Трудолюбов


Channel's geo and language: Russia, Russian


Максим Трудолюбов. Культура и политика. Книга: https://www.litres.ru/maksim-trudolubov/ludi-za-zaborom-chastnoe-prostranstvo-vlast-i-sobstvennost-v-rossii/otzivi/

Связанные каналы

Channel's geo and language
Russia, Russian
Statistics
Posts filter


Когда злодей убивает героя, значит ли это, что герой побежден и зло торжествует? Все видели Путина, ухмыляющегося в день убийства Алексея в лицо всему миру. Но наглая демонстрация безнаказанности - это не победа и не торжество. Он ухмыляется из-за спин своих охранников, из-за заборов своих дворцов, из-под зенитных ракет.

Мы живем в культуре, которая любит победы. Речь не о путинском картонном культе победы, а об историях супергероев, которые как правило в конце концов побеждают злодеев в последней серии. И как правило это голливудское «добро» - с кулаками. Оно берет правосудие в свои руки, герои этих историй умеют летать, превращаться в гигантов и лазить по стенам.

Алексей не взял на себя роль супергероя, умеющего превращаться в гиганта зеленого цвета. Он не претендовал на роль носителя добра, он действовал в области политического, внутри права. Он призывал не к насилию, а к ненасильственному сопротивлению. Он строил общество, готовое жить по правилам - ради спокойствия и возможности работать, учить детей и ради всех других самых простых вещей. Всего лишь! Против него шли люди, вооруженные всем возможным насилием, поставившие себя вне права - человеческого и божественного. Трудно найти закон и заповедь, которую бы они не нарушили.

Никто не знает, что такое зло. Мы чувствуем, что перед нами зло, когда сталкиваемся с ним, но определить не можем. Зло - не из области права, про зло нет кодекса. В кодексах описаны конкретные проявления зла (убийство, воровство, насилие и тд), но не описан злодей, глумящийся над своими жертвами и плюющий миру в лицо. У зла нет определения, потому что зло это отсутствие света, правды и любви. Это не сущность, а ее отсутствие. Это ничто, ничтожество.

Мир во зле лежит, говорится в одной книге (1 Иоанна 5:19). Это естественное состояние мира. Мы видим лишь те его части, которые освещены. Там, в темноте может происходить все, что угодно. Можно только догадываться, поскольку не видно. Единственный способ что-то понять про тьму – направить туда фонарик и записать на камеру все, что выхватит луч. Зло бежит от такого, но, поскольку мир во тьме, полностью его осветить не в человеческих силах. Впрочем можно осветить большую его часть, чем больше, тем лучше. Освещать могут люди святой жизни, врачи, бескорыстные защитники, помощники, борцы за правду, поэты, художники, изобретатели хороших вещей, вообще очень многие. Даже если мы можем давать немного света, это уже хорошо. Каждый сколько может - в память об Алексее Навальном


Так они и сделали в общем-то


Forward from: Медуза — LIVE
Запад смотрит на двадцатый век исключительно как на победу добра над злом. Это мешает понять, что происходит в двадцать первом

Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов считает, что ожидание хорошего исхода нынешних конфликтов связано с верой западных обществ в «триумфальный ХХ век», в мир, где зло наказывают, а жертв вознаграждают. Эта вера мешает трезво взглянуть в прошлое и оценить настоящее.

Если для западных стран послевоенные десятилетия были временем восстановления, роста и в итоге победы над коммунизмом, то для многих жителей Азии и Африки то была эпоха сражений за независимость, период гражданских войн и политических распрей.

Причем именно те, кто был на «правильной стороне истории» в западном двадцатом веке, часто оказывались на «неправильной» в двадцатом веке Азии и Африки.

———

По этой ссылке текст откроется без VPN.


Больше, чем пропаганда 3. Долгое время общество в целом и оппозиция в частности шли впереди российского государства в медийной и цифровой сферах. Сегодня это уже не так. Независимые медиа вытеснены из страны, а цифровую сферу государство стремится поставить под контроль. Союзниками общества пока остаются медлительность, коррупция и низкое качество работы структур и компаний, находящихся под контролем государства.

