justmythoughts

Секретное оружие против тоски

Когда я думаю, что все уже потеряно, что я самый одинокий человек на свете, и кажется, что из этой ямы уже не выбраться, я прибегаю к своему секретному средству. Это настоящее оружие против тоски, честное слово. Только никому не рассказывайте, пожалуйста.
Я выхожу покурить. Но секрет совсем не в курении. Когда я выхожу покурить, то смотрю на доску объявлений около входной двери. Знаете, туда еще люди обычно клеят что попало: от предложений по замене окон до предложений по удовлетворению так называемых животных инстинктов. Какая ирония — то ли доска объявлений все сравняла, то ли сейчас и правда все можно сравнить с заменой окон. Но меня эти объявления не интересуют.
Среди вороха замызганных бумажек, беспорядочно налепленных на стену, я ищу одно единственное, написанное от руки, на листочке в клеточку, с подрезанными внизу номерами телефонов, чтобы легче было оторвать. Компьютерный мастер Дима: удаление вирусов, баннеров, установка программного обеспечение, чистка компьютера, недорого и быстро.
Я представляю как этот Дима пишет от руки свои объявления, и как он самостоятельно ходит и расклеивает на дверях в районе, где он живет. Может быть это и неправда все, может быть это всего лишь хитрый маркетинговый ход компании компьютерных мастеров, которые входят в доверие к пенсионерам и разводят их на деньги, но я в это не верю. Потому что мне хочется верить в компьютерного мастера Диму, который от руки пишет все эти объявления, у которого легкая степень аутизма и который по ночам ходит по своему району и расклеивает эти дурацкие добрые объявления, потому что на самом деле хочет помочь людям избавиться от вирусов и баннеров в компьютере, недорого и быстро. И когда я представляю как компьютерный мастер Дима все это делает, то нахожу в своей бездонной вселенной, полной одиночества и тоски, его блеклую, сутулую фигуру. И тогда мне уже не так страшно, не так одиноко. Это настоящее оружие против тоски. Только, пожалуйста, никому не рассказывайте.

Олег и экзистенциальный кризис в кофейне

Не все похождения Олега в кофейнях заканчивались экзистенциальным кризисом, как может показаться на первый взгляд. Довольно часто экзистенциальный кризис случался у людей, с которыми он в кофейнях пересекался. Вот и сейчас Олег сидел и, как обычно, попивая американо, слушал вполуха разговор за соседним столиком, где один друг плакался другому.
Неудачники (по скромному мнению Олега) заказали себе (какая мерзость!) два карамельных латте. Драма, судя по тому, что Олег услышал от «обиженного», разворачивалась по самому что ни на есть классическому сюжету: «…Она с одним… Другой к тому же на работе, ну а я… Ну а что, каждому, наверное, нужен друг, ну а я тут причем?! За что?...». Ответы утешающего тоже были довольно классическими: «Ну и правильно… А что, подумаешь, внимания захотелось… Ты то здесь причем? Все правильно сделал… Пусть другим мозги…».
Олег допил американо и уже собирался выходить, как услышал очередной «вопль» обиженной стороны: «Ну почему!? Почему жить так тяжело!?». Пройти мимо такого вопроса Олег просто не мог. Он подошел к «обиженному», наклонился и сказал ему на ухо: «Ну а тебя это с какой-такой стати волнует? Тебя это не должно волновать вовсе, парень. Живи себе спокойно». «Обиженный» посмотрел на Олега. В его глазах блестел экзистенциальный кризис. Voilà!

Сон моралиста

Мне подарили канарейку. Вопрос, на который я до сих пор не могу себе ответить — как переносит канарейка табачный дым. Впрочем, я решил не испытывать судьбу и принял решение не курить в комнате. Отказ от такой, казалось бы, невзрачной привычки, перевернул все с ног на голову. Теперь я бегал курить на улицу, не выкидывал окурки в окно, ничего не писал, пока курил, а пока курил все думал, как там моя канарейка. Я шел на такие жертвы ради пения этой маленькой птички. Время тоже шло, и вот однажды канарейка замолкла. Просто сидела, блестела глазками и молчала. Через пару дней в клетке лежал ее маленький трупик. Про корм то я и забыл совсем.
Тут я проснулся. Проснулся, сел и закурил. Прямо в комнате.

