много букв короткие рассказы переводы мысли статьи и прочий контент, в котором вы, возможно, найдёте кучу языковых ошибок (смиритесь, пожалуйста) @quomodo
Рождество совсем скоро, так что на этот раз, вместо тягомотины собственного изобретения, предлагаю прочитать замечательный очерк Г.К. Честертона в не менее замечательном переводе Н.Л. Трауберг.
Когда стану взрослым, хочу писать как он и переводить как она.
Читается за 5 минут (максимум). Оптимизма после прочтения должно хватить дней на 5 (минимум). Полное уничтожение(!) культа Питера Пена гарантировано.
Сегодня утром я видел сердито шагающего малыша. Только дети умеют так шагать. Максимум, на что способны взрослые — скорчить недовольную мину и скандалить. Дети, если рассердятся по-настоящему, умеют сердиться всем своим существом. Наверное, потому что гнев — слишком взрослое чувство, чтобы вместиться в маленьком человечке.
Нелепый ранец, сменка через плечо, зимние штанишки, шарф поверх куртки. Личико, спрятанное в капюшоне, искажено гневом.
За мальчиком, по-деловому, с сумочкой, вышагивает женщина в красивом пальто. Держит дистанцию. Сразу видно — мама. Мама покрикивает: “И это все?! И это все, на что ты способен?! Это все, на что ты способен, я спрашиваю?! Отрыв на три метра?!”. Мальчик даже не оборачивается и продолжает сердито шагать вперед. Теперь его походка еще и упрямая. Так тоже умеют только дети.
Я представляю мальчика через 20 лет. Золото на олимпийских играх. 3000 метров с препятствиями. Отрыв на три метра. Упрямая походка.
Впервые перевожу современную поэзию. Постараюсь объяснить почему именно этого автора.
Предисловие покороче? Этим летом меня занесло в Арагон (Испания). Там я и познакомился с ним. Он читал свои стихи в окружении каменных стен средневекового городка Алькесар. Вечер выдался теплым и безветренным.
Кто это вообще? Его зовут Хесус Монтьель (Jesus Montiel). Он филолог, писатель и поэт, преподает литературу и живет в Гранаде. Целый год он провел возле постели умирающего сына. Писать стихи он начал не от хорошей жизни, как понимаете.
В каком ключе толковать его стихи и зачем это вообще делать? Сложно видеть в страдании смысл, когда страдаешь, а уж красоту в смысле страдания и подавно. Поэт ищет этот смысл и находит его. Читатель тоже ищет этот смысл, и если не находит его вместе с поэтом, находит красоту в самом поиске поэта. Вот и все.
Не сверяйте метрику, пожалуйста. Это верлибр. Как смог, так и перевел...
Проспал (буквально) дедлайн переводческого конкурса, а потому делюсь рассказом Х.Л.Борхеса прямо здесь. Приятного чтения всем любителям магического реализма. https://telegra.ph/Disk-09-03
Обычно людей если и избивают, то в основном в барах, ресторанах, где-нибудь улице, ну или в шаверме на вокзале. Так же думал и Олег, пока не зашел в давно приглянувшуюся ему кофейню. Неизвестно чем конкретно кофейня эта ему приглянулась, только вот уже четырнадцать минут он сидит за столиком в ожидании своего кофе из бразильских кофейных зерен. Шестнадцати минут более чем достаточно, чтобы приготовить кофе в пустой кофейне в семь утра, и слишком мало, чтобы начать сердиться по-настоящему. Шестнадцати минут слишком мало, чтобы привезти кофейные зерна в пустую кофейню прямиком из Бразилии, но вполне достаточно, чтобы утверждать обратное. Обычно людей если и избивают, то в основном где-нибудь в барах, ресторанах, на улице, ну или в шаверме на вокзале. Так же думал и Олег...