Та часть российского общества, которая свободна от преследования и давления, уже сейчас стоит перед гораздо более сложной задачей, чем одно только противодействие пропаганде. Пока усилия тех, кто проверяет факты и выводит пропагандистов на чистую воду, в чем-то напоминают успокоительные лекарства: дополнительно убеждают тех, кто и так не верит российской власти, в том, что они правы в своем неверии.

Между тем противостоять цифровому контролю — задача иного порядка. Мы не живем в мире, в котором большинство людей пребывает в неведении относительно важнейших фактов или авторитетных мнений, как в прежние эпохи. Мы живем в мире, где факты общеизвестны, а оценки общедоступны, но люди вольно или невольно отбирают для себя те из них, с которыми им комфортнее жить (потому что идентифицируют себя с какой-то социальной группой, потому что пользуются ВКонтакте, потому что им так удобно). Это не вбивание лозунгов в головы граждан, не троллинг, а создание комфортной среды, в которой прогосударственные месседжи — одна из ее составляющих.

Возможно, задача состоит в том, чтобы учить людей выходить за пределы своих замкнутых сообществ. Литература, искусство и медиа могут помочь решить эту задачу, давая альтернативу официальной трактовке событий, но только сам человек, индивидуально, может решить, что его в принципе интересуют альтернативные интерпретации. Это больше чем контрпропаганда — это воспитание интереса к «другому»


Больше, чем пропаганда 2. Качество пропаганды и конспирологических вымыслов не так важно, они не должны быть столь же стройными и последовательными, как идеологии. Главное, чтобы они были достаточно захватывающими и у неосведомленного или предубежденного потребителя возникло ощущение «открывшейся правды».

Хрестоматийный пример того, с каким трудом эти «откровения» поддаются развенчанию - история «Протоколов сионских мудрецов», литературной подделки, списанной с французского памфлета против императора Наполеона III и опубликованной в России в начале ХХ века. «Протоколы» были опровергнуты фактчекерами своего времени множество раз. И тем не менее за столетнюю историю своего бытования этот текст был опубликован на десятках языков миллионными тиражами. Более того, продолжает всплывать в интернете и переиздаваться снова и снова.

В современном мире эта проблема не разрешилась, а только усугубилась: публичная сфера устроена так, что ложные сообщения распространяются гораздо быстрее и достигают гораздо большей аудитории, чем правдивые. Как показало опубликованное в 2018-м в журнале Science исследование, ложные новости привлекают внимание именно в силу своей новизны, а опровержения, этим свойством не обладая, проигрывают уже в силу самого этого факта. Правда может огорчать или успокаивать людей, но по сравнению с изначальной ложью она в любом случае способна заинтересовать немногих. Изучив более 120 тысяч слухов, распространявшихся в твиттере с 2006 по 2017 год, исследователи пришли к выводу, что самые популярные из тех, которые в итоге оказались правдой, редко вызывали интерес более чем у тысячи человек. В свою очередь, самые расхожие из ложных слухов стабильно набирали аудиторию от тысячи до ста тысяч пользователей.

В мире, где все «разбежались по комнатам», люди могут утратить не только общий язык, но и общую реальность — это и есть состояние поляризации. Люди могут жить бок о бок друг с другом, но не иметь общих фактов, общих терминов, иногда даже общих топонимов (как на сегодняшнем Ближнем Востоке)


Больше, чем пропаганда 1. Контрпропагандистские проекты могут быть более или менее убедительными. Но, возможно, стоит разобраться, с противостоянием какого рода общество имеет дело сегодня. В XXI веке политическая арена перестала быть полем идейных сражений. Идеологии были знаменем пропаганды в ХХ веке. В наше время люди вступают в конфликты не столько потому, что хотят оспорить чьи-то «неправильные» убеждения, сколько потому, что, судя по всему, острее чувствуют свою идентичность — принадлежность чему-то большему, чем «я», к какому-то «мы». К народу, к религиозному сообществу, к гендерной, к возрастной или к любой другой социальной группе.

