МОРАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЯ КРАУДФАНДИНГА. Часть 2
Часть 1:
https://t.me/piastras/144Представьте себе: у человека какие-то сложности с душевным равновесием, и он просит в соцсетях скинуться ему на психотерапевта. Или человек снял квартиру — и вдруг потерял работу и он просит скинуться на оплату аренды.
Не знаю как вы, а я, извините за выражение, испытываю дискомфорт, когда встречаю подобные просьбы (а я их иногда встречаю — и вы, наверняка, тоже). Даже если я лично знаю просящего и уверен в его добросовестности и в том, что ему действительно надо.
Но вот парадокс: если какая-то организация призывает жертвовать деньги на помощь людям, которые не могут себе позволить психотерапевта или жилье, никакого дискомфорта я не испытываю. Хотя вроде бы денег просят на то же самое, только через посредника.
Можно, конечно, объяснить это тем, что институциональная благотворительность эффективнее и надежнее. Но это рациональное соображение, а оный дискомфорт — нерациональный.
Моя гипотеза состоит в том, что я готов жертвовать деньги не на пользу ближним как таковую, а на труд. Благотворители отыскивают тех, кому нужна помощь, отыскивают тех, кто может эту помощь оказать, выстраивают и поддерживают инфраструктуру — трудятся. И именно результаты этого труда — инфраструктура, отлаженность процедур, накопленная репутация и т. д. — делают институциональную благотворительность более эффективной и надежной.
Маркс писал, что деньги — это овеществленный труд (Капитал, т. 1, отд. 6, гл. 17). Он, конечно, имел в виду трудовую теорию стоимости, которой научился от политэкономов-классиков (прежде всего Адама Смита). Базовая идея довольно простая: истинным мерилом всякой стоимости является труд. Стейк, который вы съедаете за обедом в ресторане, заключает в себе как минимум труд повара и фермера, а также издержки на транспортировку и, например, бухгалтерское обслуживание фермы и ресторана. Причем считается не только тот труд, который все эти люди потратили непосредственно на ваш кусок мяса, но и тот, который пошел на освоение соответствующих профессий. Соответственно, цена стейка — это совокупная цена всего труда в цепочке поставок.
Деньги и во время Смита, и во времена Маркса — это монеты или бумажки, которые обеспечены монетами и/или слитками. Монета или слиток — тоже результат труда: добыча руды, выплавка, чеканка, транспортировка… Общее количество труда, заключенное в одной монете, принимается за условную единицу — и получаются деньги, в которых и оценивается весь остальной труд.
Эта теория, более или менее общепризнанная во времена Маркса, ныне почти столь же общепризнанно считается опровергнутой. Она неважно описывает реальный мир: разница в ценах на мясо в хорошем ресторане и в фастфуде, очевидно, не может быть объяснена разницей в количестве труда. Если человек согласился заплатить 2000 рублей за стейк — значит, удовольствие, которое он от него намерен получить, он ценит выше, чем обладание 2000 рублей. Если же 2000 рублей ему дороже — он пойдет туда, где мясо дешевле. Это вроде бы нехитрое соображение — субъективная теория стоимости — породило в 1870-е годы так называемую маржиналистскую революцию в экономической науке, плоды которой мы с тех пор и пожинаем.
Но Смит, не устаю повторять я, был не экономистом, а моральным философом. И человеком Просвещения. Трудовая теория стоимости — это его попытка рассудочно формализовать очень глубокую интуицию, которая откуда-то есть у всех нас и которая наиболее емко выражена евангельской максимой «кто не работает, тот пусть и не ест» (2Фес. 3:10).
Вот поэтому нет сомнений в моральном праве человека или организации просить о пожертвованиях, если он обещает потрудиться: помогать тем, кто не может самостоятельно справиться с психологическими сложностями, давать приют бездомным и пищу голодным, молиться за всех нас или, скажем, куда-нибудь баллотироваться, чтобы защищать интересы избирателей. А когда денег просят просто так, «потому что я классный», — это, как ни крути, милостыня.
(Продолжение следует.)