Когда ребята добрались до ходячего острова, солнце уже скрылось за лесом, и только светлый, молочно-сиреневый небосвод подсказывал, что солнце все ещё где-то там и не хочет уходить за горизонт. Сбавив ход, Сережа засушил левое весло и, закинув правое вдоль борта, туго обмотал камышами уключину, чтобы лодку не унесло течением.
Коля достал из кармана зеленую спиральку, запалил её и, закрепив на жестяной подставке, поставил на носу лодки. Сережа пересел на корму и проверил снасти. Ребята насадили на крючки шарики из сырого теста, которое предварительно обильно вымочили в подсолнечным маслом, и закинули "наживку" недалёко от лодки. Поплавки на мгновение ушли под воду и тут же всплыли, распуская по воде широкие круги.
Клев шёл умеренно, и скоро на рогатине у Коли висели, продетые сквозь жабры, красноперки и плотвички, штук шесть. Коля сменил наживку: теперь на крючке извивался красный земляной червяк. Мальчик забросил совсем близко, возле борта. Только наживка коснулась дна, как "перышко" быстро-быстро запрыгало по воде, поднялось на всю длину и резко ушло в сторону и вниз. "Подсекай, подсекай!", громко зашептал Сережа. Сердце Коли заколотилось, запрыгало в такт поплавку, все тело напряглось и потянулось наверх...
Мальчики видели, как блеснул над водой бронзовый бок, чуть ли не в локоть шириной. Сережа бросился с подсачком на помощь Коле так, что лодка качнулась и чуть не набрала воды через борт. "Тихо, тихо, тихо!", приговаривал Сережа. Бронзовый бок блеснул ещё раз, у самой поверхности. Леска вдруг ослабла и закачалась на ветру: то ли узел на крючке был слабоват, то ли рыба была такой тяжёлой и сильной, что просто оторвала снасть.
Коля молчал и смотрел в воду. "Не переживай ты так, Коль! Наверно, крючок побольше нужно было взять. У тебя есть?", постарался успокоить приятеля Сережа. Через минуту они изо всех сил гребли к берегу, не боясь распугать рыбу громким плеском весел. В голове Коли созрел план: взять дома самый большой крючок, вернуться к острову и поймать этого огромного леща. Воображение как на зло подсовывало в голову мальчика огромную рыбу, плавающую с крючком в животе. Наверняка там целая свора таких огромных лещей с бронзовыми боками, в локоть шириной. Вот удивятся все! А леща такого потом можно и закоптить, и зажарить; да что угодно!
Сережа остался внизу, караулить лодку. На склон медленно взбирался туман. Солнце все-таки ушло за горизонт и деревня наверху, казалось, стынет в звёздном свете. Торопливо скинув на крыльце сапоги, Коля бросился в сени, туда, где на стене хранились рыболовные снасти. Схватив коробочку с крючками всех возможных размеров, он побежал обратно, чуть не забыв запереть калитку.
Когда ребята были уже на полпути от ходячего острова, Колю охватило неприятное чувство, что-то вроде отчаяния. И правда, с какой это стати тот лещ с бронзовым боком будет дожидаться у омута... Коля закидывал самый большой крючок из коробочки снова и снова, пробуя поочередно то тесто, пропитанное подсолнечным маслом, то червяков из консервной банки.
Солнце лениво выбиралось из-под холма и протягивало свои жёлтые лучи сквозь камыши. На место неприятного чувства пришла усталость. Ещё было обидно. Обидно до того, что хотелось всплакнуть, но сил на слёзы не хватало, а глаза стали сухими. Сережа сопел, подперев голову коленками. Его удочка чуть ли не наполовину ушла в воду, а поплавок запутался в водорослях. С тех пор как Коля поменял снасть, ни один из них так ничего и не поймал.
Кое-как растолкав приятеля, Коля начал грести в сторону берега. Ребята затащили лодку на берег, перевернули её вверх дном, чтобы просохла, и угрюмо попрощались. Коля побрёл по недавно скошенному полю, наблюдая за прыгающим морем кузнечиков под ногами. В сапогах было жарко, поэтому мальчик сел на ещё мокрую от росы траву, снял сапоги, носки, и пошёл дальше босиком. Идти стало легче.