Такое обычно происходит, когда затягиваются или заканчиваются большие войны, распадаются империи и прекращают жизнь большие общегосударственные проекты (вроде «строительства социализма в одной отдельно взятой стране»). Россию так или иначе коснулось все из перечисленного. В такие периоды целые сообщества могут чувствовать себя обиженными, оскорбленными, обманутыми. От политика или пропагандиста — а в такое время это почти одно и то же — требуется подтвердить человеку его принадлежность к группе и дать ему новые причины держаться за своих. «Для закрепления этой импровизированной идентичности необходим враг: „не-люди“», — пишет Питер Померанцев в книге «Это не пропаганда» (см. описание в конце текста). Ссылаясь на собеседника в политтехнологической среде, Померанцев отмечает, что, назвав врага, можно получить дополнительные 20% голосов на выборах.

Политолог Томас Карозерс так описывает политическое поведение в странах, где распространена логика «свой — чужой»: «Я не просто не согласен c тобой, я не такой, как ты, я — „другой“, а это, к сожалению, часто означает „я тебя ненавижу“».

Для укрепления идентичности можно, например, рассказать, что у «них» нарушаются традиции, разрушается семья, люди перестают быть «просто» мужчинами и женщинами, что «они» строят вокруг «нас» биолаборатории, запускают против «нас» боевых комаров. Что воюем вовсе не «мы», а, наоборот, «они» идут на «нас» войной, чтобы отнять у России доставшиеся ей природные богатства. Николай Патрушев в своих многочисленных интервью, российские представители при ООН и другие чиновники продолжают воспроизводить эти мифы, ссылаясь на «разведданные» и «цитаты», давно опровергнутые независимыми журналистами и исследователями


Это привилегия — иметь возможность взвешенно выстраивать свою картину мира с учетом разных позиций, с учетом оценки фактов, с учетом того, о чем мы можем договориться как об истине. Это духовная роскошь, которую не все могут и не все хотят себе позволить.

Существует множество групп, сообществ, у которых нет не только общего языка, но и общих фактов, общих терминов, иногда нет даже общих топонимов: одни будут называть какой-то кусок земли одним словом, другие другим. И эта поляризация, разделение по отдельным друг от друга мирам, будет только углубляться. В каком мире жить — в мире пропаганды или осознанного построения своей и только своей картины мира — сейчас выбор каждого.

Чем дальше, тем больше проверенные факты станут достоянием немногих, тех, кто сделал специальное усилие и, например, заплатил за проверенное издание, за сабстэк кого-то из проверенных специалистов. Как медиа могут сопротивляться поляризации? Никак. Это не дело медиа, это дело лично каждого человека.

Это из нашего разговора с Ксенией Лученко - и спасибо ей за приглашение на эту беседу


О тираноубийстве (длинно, но в меру). Вопрос - кто суд, когда независимого суда нет и нет честных выборов, которые могли бы выразить мнение общества? Кто-то все равно должен решить, что вот он момент, когда правитель пересек черту и стал тираном. И тогда нужно действовать. И если решено действовать, то как?

В Германии был такой пастор Дитрих Бонхёффер (1906-1945). В моей православной юности этот лютеранин произвел на меня сильное впечатление - хотя бы тем, как не похож он был на все, во что я был погружен, работая в Синодальной библиотеке.

Если я правильно понимаю Бонхеффера, то он считал, что настоящий христианин (мы сейчас внутри его мира, поэтому христианин, я знаю, что есть другие религии) и есть тот суд.

Принципиальным для него было то, что христианство не освобождает от общества, а накладывает на христианина особые обязательства. Принципиальной для него была отдельность церкви от государства и невозможность ее превращения в подчиненный государству институт. Церковь должна быть лояльной прежде всего Христу, а уже потом кому-то еще. С этим я тогда был согласен, согласен и сейчас.

