над рациональным.

Важен глагол “выходит” - он указывает на онтологическую структуру - условное Ты бытие, по Буберу, включает в себя Оно бытие и это чертовски похоже на бытие бога - включающее в себя материальный мир.
Разбирая пример с познанием Ты-человека, Бубер настаивает на том, что в процессе Ты-познания мы не просто чувствуем- приводя в пример любовь которая “случается”. “Любовь охватывает своим воздействием весь мир” - если продолжить средневековую тематику - Бог есть любовь, что подтверждает догадку об онтологическом устройстве Бубера. А вот еще интересная и важная часть “Любовь есть ответственность Я за Ты” - слово ответственность играет огромное значение - отношение о котором Бубер говорил ранее - ни что иное как ответственность. В ответственности проявляется и подлинная любовь и подлинное отношение и подлинная жизнь. Пример с животными вскрывает религиозность Бубера - верь и будет, там тоже магия - подобные аргументы всегда отталкивали меня от религиозной философии.

“ЧТО ЖЕ УЗНАЮТ О ТЫ?
- Да ничего. Ибо его не изучают.
- Что же знают о Ты?
- Только все. Потому что никаких частностей о нем больше не знают.
ТЫ ВСТРЕЧАЕТ МЕНЯ через благодать - его нельзя обрести в поиске. Но когда я говорю ему основное слово, это есть акт моей сущности, акт, которым осуществляется мое бытие.
Ты встречает меня. Но я вступаю в непосредственное отношение с ним. Следовательно, отношение - это значит одновременно быть избранным и избрать, оно одновременно страдательно и активно. Ведь сущностный акт связан с прекращением всех частных действий, а значит, и всех - лишь их ограниченностью обусловленных ощущений действия и потому неизбежно имеет оттенок страдательности. Основное слово Я-ТЫ может быть сказано лишь всем существом. Сосредоточение и слияние воедино всего существа не может
осуществиться ни через меня, ни помимо меня. Я становлюсь собой лишь через мое отношение к Ты; становясь Я, я говорю Ты.
Всякая подлинная жизнь есть встреча
ОТНОШЕНИЕ К ТЫ НЕПОСРЕДСТВЕННО. Никакая абстракция, никакое знание и никакая фантазия не стоят между Я и Ты. Сама память преображается, устремляясь от частностей к полноте целого. Никакая цель, никакое вожделение и никакое предчувствие не стоят между Я и Ты. Само желание преображается, устремляясь из своей мечты в явленность. Всякое средство есть препятствие. Лишь там, где все средства рассыпались в прах, происходит встреча”

Метод познания Ты - в откровении, что достаточно логично - если мы не занимаемся оцениванием, рассмотрением и категоризацией - мы верим. Вера слепа, в этом ее слабость, но в этом и ее сила: слабость в отсутствии логики, а стало быть в невозможности сторонней коммуникации, сила же в непоколебимости восприятия - есть только персональный интимный опыт, не омраченный ничем контекстным - чистое восприятие. Бубер не зря отсылает нас к парам слов - если подлинное познание это Ты познание, то и подлинное Я открывается лишь в нем, отсюда и ценность подобного метода, при всех его проблемах, о которых Бубер пока не говорит.
Также важна фраза про “подлинную жизнь” - человек становится человеком только в акте чистого познания. Собирание сведений о мире, по Буберу - не жизнь. Здесь я не могу не увидеть отсылки к Платоновскому миру копий. Последний абзац снимает возможное заблуждение - не просто в эмоциональности и отсутствии анализа познание - это все еще “переходные глаголы” - это именно про откровение

Резюмирую - в рамках философии науки работа "A Great Design" представляет большой интерес, но в погоне за продажами/популярностью, была написана в популистском ключе с точки зрения философии и требует выборочного чтения.