Была у Коли заветная мечта - поймать леща. В прошлом году он рыбачил только с берега и ему удалось поймать несколько подлещиков. Но подлещик, хоть и крупнее плотвы, все таки не лещ: не такой широкий, и чешуя на нем не бронзовая, а такая же, как у плотвы - серебристая, с золотым отливом у плавников. Клюют что подлещик, что лещ одинаково: берут наживку со дна, будто втягивая её в себя через губы, и ведут вверх, от чего поплавок поднимается и ложится плашмя на водную гладь. У рыбака есть выбор - подсекать сразу, как только ляжет поплавок, или подождать, когда тот резко уйдёт вниз и в сторону, когда рыба уже понимает, что попалась. Только вот губы у леща очень нежные, мягкие, и крючок запросто разрывает их, если наживка захвачена недостаточно глубоко.
Июльскими вечерами солнце никак не хочет заходить за горизонт и как-будто силится остаться на небе подольше; вытягивает свои красные лучи и цепляется ими за деревья, кусты, заборы, редкие фонарные столбы и белые ставни. Бабушка говорит, что смотреть на закат полезно для зрения. Вообще-то, когда Коля приезжал в деревню, по словам бабушки, все благоприятно влияло на его зрение, память, пищеварение и было залогом долголетия: черника, брусника, морошка, шиповник, облепиха, морковь, картошка, грибы... В конце концов, если подсчитать все эти полезности, то ежегодное пребывание в деревне должно было продлить жизнь пятнадцатилетнему Коле лет этак на двести.
В тот день Коля разделял настроение небесного светила и подумывал о ночной рыбалке. И думалось ему, что в ночной рыбалке нечто благородное, даже героическое.
Мальчик накопал червей и обговорил все со своим деревенским приятелем, Сережей, которому, кстати, было уже лет семнадцать. Этот последний факт по мнению Коли, которому совсем недавно исполнилось четырнадцать, должен был сыграть на руку, обеспечивая любимый всеми родителями "присмотр".
Отпроситься на рыбалку оказалось легче, чем он думал. Только бабушка проворчала вдогонку что-то про мальков, которых только кошке и отдавать, "нет, чтобы на уху натаскать чего покрупнее". Коля хотел было обидеться, но, услышав, как папа с крыльца прокричал ему "хорошего клева!", ухмыльнулся и бодро зашагал по грунтовой дороге, радуясь мыслям о том, как все удивятся, если он поймает что-то действительно стоящее, из чего приготовят уху, а может быть даже поджарят или запекут, как в прошлом году.
Свернув с дороги, Коля бросился вниз по крутому склону, громко шлепая резиновыми сапогами по тропинке. Внизу, у самого берега, его уже ждал Серёжа. Кивнув приятелю, Коля осмотрел свою удочку, похлопал по карманам холщовой куртки, проверяя, на месте ли грузила, запасной поплавок, тлеющие зеленые спиральки (отгонять комаров) и банка с червями.
Ребята решили, что будут рыбачить у камышей возле Ходячего острова. Остров и правда был "ходячий" - с каждым годом он немного продвигался вперёд по течению, и Коля ещё помнил, как остров можно было увидеть из окна в кухне. Непонятно откуда взялся этот остров. Был совсем небольшой, но и того было достаточно, чтобы на нем водилась какая-то живность, росли какие-то березки, на которых птицы вили гнезда. Вокруг острова росли камыши. Серёжа объяснял тем, что остров похож на айсберг, только не ледяной, а земляной, и камыши растут из нижней, более широкой части этого земляного айсберга. Как бы то ни было, камыши там росли, а сразу после них, под водой - омут.