Ближе к концу своей жизни, в заключении, он писал, что церковь вовсе не должна быть институтом. Молитва - дело непубличное. Публичной же должна быть позиция христиан по вопросам, касающимся общественной жизни и защиты прав угнетенных. Христианин не просто имеет право, но должен высказываться о делах общества и выносить суждения о политических событиях и действиях государства. С этим я тогда был согласен, согласен и сейчас.

Еще до прихода нацистов к власти Бонхеффер высказывался по поводу этой партии и ее лидера вполне определенно и откровенно. Он участвовал в создании - в противовес решению нацистов объединить многочисленные земельные церкви в единую «рейхсцерковь» - свободной от государства Исповедующей церкви. Ожидаемо, у Бонхеффера начались проблемы с властями. Одно время он служил в лютеранском приходе в Лондоне, но вернулся в Германию (в 1935 году). Позже он мог уехать в США - и даже ненадолго уехал - но вернулся (в 1939 году!). Он прекрасно понимал, что его ждет и в итоге действительно оказался в тюрьме.

В тюрьме он оказался, потому что был в ближнем круге заговорщиков, готовивших убийство вождя. В 1938 году Бонхеффер, как и все его коллеги, должен был произнести клятву фюреру. Делать это он не стал и оказался кем-то вроде иноагента по статусу. Удивительно при этом, он пошел на сотрудничество с военной разведкой (абвером), но не для того, чтобы получить защищенный статус, а для того, чтобы помочь сопротивлению (при этом в армию уже мог не идти). Он ездил по нейтральным странам и передавал сигналы от соратников по сопротивлению другим пасторам, которые передавали их англичанам и американцам.

Он, верующий христианин, теолог, прошел в своем убежденном сопротивлении режиму путь от попыток организовать ненацистскую церковь до участия в заговоре о тираноубийстве. Это можно сравнить с путем от тактического голосования на выборах до прямого участия в попытке смены режима. Первое - ненасильственное сопротивление, второе - вполне насильственное. Будучи в Нью-Йорке, он шокировал коллег вопросом, могли бы они простить грех убийства тому, кто убил тирана. С этим я не знаю как согласиться.

Есть большая, начиная с античности, традиция оправдания тираноубийства. Бонхеффер ее, конечно, знал. Если правитель больше не выполняет то, к чему призван, если заботится только о своих интересах, если действует против народа, то народ имеет право действовать. Это старая республиканская теория, пусть и не всегда там говорилось именно об убийстве тирана, но часто и говорилось.

И вот снова вопрос - кто тут суд? Для меня вопрос тираноубийства - нерешенный вопрос. Самое минимальное понимание истории и политики говорит нам, что разрешив себе убийство тирана, люди могут не остановиться. Они могут начать применять ту же логику для сведения счетов. Это история любой революции, начинавшейся с тираноубийства, включая французскую и русскую. В общем, есть ли оправдание тираноубийству - вопрос


Ловушка «выборов». Если бы я был политтехнологом президентских «выборов» 2024 года, то я составил бы линейку кандидатов так, чтобы Путин был бы самым миролюбивым из всех.

Остальные предлагали бы резню до победного конца и великую Русь, а кандидат Путин говорил бы, что пора договариваться. Он говорил бы: «Мы победители (не важно, что при этом происходит на фронте), но мы добрые, своих защитили, а теперь мир». Это будет популярно.

Еще этот политтехнологический Путин призвал бы тех, кто уехал, вернуться и обещал бы им полное принятие и все самое хорошее. Все это - и мир, и безопасное возвращение - будет ложью, но это может сработать.

У меня сильное подозрение, что те, кто призывают голосовать на выборах за кого угодно, но не за Путина, не понимают (или, хуже, понимают), какая ловушка готовится. А что выборы будут ловушкой - это точно. Я, в силу нехватки навыков в построении ловушек, могу только недооценивать планы тех, кто умеет это делать.

Та ловушка, которую я описываю, предполагает, что АП будет страховаться от «умного голосования» (тактического). То есть сделает так, чтобы тактическое голосование «против Путина» привело бы к обратному результату. То есть оно привело бы к тому, что противники войны оказались бы ее яростными сторонниками или лицемерами. Могут быть и другие более хитроумные изгибы.