Предательство

Ежи был самым настоящим ежиком. Коля нашел его в городе, когда еж перебегал тропинку недалеко от дома. Не взять его домой Коле показалось слишком бессердечным — вдруг ежика задавит кто-нибудь, или другие мальчишки найдут, начнут издеваться.
Ежик беспокойно запыхтел и ощерился, порвав лист лопуха, в который Коля его бережно завернул. «Все будет хорошо, Ежи!», — сказал Коля, как будто всю жизнь знал как зовут этого ежа. Логика проста: ёжик — значит, Ежи.
Ёж начал жить в картонной коробке, в комнате у мальчика. Коля набросал ему древесной коры, веточек, и каждый день менял подстилку из травы и листьев лопуха. Ночью ёжик тихо сопел и, кажется, даже похрапывал.
Мальчик узнал, что ёжики — хищники, и приносил Ежи корм для щенков, а иногда баловал дождевыми червями, которых находил по утрам возле дома. Грибы, листочки и яблоки — сказки для малышей: ежи такого не едят. С молоком у маленьких хищников все еще сложнее — от молока у них несварение желудка.
Иногда Ежи нужно было мыть. Коля набирал в ванную немного воды и помещал туда пыхтящего Ежи. Тот недовольно сворачивался, сопел, фыркал, но в конце концов раскидывал лапки и давал почесать себе брюшко, царапая дно ванной своими колючками. После этой процедуры Коля обычно шел в гостиную и смотрел, как Ежи ползает по ковру.
Однажды Коля с родителями поехал на дачу. Конечно же он взял Ежи с собой, ведь, как ни крути, ёжики тоже должны отдыхать на природе. По ночам мальчик оставлял Ежи на улице под коробкой, которую прижимал сверху камнем, чтобы он вдруг не убежал.
Утром, прямо перед отъездом домой, Коля пошел за ёжиком, но под коробкой было пусто. Коля обыскал весь двор, но так и не нашел Ежи. Мальчик думал, что это кто-то ночью взял и выпустил ёжика, чтобы он не возвратился в город, но никто не признавался. Коля решил, что Ежи умудрился как-то вырыть подкоп и убежать.
Коля впервые почувствовал что-то странное, как будто кто-то вырвал из его жизни какой-то клочок. Клочок чего-то теплого и пыхтящего. А ведь Ежи было так весело у него дома, в городе. И зачем только он убежал? Вот глупый. Может быть ему лучше на воле? Что ни говори, поступил ежик очень некрасиво. Все это было похоже на предательство. Нет, это и было самое настоящее предательство. Предательство Ежи.

Insomnia

Коля был настоящим романтиком. Не сказать, чтобы он от этого сильно страдал, но страдания хватало — ровно на столько, чтобы страдать чуть больше остальных, но не чересчур. Счастья в этом было немного, но достаточно, чтобы жизнь не казалась слишком однообразной.
Вот например, когда шел дождь или снег, Коля автоматически связывал это со своей светлой грустью. Учитывая погодные условия, он в этой своей светлой грусти пребывал практически постоянно. Случайно подслушанные разговоры прохожих сплетались в голове у Коли в странноватые, но красивые истории. А когда, например, Коле улыбалась миловидная продавщица из мясного отдела, он запросто мог представить себе, каким спортом занимался бы их — его и продавщицы — старший сын, или какого цвета были бы глаза их дочери. В конце концов он, конечно, просто покупал куриную грудку и возвращался домой.
Думаешь, ерунда, но вот уже вторую неделю Колю мучала бессонница. Черт знает почему — то ли из-за дождя, то ли из-за продавщицы из мясного отдела, что-то мучало, обжигало изнутри, так что Коля ворочался, обливался потом, пытался забыть непонятно что, то и дело вставал, пил воду и курил.
Все бы ничего, и можно было бы с этим жить, если бы не голос. Каждую ночь, часа в два, слышался один и тот же голос, зовущий «Коля! Коля!». За семь ночей Коля напридумывал историй на целый роман, от чего состояние его усугубилось и о здоровом сне оставалось только мечтать (в общем-то мечтать получалось у него лучше всего).
Наконец Коля решил, что дальше так жить невозможно. Когда голос снова зазвучал у него в голове, он выскочил на балкон и, открыв окно, громко и отчетливо попросил голос заткнуться. И голос заткнулся.
У бабы Дуни, жившей этажом ниже, тоже были свои причины на бессонницу. Одна из них — кот по кличке Коля, который вот уже вторую неделю повадил возвращаться домой поздно ночью.