На прошедший день рождения Коле подарили книжку с советами для рыболовов, и там говорилось, что в таких подводных омутах и оврагах в озёрах обычно водятся те самые лещи и подлещики...
Солнце будто из последних сил держалось за верхушки деревьев на противоположном берегу и окрашивало воду в бронзовый цвет. Коля сидел на носу лодки и смотрел как весла раз за разом плавно погружаются в жидкую озерную бронзу, и как с каждым гребком бежали в разные стороны маленькие водовороты, снова и снова повторяя свой узор. "Самое главное - правильная амплитуда", говорил Серёжа.
Как написать рассказ: - Поговори с эквадорцем - Узнай, что читает @levyakimov - Прочитай рассказы Ихары Сайкаку - Прочитай что-нибудь из Делибеса - Прочитай что-нибудь из Сервантеса - Прочитай что-нибудь из Стейнбека - Прокатись в плацкартном вагоне - Вдохновись вышеперечисленным - Прочитай про колонизацию стран Карибского бассейна - Ещё раз поговори с эквадорцем - Напиши - Отредактируй - Отредактируй - Отредактируй
Зашёл я сегодня в ларёк, невольно ставший базой нашего нейролингвистического эксперимента. К концу февраля уровень стрессоустойчивости у большинства жителей нашей столицы понижается, а потому я совсем не удивился длинной (6 человек) очереди за никотиновым зельем. Народ нервничал и покупал сигареты по несколько пачек или целыми блоками; ничто не предвещало угрозы... А угроза была, и заключалась она в стоящем передо мной мужичке. Как только настала его очередь, он, нахально улыбаясь, подошёл к прилавку, сжимая в руке купюры. В том, что он эти купюры держал наготове, угадывалась его приверженность определенному табачному бренду (скажем, "Прима"). Мужичок стоял, смотрел на продавщицу и улыбался. В ту же секунду я осознал весь ужас этой ситуации: если сейчас продавщица, не произнеся ни слова, выложит на прилавок его "Приму", то все мои опыты с нейролингвистическим программированием станут несущественными в сравнении с молчаливым приказом этого мужичка. К моему счастью этого не случилось. Мужичок находился только на начальной стадии и, видимо, его собственный эксперимент с "табачным НЛП" шёл из рук вон плохо. Лицо продавщицы стало переливаться всеми оттенками полнейшего непонимания, вслед за чем последовал такой диалог: - А вам что? - Как что? Мне как обычно! Мужичок был очень огорчён, а потому продавщица, желая угодить ему, достала первую попавшуюся пачку. Однако мужичок ещё больше растерялся: - Это не те... - Как не те? - Мне не "Беломор", а "Приму"! И не пачку, а блок. Говорю же: как обычно! Я у вас вообще каждую неделю покупаю уже давно, неужели не запомнили!? Тут продавщица заметила меня и спросила: - А вам как обычно, да? Я улыбнулся, кивнул и получил свою пачку "Беломора", сделав вид, что не замечаю выпучившего на меня глаза мужичка. Вот что значит жесткая конкуренция в научной среде! Я шёл домой, курил свой "Беломор" и подумывал, как бы перевести мой эксперимент на новую, высшую ступень НЛП, то есть купить пачку сигарет, не произнеся при этом ни слова. Предыдущий эксперимент: https://t.me/justmythoughts/74
Название 4-й, вроде как последней части вымученного мною рассказа говорит само за себя. Как бы из последних сил я развязывал, размазывал и разливал развязку. (З предыдущие части см. выше)