Надеюсь, что данный пост будет полезным, буду рад, если он породит новые вопросы. на которые я буду рад ответить

Давайте сформулируем что есть модельно-зависимый реализм: Мы понимаем мир моделями - набором систем, связанных в сложные суждения зачастую разрозненных фактов. Модели меняются, появляются и исчезают, мы не знаем наверняка найдется ли какая-то модель всего, но это и не имеет особого значения. Реалистичность модели определяется, по Хокингу, тем, насколько она соответствует нашим наблюдениям (эмпиризм - позитивизм). Если существуют две такие модели, которые согласуются с наблюдениями - нельзя сказать, какая из этих моделей является более реалистичной. В этом случае можно использовать любую модель, которая является более пригодной в конкретной ситуации, в соответствии с тем или иными соображениями (Релятивизм)
Как говорилось ранее - позитивизм прошел достаточно долгий путь и достиг своего логического конца в постпозитивизме Поппера, а также разделился на Философию науки - которая не пытается делать суждения об онтологии и гносеологии - работая лишь только с научным знанием, определяющей его границы и методолоогию, и Философию языка - которая в современном мире стала и узкой дисциплиной и методом понимания философии (идеалистическим)
В качестве философии науки - Модельно-зависимый реализм достаточно прогрессивная теория, которая мирит эмпирический опыт с релятивистской концепцией, позволяя проще отказываться от устаревших идей в пользу более очевидных, уходя от давления научной бюрократии. В качестве онтологической концепции это Марксизм, гносеологической - Релятивизм. Ценность в том, что Млодинов и Хокинг с учетом новых научных данных. а также кризиса научного познания, несколько развязывают руки научному методу объясняя старые идеи на новых примерах новым языком - это как песни про любовь - послушайте Вертинского и Люсю Чеботину - вторая скорее всего будет проще и понятнее для восприятия для современного русскоговорящего человека. Делает ли это ее понимание любви глубже и ценнее? Не думаю. Делает ли это ее влиятельнее и понятнее для среднего современного человека - однозначно

Вернемся к Млодинову с Хокингом - хотел бы подтвердить свои измышления цитатами:
"We form mental concepts of our home, trees, other people, the electricity that flows from wall sockets, atoms, molecules, and other universes. These mental concepts are the only reality we can know. There is no model-independent test of reality. It follows that a well-constructed model creates a reality of its own" - Чисто субъективистское понимание реальности - а с привязкой к научному методу - субъективный идеализм в умеренной форме.
"Thomson did not “see” an electron, nor was his speculation directly or unambiguously demonstrated by his experiments. But the model has proved crucial in applications from fundamental science to engineering, and today all physicists believe in electrons, even though you cannot see them" - постпозитивизм без каких-либо примесей
"The brain is so good at model building that if people are fitted with glasses that turn the images in their eyes upside down, their brains, after a time, change the model so that they again see things the right way up. If the glasses are then removed, they see the world upside down for a while, then again adapt. This shows that what one means when one says “I see a chair” is merely that one has used the light scattered by the chair to build a mental image or model of the chair. If the model is upside down, with luck one’s brain will correct it before one tries to sit on the chair" - релятивизм, с которым очень приятно согласиться, однако - а если все видят Бога - это тоже модель? ответом будет нет - ведь эта модель не проверяется научным экспериментом, но в таком случае - кто сказал, что эксперимент это подходящая форма верификации? А если мы живем в религиозной общине и все точно видим бога каждый день, чувствуем откровение господне? Это наша реальность - как мы ее сопоставим с рельностью других людей? Как сможем коммуницировать? Ответ - никак, за рамками научного поля это попросту не работает.

В процессе усвоения знаний одну из ключевых ролей играет интерес, гораздо проще и приятнее воспринимать и изучать то, что беспокоит - поэтому задавайте ваши вопросы в комментариях под постами и в чате, предлагайте темы для обсуждения - здесь это приветствуется. Так, по просьбе нашего подписчика, сегодня мы рассмотрим Модельно-зависимый реализм Млодинова и Хокинга.
И хоть сама концепция достаточно проста, чтобы не просто понять ее суть, но также осознать реальную ценность, необходим целый пласт знаний об эпистемологии, философии науки и позитивизме, а также все это будет ненужным без понимания релятивизма и знания истории его развития. Я при всем желании не смогу написать об этом в рамках одного поста, но предложу краткий обзор, давайте начинать

Для начала давайте определимся с понятиями - в постах я часто упоминаю гносеологию, но почти нигде ничего не говорил об Эпистемологии, в чем разница? Строго говоря, до 19-20 вв. эти понятия в целом воспринимались как тождественные, однако чем дальше мы пытаемся ограничить философию научными рамками, тем более Нам требуется ее биение на отдельные дисциплины. Оттолкнемся от этимологии: Гносис - это познание, то есть отношение субъект-объект, как субъект познает, обретает знание об объекте. Эпистема - достоверное знание, отношение объект-знание, то есть рассмотрение знания как такового, его структуры, развития. Тенденция к тому, чтобы сделать философию "понятной", "непротиворечивой", "научной" началась с позитивиста Огюста Конта.