Опять в кофейне

Суббота, 9 утра. Молодежь, гулявшая всю ночь, лениво расползалась по домам. В метро от вагонов тянуло перегаром и сонливостью. Вся эта история повторялась каждую субботу, и каждую субботу были исключения. На этот раз исключением был Олег.
Олег сидел в кофейне. Он был ветераном пятнично-субботних историй. На одной из вечеринок он успел незаметно для всех хорошенько выспаться и потому выглядел довольно свежо. Он неспешно потягивал американо и лениво рассматривал посетителей.
Посетителей было всего двое, и они тоже выглядели довольно свежо. Миниатюрная блондинка так и липла к смуглому, долговязому пареньку. Похоже, встретились они совсем недавно, и совсем не для того, чтобы растянуть утренний пост-тусовочный сплин. Кофе их особо не интересовал. Оба поочередно утопали в томном бормотании. Олег решил, что наречие «слащаво» прекрасно подходит для описания этой картины.
И тут произошло нечто из ряда вон выходящее. Когда долговязый паренек встал и пошел к стойке за сахаром, миниатюрная блондинка, оставшись наедине с собой, аккуратно поскребла своим идеальным маникюром в носу и кокетливо направила содержимое (о ужас!) прямиком себе в рот.
Олег отвел глаза. Неловко. Наверняка этот долговязый не знает, что его девушка на такое способна. Сам факт поедания собственных козявок не был чем-то из ряда вон выходящим, но, черт знает почему, Олега в ту минуту объяло непонятное никому чувство, похожее на справедливость, честь и мужскую солидарность одновременно. Словом, Олег решил сообщить свое открытие долговязому при первой же возможности.
Такая возможность появилась в туалете. Долговязый как раз зашел туда, когда Олег мыл руки. «Слушай, мне кажется, ты должен об этом знать…», начал Олег, когда долговязый закончил свои дела. Диалога не получилось.
Долговязый оскалился, пробормотал что-то злобное, и вышел, сильно толкнув Олега плечом. «А еще говорят, на правду не обижаются», подумал Олег, выходя из кофейни. И все-таки тот долговязый должен был знать.

Декадент

- Люди упиваются самообманом, делают вид, что им весело; все эти румяные ребята с улыбками до ушей, поющие глупые жизнерадостные песенки про дружбу и хорошую жизнь под гитарку у костра. Посмотреть бы на них, когда они остаются одни в комнате, наедине со своим одиночеством. Беспричинный, притянутый за уши позитивчик во мраке собственной никчемности… Жалкая фальшь, желание прикрыть хоть чем-нибудь беспросветное одиночество в толпе и страдание от необратимого прожигания себя самого. Нежелание осознать внутреннюю опустошенность и горький опыт проживания жизни среди себе подобных. Полнейшее лицемерие, обман, страх, темнота и ненависть, желание казаться лучше, чем ты есть на самом деле. Убогая имитация пластмассового счастья, о котором не имеешь ни малейшего представления…
- Коль, что это ты все там под нос себе бубнишь? Посуду помыл? Тебе еще уроки делать!