Смотрю я на разные переводы стихотворения Memento Федерико Гарсиа Лорки и понимаю, что (внимание, сарказм!) поэты-переводчики приняли наставления мэтров о том, что, мол, «перевод поэзии – это творческий процесс» б̶л̶и̶з̶к̶о̶ ̶к̶ ̶с̶е̶р̶д̶ц̶у̶ слишком уж буквально. Если вам попадется один из опубликованных переводов этого стихотворения, не дайте себя обмануть. Лорка не писал ни про какие "речные пески", а уж тем более "мокрые (!) речные пески". Вдобавок к этому апельсиновая роща в русском переводе у некоторых стала "старой апельсиновой рощей", а мята превратилась в "любой цветок". Зато отбарабанивать любимым силлабо-тоническим – за милу душу: "песке-цветке", "умру-ветру", "на крыше-тише". Кстати, "тише" - также плод чрезмерно творческого переводчика. Можно и простить, конечно, но мне тут повстречались варианты, где в одном это "тише" раз пять повторяется, а в другом лирический герой становится "тишиною, тогда, когда (!)" умрет. Ну и на сладкое: переводчики, видимо, держат читателей за круглых дураков, поясняя, что флюгер у нас "на ветру/на крыше". Конечно, все можно списать на дань рифме, но именно она превращает стихотворение Лорки в абсолютно нормальный ̶т̶а̶к̶о̶й̶ русский стишок. Испанская поэзия должна звучать по-испански, не правда ли? Русскому уху непривычно испанское стихосложение, что и делает испанскую поэзию испанской. Набросал перевод и могу ̶п̶о̶я̶с̶н̶и̶т̶ь̶ постоять здесь за каждое слово, но вывод все тот же: хотите читать иностранную поэзию – читайте в оригинале.
Среди людей бывают мямли. Есть обычные люди, как мы с вами, а есть люди-мямли. По моим подсчетам - приблизительно каждый девятый. Сейчас все думают, что в жизни все закономерно, все можно объяснить с научной точки зрения, но это совсем не так. Мямли подтверждают это одним своим существованием: бывает, в семье никто отродясь не мямлил, а ребёнок родился мямлей. Разве это можно назвать закономерным? А если вдруг мямли встретятся и попытаются поговорить, то один другого не поймёт, будет переспрашивать и мямлить по-своему, хотя принадлежат к одному и тому же виду (или классу - как пожелаете). Все это противоречит логике.
Быть мямлей очень неприятно. Жизнь безжалостна к тем, чьи губы по воле судьбы не хотят расходиться на расстояние более чем 10-15 миллиметров во время разговора. Тебя постоянно переспрашивают, морща лоб и сочувственно улыбаясь, а иногда даже думают, что это ты специально бормочешь что-нибудь ироничное, насмешливое и обижаются, хотя ты просто хотел поддержать разговор. Да и само слово "мямля" какое-то никакое: безтелесное, невнятное, мягкое, кисельное. Мямля обречен на страдание. В детстве окружающие талдычат ему: "Не мямли!", "Промямлишь всю жизнь!", "Говори внятно!", "Хватит себе под нос бормотать!". Есть и те, кто думает, что проблема в связках: "Говори громче!", "Ну что у тебя там за секреты?", "Немой что-ли?", "Повторите громче, я не расслышал!". А некоторые считают, что это все связано с психологией: "Не будь таким застенчивым!", "Да не стесняйся ты так!", "Ты чего такой робкий?". Но дело совсем не в связках или психологии, просто этот человек - мямля, вот и все. Мямля ничего не может с собой поделать... Пока все кому не лень упиваются своими талантами в области ораторского искусства, играя в театре, снимаясь в кино, произнося тосты на свадьбах, декламируя в переходах, налаживая международные отношения, мямля - просто потому что у него нет другого выхода, - уныло пестует свой совершенно бесполезный талант - мямлить.
Конечно же, невозможно терпеть целую вечность, поэтому нашёлся один мямля, решивший бросить вызов несправедливости, прекратить мямлить раз и навсегда. Начать решил с малого, с митинга и шествия по городу. Получил мямля у местных властей разрешение на митинг (на шествие не дали), собрал огромную толпу из всех своих знакомых на главной площади города (собралась огромная толпа), поднялся на помостки к микрофону и сказал: "Дмтсе! Мндл ммласдаошм!!!"