В общем и правда, говорить сейчас о тактике оппозиции на этих «выборах» рано.

Это в продолжение предыдущего поста, где изложена ценностная часть мысли. А тут скорее техническая


Как человек может принять то, что бесчеловечно? Эту приемлемость обеспечивает взгляд на мир только через линзу «свой-чужой». Этот взгляд должен быть доминирующим. Тогда даже гуманисты, порядочные и искренне верующие люди будут молчаливо смотреть в сторону, когда «свои» совершают убийства и другие преступления.

Даже если у человека есть убеждения, отвергающие агрессию, взгляд «свой-чужой» эти убеждения вытеснит. Помогут механизмы самооправдания. Подходящая, избирательно взятая цитата всегда найдется. Так получается патриарх, отправляющий людей на войну и наказывающий священников за молитву о мире. Так получаются религиозные фанатики, громящие соседей за их гражданство - как сейчас в Израиле. Так получаются лояльные интеллектуалы, способные в нужный момент подобрать нужную риторику, например патриотическую.

Люди, которые видят мир через очки «свой-чужой» или «друг-враг», есть всегда; это взгляд старый как само общество. В разных сообществах таких людей может быть больше или меньше. Важно, что они есть и их успех зависит от того, сколько людей они смогут убедить в том, что мир устроен исключительно так, что «свой-чужой» первично, а остальное - довесок. «Остальным» может оказаться и разум, и ценности, и религиозная вера.

Если взгляд на мир по принципу «свой-чужой» сочетается с организаторскими способностями и энергией, то остальные люди с похожими инстинктами, узнают своего и придут. И вот уже формируется политика и ее простые и понятные лозунги. И речь тогда пойдет не о том, скольких можно увлечь такими взглядами в гостях или в баре, а сколько политической прибыли можно получить, выискивая врагов.

Захваченной этим взглядом может оказаться партия или группа фанатиков, а может и целая страна. Путин сумел распространить свойственный ему инстинкт «свой-чужой» на целую страну - он придумал «анти-Россию». Если мы - это хорошие, свои «мы», а соседи - это «анти-мы», то человечность отменяется.

В России отмена человечности еще не произошла полностью - люди уходят, увиливают, не замечают войны. Но на президентских «выборах» эту недоработку планируется закрыть. Голосовать будет предложено не за кандидатов, а за «своих» и против «чужих». Не нужно быть политтехнологом, чтобы предположить, что все кандидаты будут за войну, в крайнем случае кто-то заведомо смешной будет немного против.

Большинству не потребуется брать в руки оружие или вообще как-то менять свою жизнь. Власти проведут это голосование как плебисцит по вопросу об одобрении войны и таким образом виртуально, не раздавая всем оружия, поставят под ружье 80 или 90% россиян