Рождество совсем скоро, так что на этот раз, вместо тягомотины собственного изобретения, предлагаю прочитать замечательный очерк Г.К. Честертона в не менее замечательном переводе Н.Л. Трауберг.

Когда стану взрослым, хочу писать как он и переводить как она.

Читается за 5 минут (максимум). Оптимизма после прочтения должно хватить дней на 5 (минимум). Полное уничтожение (!) культа Питера Пена гарантировано.

https://telegra.ph/GK-CHesterton-Eshche-neskolko-myslej-o-Rozhdestve-12-19

И это все, на что ты способен?

Сегодня утром я видел сердито шагающего малыша. Только дети умеют так шагать. Максимум, на что способны взрослые — скорчить недовольную мину и скандалить. Дети, если рассердятся по-настоящему, умеют сердиться всем своим существом. Наверное, потому что гнев — слишком взрослое чувство, чтобы вместиться в маленьком человечке.

Нелепый ранец, сменка через плечо, зимние штанишки, шарф поверх куртки. Личико, спрятанное в капюшоне, искажено гневом.

За мальчиком, по-деловому, с сумочкой, вышагивает женщина в красивом пальто. Держит дистанцию. Сразу видно — мама. Мама покрикивает: “И это все?! И это все, на что ты способен?! Это все, на что ты способен, я спрашиваю?! Отрыв на три метра?!”. Мальчик даже не оборачивается и продолжает сердито шагать вперед. Теперь его походка еще и упрямая. Так тоже умеют только дети.

Я представляю мальчика через 20 лет. Золото на олимпийских играх. 3000 метров с препятствиями. Отрыв на три метра. Упрямая походка.

Впервые перевожу современную поэзию. Постараюсь объяснить почему именно этого автора.

Предисловие покороче?
Этим летом меня занесло в Арагон (Испания). Там я и познакомился с ним. Он читал свои стихи в окружении каменных стен средневекового городка Алькесар. Вечер выдался теплым и безветренным.

Кто это вообще?
Его зовут Хесус Монтьель (Jesus Montiel). Он филолог, писатель и поэт, преподает литературу и живет в Гранаде. Целый год он провел возле постели умирающего сына. Писать стихи он начал не от хорошей жизни, как понимаете.

В каком ключе толковать его стихи и зачем это вообще делать?
Сложно видеть в страдании смысл, когда страдаешь, а уж красоту в смысле страдания и подавно. Поэт ищет этот смысл и находит его. Читатель тоже ищет этот смысл, и если не находит его вместе с поэтом, находит красоту в самом поиске поэта. Вот и все.

Не сверяйте метрику, пожалуйста. Это верлибр. Как смог, так и перевел...

https://telegra.ph/Zima-Subektivno-10-25

В кофейне

Обычно людей если и избивают, то в основном в барах, ресторанах, где-нибудь улице, ну или в шаверме на вокзале. Так же думал и Олег, пока не зашел в давно приглянувшуюся ему кофейню. Неизвестно чем конкретно кофейня эта ему приглянулась, только вот уже четырнадцать минут он сидит за столиком в ожидании своего кофе из бразильских кофейных зерен. Шестнадцати минут более чем достаточно, чтобы приготовить кофе в пустой кофейне в семь утра, и слишком мало, чтобы начать сердиться по-настоящему. Шестнадцати минут слишком мало, чтобы привезти кофейные зерна в пустую кофейню прямиком из Бразилии, но вполне достаточно, чтобы утверждать обратное.
Обычно людей если и избивают, то в основном где-нибудь в барах, ресторанах, на улице, ну или в шаверме на вокзале. Так же думал и Олег...

Когда ребята добрались до ходячего острова, солнце уже скрылось за лесом, и только светлый, молочно-сиреневый небосвод подсказывал, что солнце все ещё где-то там и не хочет уходить за горизонт. Сбавив ход, Сережа засушил левое весло и, закинув правое вдоль борта, туго обмотал камышами уключину, чтобы лодку не унесло течением.

