Она записывает мне мурлыкающую голосовуху. Говорит, что переживает, что я пропала со всех радаров, не пишу ничего и не пощу. А точно ли все хорошо?
Я чувствую себя пружинкой, которую скрутили до клацающих щелчков.
Он лежит у меня на плече, рассуждает: ну смотри, в моей парадигме мира главное это чтобы меня не наебывали, это критично, остальное решаемо.
Я думаю, что наебалово это спектр. И если я чувствую себя наебанной, наебанная ли я? Или просто недоебанная.
Она тревожно меня оглядывает, смотрит в глаза и говорит: может, все же не затягивать и не ждать до талого, а в моменте прояснить? Хороший был совет, жаль я в него не смогла.
Я вспоминаю историю про то, как меня обижал мальчик в детстве, и я терпела-терпела, а потом вцепилась в него зубами так, что отцепилась только когда приехала скорая. Он еще потом через десятки лет показал мне шрам от моих зубов на плече и вроде даже флиртовал со мной на этой почве.
Горько осознавать, что я так и пронесла с собой эту особенность двухлетней меня: терпеть-терпеть, а потом взрываться и сносить все на своем пути.
Она говорит, я не знаю, Даш, мужчины не обсасывают у себя в голове каждую свою эмоцию.
Злюсь, хочется посадить его напротив и устроить фидбек-сессию, спросить, какого хуя кипиай последних месяцев стучит об дно. А потом зло потрахаться до синяков.
Но это позиция силы, позиция, которую я несу большую часть жизни и от которой я очень-очень устала. Потому что кажется, что эта бескрайняя сила и смелость — это броня, она приросла ко мне, противно налипла ввиду обстоятельств, и в близком взаимодействии хочется избавиться от этого панциря, хочется уязвимо капризничать, бескрайне заботиться и опираться.
Но в итоге от страхов, недоверия и еще какой-то еботы я застряла между доспехами и мягкой жижей, неловко переваливаюсь, иногда хнычу, иногда грозно клацаю.
Плещусь в своих эмоциях, стараясь не захлебнуться.
Я такая жуткая терпила, девочки. Всему есть лимит, и если раньше лимит не заканчивался, когда я в слезах стояла на балконе, вцепившись изо всех сил в перила, чтобы не двинуться, пока не отпустит. То теперь лимит сместился на более безопасное расстояние, и это чудный прогресс.
Он говорит, что это лучший опыт в его жизни и мы исполнили все его мечты, у него больше нет мечты. Он выходит покурить на балкон и в моменте накуривается и напивается, он смотрит тиктоки и хихикает, когда две голые нимфы пытаются продолжить так называемый секс, вайб падает на пол, она оскорблена и недотрахана, плачет, я единственный трезвый человек в помещении целую ее в щеки и обещаю найти ей покучерявее, он это слышит и тоже начинает рыдать.
Она рассказывает как пытается пол года уволить сотрудницу, а она просто говорит "нет" и предлагает разные опции того как еще она может быть полезна на этой должности.
Все мы хрупкие и ранимые, близость это уязвимость, в которую я совершаю прыжок веры. Люблю говорить, что можно все, и это действительно так, пока твоя команда готова к последствиям и открыта к диалогу в котором есть четкие лимиты, можно все.