Forwarded from: Irek van VR 👽
Но проблема в том, что в суицидальном человеке уже редко кто по-настоящему заинтересован. Животный инстинкт заставляет людей отворачиваться от больных особей, не замечать их. А логика неолиберализма им в этом помогает.
Люди будут навязчиво советовать суицидальному человеку психотерапевта и таблетки, потому что они хотят, чтобы он «приватизировал» свою боль, чтобы он считал свои страдания частной проблемой — и решал их в частном порядке (через психотерапию и колеса). При этом игнорируется тот факт, что страдания возникают благодаря определенному социальному контексту — и в том числе благодаря действиям людей из окружения. Поэтому, как ни странно, зачастую такие советы — это доброжелательный, но пинок по направлению к обрыву.
До недавнего времени у меня была поддержка психотерапевта (точнее, поведенческого аналитика; applied behavior analysis), но я от нее отказался по двум причинам: вопрос денег и возникшее нежелание близко общаться с кем-либо (пусть общение это и было формализовано).
Так или иначе, «терапевт» подтвердил мои предположения: никакого САМОубийства не существует. Он верно замечает, что в «самоубийстве», как и в любом другом убийстве, участвуют другие люди. Но различие здесь в том, что при суициде судмедэкспертиза не может приписать смерть конкретному человеку из окружения.
И стоило мне оказаться в этом состоянии обостренных суицидальных интенций, как моих друзей сдуло ветром окончательно. Тот факт, что они замолчали, вовсе не является случайностью. Это закономерное продолжение того, что они делали и раньше — т.е. убийства.
Не поймите меня превратно: меня в этой ситуации не сильно беспокоят сами эти люди и их «вина». Передо мной никто не виноват, я концепцией вины вообще не пользуюсь — хотя бы потому, что у человека нет свободной воли, а поэтому он не выбирает свое поведение. Но мне интересны механизмы, которые заставляют происходить то, что происходит.
На фоне всего происходящего, кстати, я стал лучше понимать старых людей, начал больше их жалеть — я это понял ещё в больнице, когда лежал в одной палате с древними стариками. В обществе, помешанном на молодости, здоровье и нормальности, старый человек — это неудобный человек. На него неприятно смотреть. Он вызывает тревогу, дискомфорт.
И то же самое происходит с людьми проблемными, ментально нестабильными, маргинальными, бедными, бездомными и т.д.
Если человек не обладает «нормальным» капиталом (деньги, молодость, сексуальность, ментальное здоровье, социальная одобряемость), то его неприятно замечать, а поэтому удобно не замечать. И «нормальные» люди тайне хотят, чтобы ты [проблемный человек] сдох, исчез. Но те роли, которые они отыгрывают в обществе, и их представления о самих себе, предполагающие «хорошесть» и базовые гуманистические ценности, не позволяют делать такие желания-мысли явными. Как правило, они их даже не осознают.
Ты [проблемный человек] — это старая кружка со сколом в квартире, полностью обставленной новой мебелью из икеа.
И мне всегда приходилось чувствовать себя лишним (такой вот кружкой). По сути, всё сводится к тому, что меня попросту не хотят (в самом широком смысле). Люди недостаточно заинтересованы в моем существовании, вот и всё. Вербально и невербально, действиями и бездействием, осознанно и неосознанно они дают мне инструкцию: «Убей себя».
Когда ранее в этом месяце у меня началось обострение суицидальных интенций, то в какой-то момент мне удалось взять эти чувства под контроль. Я представил своё существо вместилищем (сосудом) для боли, и убедил себя, что я этой боли должен соответствовать.
Потом я решил использовать свои чувства как топливо. Впрочем, ни к чему хорошему это не привело. Да, я начал строчить какие-то тексты, но в стол — читать их, в принципе, некому. Да, я возобновил интенсивную работу над книгой, но окончательно заблудился в ней.