Коля достал из кармана зеленую спиральку, запалил её и, закрепив на жестяной подставке, поставил на носу лодки. Сережа пересел на корму и проверил снасти. Ребята насадили на крючки шарики из сырого теста, которое предварительно обильно вымочили в подсолнечным маслом, и закинули "наживку" недалёко от лодки. Поплавки на мгновение ушли под воду и тут же всплыли, распуская по воде широкие круги.

Клев шёл умеренно, и скоро на рогатине у Коли висели, продетые сквозь жабры, красноперки и плотвички, штук шесть. Коля сменил наживку: теперь на крючке извивался красный земляной червяк. Мальчик забросил совсем близко, возле борта. Только наживка коснулась дна, как "перышко" быстро-быстро запрыгало по воде, поднялось на всю длину и резко ушло в сторону и вниз. "Подсекай, подсекай!", громко зашептал Сережа. Сердце Коли заколотилось, запрыгало в такт поплавку, все тело напряглось и потянулось наверх...

Мальчики видели, как блеснул над водой бронзовый бок, чуть ли не в локоть шириной. Сережа бросился с подсачком на помощь Коле так, что лодка качнулась и чуть не набрала воды через борт. "Тихо, тихо, тихо!", приговаривал Сережа. Бронзовый бок блеснул ещё раз, у самой поверхности. Леска вдруг ослабла и закачалась на ветру: то ли узел на крючке был слабоват, то ли рыба была такой тяжёлой и сильной, что просто оторвала снасть.

Коля молчал и смотрел в воду. "Не переживай ты так, Коль! Наверно, крючок побольше нужно было взять. У тебя есть?", постарался успокоить приятеля Сережа. Через минуту они изо всех сил гребли к берегу, не боясь распугать рыбу громким плеском весел. В голове Коли созрел план: взять дома самый большой крючок, вернуться к острову и поймать этого огромного леща. Воображение как на зло подсовывало в голову мальчика огромную рыбу, плавающую с крючком в животе. Наверняка там целая свора таких огромных лещей с бронзовыми боками, в локоть шириной. Вот удивятся все! А леща такого потом можно и закоптить, и зажарить; да что угодно!

Сережа остался внизу, караулить лодку. На склон медленно взбирался туман. Солнце все-таки ушло за горизонт и деревня наверху, казалось, стынет в звёздном свете. Торопливо скинув на крыльце сапоги, Коля бросился в сени, туда, где на стене хранились рыболовные снасти. Схватив коробочку с крючками всех возможных размеров, он побежал обратно, чуть не забыв запереть калитку.

Когда ребята были уже на полпути от ходячего острова, Колю охватило неприятное чувство, что-то вроде отчаяния. И правда, с какой это стати тот лещ с бронзовым боком будет дожидаться у омута... Коля закидывал самый большой крючок из коробочки снова и снова, пробуя поочередно то тесто, пропитанное подсолнечным маслом, то червяков из консервной банки.

Солнце лениво выбиралось из-под холма и протягивало свои жёлтые лучи сквозь камыши. На место неприятного чувства пришла усталость. Ещё было обидно. Обидно до того, что хотелось всплакнуть, но сил на слёзы не хватало, а глаза стали сухими. Сережа сопел, подперев голову коленками. Его удочка чуть ли не наполовину ушла в воду, а поплавок запутался в водорослях. С тех пор как Коля поменял снасть, ни один из них так ничего и не поймал.

Кое-как растолкав приятеля, Коля начал грести в сторону берега. Ребята затащили лодку на берег, перевернули её вверх дном, чтобы просохла, и угрюмо попрощались. Коля побрёл по недавно скошенному полю, наблюдая за прыгающим морем кузнечиков под ногами. В сапогах было жарко, поэтому мальчик сел на ещё мокрую от росы траву, снял сапоги, носки, и пошёл дальше босиком. Идти стало легче.