Позитивизм утверждает эмпирический эксперимент как единственно возможный источник достоверного знания. Забегая вперёд - все позитивистские идеи были разбиты, подход признан ограниченным. За классическим позитивизмом (который сегодня интересен сугубо в историческом контексте) последовал позитивизм логический - который к чисто эмпирическому опыту добавил логические и математические конструкции. Логический позитивизм по-прежнему настаивал на том, что существует только материальный мир, метафизика излишня. Сложные суждения конечно есть, но путем редукции их можно разделить на простые, которые уже доказуемы эмперически, а язык и мышление тождественны. Последний тезис исходил от Видгенштейна, и был принят позитивистами как прорывной и влиятельный. Так выходит, что философия направленная на то , чтобы убрать все лишнее и свести философию к понимаемому и проверяемому, стала самым прочным фундаментом для философии языка - крайне важной и интересной, но достаточно аморфной области

Одна из главных проблем таким образом - нельзя утвердить ни одно универсальное суждение - потому как чтобы это сделать - необходимо не просто провзаимодействовать со всеми существующими объектами относящимися к полю анализа, но и всеми существовавшими и теми, что существовать будут. В итоге позитивизм нельзя рассматривать как философию - он просто ошибочен и противоречит задачам философии, поэтому позитивизм стал отличной основой еще и для философии науки, но онтологически и гносеологически - он не работает. Реакцией на логический позитивизм стал постпозитивизм Карла Поппера, который отбросив позитивистскую радикальность, предожил замену верифицируемости знания - его фальсифицируемость. Основная проблема позитивистов в том, что они видели наку как факты составляющие теорию, а Поппер увиел её как гипотезы которые или становятся фактами или нет.

Итак, все вышенаписанное можно свести к вопросам - что есть истина, достижима ли она? Можем ли мы говорить об абсолютной истине, или она всегда относительна?
Вопрос относительности истины, кстати - это то с чего начинают первокурсники изучение западной философии - Сократ и софисты Вопросу истинности и реальности посвящена и концепция модельно-зависимого реализма

“ВОТ ВЕЧНЫЙ ИСТОЧНИК ИСКУССТВА: к человеку подступает образ и хочет через него воплотиться, сделаться произведением. Не порождение его души, но видение, подступающее к ней и требующее от нее творческого воздействия. Оно ждет от человека сущностного акта: совершит он его, скажет своим существом основное слово явившемуся образу - и хлынет творящая сила, и родится произведение.
Жертва и риск заключены в этом акте.
Жертва: бесконечность возможностей, приносимых на алтарь образа; все, что в этот миг проносится, играя, через поле зрения, нужно полностью отбросить, ничто из этого не должно проникнуть в произведение; так велика исключительность предстающего передо мной.
Риск: основное слово может быть сказано лишь всем существом; кто отдает себя этому, не смеет ничего утаить; творение не потерпит (как дерево или человек), чтобы я ускользнул отдохнуть в мире Оно; творение властвует надо мной, и если я не служу ему как должно, оно разрушается - или разрушает меня.
Образ, который выступает мне навстречу, я не могу ни познавать, ни описывать; только воплотить могу я его. И все же я вижу его, сверкающий в лучах предстающего передо мной, яснее всей ясности познанного мира. Не как вещь среди "внутренних" вещей, не как "плод воображения", но как Настоящее. Если проверить предметность образа, окажется, что "здесь" его вовсе нет; но чье присутствие в настоящем может быть подлиннее? И отношение, в котором я нахожусь к нему, - истинное отношение: он действует на меня и я действую на него.
Создавать - значит черпать, изобретать - значит обретать, выражать - значит обнаруживать. Воплощая, я раскрываю. Я перевожу образ в мир Оно. Созданное произведение есть вещь среди вещей, которую можно познавать и
описывать как сумму свойств. Но время от времени оно может представать перед восприимчивым зрителем, являя ему всю полноту воплощенного в нем образа.”