Сосуд тем временем начал покрываться трещинами. Иногда я жду четырех-пяти утра, чтобы закричать.
P. S. Этот пост не является приглашением к его обсуждению.
Люди будут навязчиво советовать суицидальному человеку психотерапевта и таблетки, потому что они хотят, чтобы он «приватизировал» свою боль, чтобы он считал свои страдания частной проблемой — и решал их в частном порядке (через психотерапию и колеса). При этом игнорируется тот факт, что страдания возникают благодаря определенному социальному контексту — и в том числе благодаря действиям людей из окружения. Поэтому, как ни странно, зачастую такие советы — это доброжелательный, но пинок по направлению к обрыву.
До недавнего времени у меня была поддержка психотерапевта (точнее, поведенческого аналитика; applied behavior analysis), но я от нее отказался по двум причинам: вопрос денег и возникшее нежелание близко общаться с кем-либо (пусть общение это и было формализовано).
Так или иначе, «терапевт» подтвердил мои предположения: никакого САМОубийства не существует. Он верно замечает, что в «самоубийстве», как и в любом другом убийстве, участвуют другие люди. Но различие здесь в том, что при суициде судмедэкспертиза не может приписать смерть конкретному человеку из окружения.
И стоило мне оказаться в этом состоянии обостренных суицидальных интенций, как моих друзей сдуло ветром окончательно. Тот факт, что они замолчали, вовсе не является случайностью. Это закономерное продолжение того, что они делали и раньше — т.е. убийства.
Не поймите меня превратно: меня в этой ситуации не сильно беспокоят сами эти люди и их «вина». Передо мной никто не виноват, я концепцией вины вообще не пользуюсь — хотя бы потому, что у человека нет свободной воли, а поэтому он не выбирает свое поведение. Но мне интересны механизмы, которые заставляют происходить то, что происходит.
На фоне всего происходящего, кстати, я стал лучше понимать старых людей, начал больше их жалеть — я это понял ещё в больнице, когда лежал в одной палате с древними стариками. В обществе, помешанном на молодости, здоровье и нормальности, старый человек — это неудобный человек. На него неприятно смотреть. Он вызывает тревогу, дискомфорт.
И то же самое происходит с людьми проблемными, ментально нестабильными, маргинальными, бедными, бездомными и т.д.
Если человек не обладает «нормальным» капиталом (деньги, молодость, сексуальность, ментальное здоровье, социальная одобряемость), то его неприятно замечать, а поэтому удобно не замечать. И «нормальные» люди тайне хотят, чтобы ты [проблемный человек] сдох, исчез. Но те роли, которые они отыгрывают в обществе, и их представления о самих себе, предполагающие «хорошесть» и базовые гуманистические ценности, не позволяют делать такие желания-мысли явными. Как правило, они их даже не осознают.
Ты [проблемный человек] — это старая кружка со сколом в квартире, полностью обставленной новой мебелью из икеа.
И мне всегда приходилось чувствовать себя лишним (такой вот кружкой). По сути, всё сводится к тому, что меня попросту не хотят (в самом широком смысле). Люди недостаточно заинтересованы в моем существовании, вот и всё. Вербально и невербально, действиями и бездействием, осознанно и неосознанно они дают мне инструкцию: «Убей себя».
Когда ранее в этом месяце у меня началось обострение суицидальных интенций, то в какой-то момент мне удалось взять эти чувства под контроль. Я представил своё существо вместилищем (сосудом) для боли, и убедил себя, что я этой боли должен соответствовать.
Потом я решил использовать свои чувства как топливо. Впрочем, ни к чему хорошему это не привело. Да, я начал строчить какие-то тексты, но в стол — читать их, в принципе, некому. Да, я возобновил интенсивную работу над книгой, но окончательно заблудился в ней.
Сосуд тем временем начал покрываться трещинами. Иногда я жду четырех-пяти утра, чтобы закричать.
P. S. Этот пост не является приглашением к его обсуждению.