А вот еще интересный момент о “Ты” познании - оно всегда максимально честное (искреннее), иначе это снова мир “Оно”. Концепция творец-проводник не нова, но я думаю Бубер имел в виду нечто более широкое. Конечно все можно свести к божественному провидению, но мне кажется речь именно об абсолютной честности - не в боге отношение, но в человеке, онтологически бог тоже никак не выделен, а стало быть мы пока имеем дело только с двумя типами бытия фактического и “Ты” бытием продуцируемым. Отбросить все лишнее и быть искренним - я вижу такой механизм предлагаемый Бубером

“ЕСЛИ Я ОБРАЩЕН К ЧЕЛОВЕКУ, как к своему Ты, если я говорю ему основное слово Я-ТЫ, то он не вещь среди вещей и не состоит из вещей.
Он уже не есть Он или Она, отграниченный от других Он и Она; он не есть точка, отнесенная к пространственно-временной сетке мира, и не структура, которую можно изучить и описать - непрочное объединение обозначенных словами свойств. Нет, лишенный всяких соседств и соединительных нитей, он есть Ты и заполняет собою небосвод. Не то чтобы не было ничего другого, кроме него, но все другое живет в его свете.
Как мелодия не есть совокупность звуков, стихотворение - совокупность слов и статуя - совокупность линий; но надо раздирать на куски, чтобы из единого сделать множественное, - так и с человеком, которому я говорю Ты. Я могу извлечь из него цвет его волос, или окраску его речи, или оттенок его доброты, - мне придется делать это вновь и вновь; но вот я сделал это - и он уже больше не Ты.
И как молитва не совершается во времени, но время течет в молитве, жертвоприношение не совершается в пространстве, но пространство пребывает в жертве - а кто обращает отношение, тот уничтожает реальность, - так и я нахожу человека, которому говорю Ты, в каком-либо однажды и где-то. Я могу соотнести его с временем и местом - и мне придется делать это вновь и вновь, - но уже не с моим Ты, а с некоторым Он или Она.
Пока распростерт надо мной небосвод Ты, ветры причинности сворачиваются клубком у моих ног, и колесо судьбы останавливается.
Человека, которому я говорю Ты, я не познаю. Но я нахожусь в отношении к нему, в святом основном слове. И, только выйдя из этого отношения, я буду снова познавать его.
Знание есть отдаление Ты.
Отношение может существовать и в том случае, если человек, которому я говорю Ты, не слышит этого, поглощенный познанием. Ибо Ты больше, чем знает Оно.
Ты совершает больше и претерпевает больше, чем знает Оно. Сюда не проникает никакая ложь: здесь - колыбель Подлинной Жизни.”

Вступая в отношение, мы включаем познаваемого в себя - мы познаем через него. Нет никакого смысла выделять отдельные сведения о познаваемом таким образом - это автоматически делает его объектом в этот момент - давая сведения о конкретном моменте, конкретной черте, но не человеке в целом. Нельзя познавать “Ты” и “Оно” одновременно. Я не могу не продолжить видеть здесь связь с иррациональным познанием, откровением, “чувствованием” и прочим божественным и средневековым, наложенным на экзистенциальную онтологию. Мы ставим себя на место познаваемого,мы это и есть он - фактически конструируется новая реальность, притом конструируется она ТОЛЬКО в познающем - это не часть вещного мира, но при этом это подлинная жизнь

“Я РАССМАТРИВАЮ ДЕРЕВО. Я могу воспринимать его как зрительный образ: колонна, вздымающаяся в шквале света, или зеленый взрыв, пронизанный кроткой серебристой голубизной.
Я могу ощущать его как движение: соки, бегущие по сосудам, льнущая и жаждущая сердцевина, сосущие корни, дыханье листьев, непрестанный обмен с землей и воздухом - и сам неуловимый рост дерева. Я могу рассматривать его как экземпляр некоторого вида, в соответствии с его строением и образом жизни.
Я могу до такой степени отвлечься от его формы и от его состояния в настоящий момент, что буду осознавать его лишь как выражение закономерностей - закона, по которому непрерывно уравновешивается постоянное противоборство сил, и закона, по которому смешиваются и разъединяются вещества.
Я могу свести его к числу, к чисто числовой зависимости, тем самым и уничтожив, и увековечив его.
Во всем этом дерево остается лишь моим объектом, имеет свое место и свое время, свою природу и свое строение.
Но может случиться - для этого нужны и воля, и благодать, - что, рассматривая дерево, я буду вовлечен в отношение к нему. Тогда это дерево - уже больше не Оно. Власть исключительности захватила меня.
При этом мне нет нужды отказываться ни от какого из способов, которыми я рассматривал дерево. Чтобы видеть, мне не требуется закрывать глаза на что-либо. Нет никакого знания, которое мне следовало бы забыть. Напротив того, все: образ и движение, вид и экземпляр, закон и число - все нераздельно объединяется здесь.
Здесь все, что присуще дереву, его форма и его механика, его краски и его химия, его беседа с элементами и его беседа со светилами - и все это в единстве целого.
Дерево - не впечатление, не игра моей фантазии, не источник настроения - оно телесно противостоит мне и имеет со мной дело, как я с ним, - только по-другому.
Не пытайтесь выхолостить смысл отношения: отношение есть взаимность.
Так что же - оно, дерево, имеет сознание, подобное нашему? Этого я не знаю. Но не пытаетесь ли вы снова думая, что это вам удастся, - разложить на части неделимое? Мне противостоит не душа дерева и не дриада, а само дерево.”

Главное здесь - взаимность - отношение всегда взаимно. Также важно, что сведения не портят отношения, но дополняют его - через это мы видим, что познание “Ты” более полное и совершенное нежели познание “Оно”. Здесь видна та интимность познания “Ты”, которую мы подметили ранее. Также мне видится посыл, что “Оно” разрозненное знание - это набор данных, и только в “Ты” это все становится цельным, ты подлинно “знаешь” то, что тебе “противостоит” и только тебе.

“ЕСТЬ ТРИ ТАКИХ СФЕРЫ, в которых возникает мир отношений.
Первая: жизнь с природой. Здесь отношение - доречевое, пульсирующее во тьме. Создания отвечают нам встречным движением, но они не в состоянии нас достичь, и наше Ты, обращенное к ним, замирает на пороге языка.
Вторая: жизнь с людьми. Здесь отношение очевидно и принимает речевую форму. Мы можем давать и принимать Ты.
Третья: жизнь с духовными сущностями. Здесь отношение окутано облаком, но раскрывает себя - безмолвно, но порождает речь. Мы не слышим никакого "Ты", и все же чувствуем зов, и мы отвечаем - творя образы, думая, действуя;
мы говорим основное слово своим существом, не в силах вымолвить Ты своими устами.
Но что же дает нам право приобщать к миру основного слова то, что лежит за пределами речи?
В каждой сфере, через все, обретающее для нас реальность Настоящего, видим мы кромку вечного Ты, в каждом улавливаем мы Его веяние, говоря с каждым Ты, мы говорим с вечным Ты.”

Очень важный отрезок - Что же значит безобъектное отношение - каким оно бывает?
Здесь становится понятно почему для онтологическо-гносеологических конструкций намерено выбраны такие “неудобные” названия - важную роль в отношении Бубер отводит речи в самом широком смысле этого слова.
С животными мы не говорим, но можем вступать в отношение - то есть воспринимать понимать до какой-то степени, чувствовать, но всех этих глаголов одновременно мало и много - мы можем как-либо относиться к животным.
С людьми в связке с речью и общением все вроде бы понятно, а вот третья сфера представляет особый интерес. Наше отношение с духовным - это гораздо шире чем отношение к животному или человеку - мы можем относится к чему-то сакральному (религиозный опыт без религии), идеологическому и т.п. и речью тут выступают иррациональные стремления индивида с одной стороны продиктованные “зовом” вечного с другой.
Бубер утверждает ценность познания отношением ввиду того, что подобное познание ближе к истине, нативнее, потому что оно условно “настоящее”, непридуманное, необъективизированное, часть “вечного Ты”