Я с детства помню слова: ДНК, мРНК, нуклеотиды, рибосомы, центрифуга, виварий. Наша с Анной Гадаловой мама, Маргарита Трудолюбова, была молекулярным биологом Она занималась синтезом модифицированных мРНК - насколько я понимаю, это близко к теме работы, которая на днях получила Нобелевскую премию.
Мама всегда старалась мне все объяснять про клетки, генетику и вообще биологию. Я помню все это памятью 10-15 летнего человека, потому что к тому времени, когда она ушла из науки, мне было 15 лет. Помню, что читал популярную книжку про открытие структуры ДНК, кажется это была книжка самих Крика и Уотсона - помню эти фамилии с детства. Когда она защищала диссертацию, мне было 12 лет. Я был ее пауэрпойнтом: на ватманском листе я рисовал клетку - ядро, мембрану, митохондрии и все прочее. Пастелью, потому что пастель для занятий во дворце пионеров у меня была, а фломастеров, которые подошли бы лучше, у нас не было. Кажется, они тогда еще не продавались.
Она ушла из науки в середине 1980-х, потому что заболела, а потом и наука закончилась. По крайней мере их направление развалилось. Она рассказывала, что руководитель их лаборатории («шеф») ходил по институтам и продавал директорам идею выделения индивидуальных мРНК (помню эти слова) как перспективное направление. Иногда им удавалось пристроиться к какому-то институту, но потом нужно было искать новый институт. Я запомнил «институт Гамалеи» - там она и защищалась. Я бывал у нее на работе - помню, что мы долго поднимались по темной старой лестнице, а потом оказывались в квадратной комнате с окнами на все четыре стороны. Окна были с полукруглым верхом, поэтому мама и ее друзья называли свою лабораторию «светелкой». В светелке были столы вдоль всех четырех стен, пробирки, колбы, центрифуга. Комната была на самом верху кирпичной башни. Может быть это часть старого больничного комплекса или что-то фабричное. Башня хорошо видна с Погодинской улицы, если смотреть от известной избы на другую сторону. Сейчас я понимаю, что это было не лучшее место для работы, которой они занимались.
Сейчас я понимаю, что это был передний край исследований. Синтезировать мРНК в СССР научились еще в 1970-е - это я прочитал в мамином автореферате. Если бы им не приходилось доказывать свою нужность, если бы лаборатория продолжала работать, возможно мамин небольшой вклад был бы в нынешних достижениях. И, наверное, в каком-то смысле этот вклад там есть. Сейчас она была бы на пенсии. Мы созвонились бы и она в подробностях объяснила бы мне, что именно открыли новые лауреаты.
Таких историй, как история маминой блуждающей лаборатории - тысячи. Сколько всего было открыто, к какому количеству разработок и достижений вплотную подходили советские ученые в те годы! Все это тормозилось, разваливалось и умирало. Если не было очевидной связи с военными разработками или чем-то произвольно назначенным «перспективным», открытия умирали. Мамин шеф уехал тогда в США, приняв, вероятно, единственно разумное решение. Мама с папой говорили, что не могли представить себя в эмиграции. А на родине была мутная трясина, кладбище идей, вот что. А за каждой загубленной идеей, высоким стремлением, идеалистическим планом был человек, уставший, махнувший рукой на самое смелое и живое в себе. Сколько такого было. Да, система убивала, унижала и преследовала людей, но сверх того, сколько планов не воплотилось, сколько осталось горечи от нереализованности и ненужности


«Все всё понимают» - как описание российской политической и «правовой» системы. Реально существующий в России режим легальности не сводится к законодательству. Он многослойный и изменчивый. Это чувствуют многие, отсюда и представление, что в России «все всё понимают». Понимают при этом смутно, без надежды на то, что однажды будут проведены официальные расследования и публично озвучены реальные причины самых резонансных событий. Но понимают достаточно для того, чтобы безошибочно считывать сообщения власти, выражающиеся для одних в убийствах, отравлениях и посадках, а для других — в так называемых «законах», которые, по сути, не что иное как формализованные угрозы.

Для элиты государство устраивает публичные казни, сообщая таким образом и о собственных возможностях, и о низких шансах остаться безнаказанными в случае неповиновения. Казнь, конечно, уготована только самым дерзким. Есть и менее смертоносные способы удержания власти — уголовные дела, шантаж, взятие близких в заложники. Более широким слоям населения адресованы «законы» — сообщающие о том, что выход на протест, пост в соцсетях или отказ явиться в военкомат ведут к малопредсказуемым последствиям. Угрозы проговариваются не только сухими формулировками уголовных и административных статей, но и демонстрируются на примерах. Примеры страшнее, чем слова.

Чем дольше будет держаться у власти нынешний российский режим и чем ближе будет его финал, который зависит исключительно от продолжительности жизни первого лица, тем больше будет случаев сведения счетов. Это может стать эпидемией, и большинство представителей российской элиты не может этого не понимать. Поэтому столь немногие из них выступили с антивоенными заявлениями и покинули страну. Поэтому так легко они называют черное «белым» и белое — «черным». Слишком много они успели накопить за время своей двойной жизни — и слишком велика потенциальная цена «выхода».
 
Результаты внутренней борьбы будут определяться не содержательными различиями в представлениях о политике или об экономике. Это не спор «либералов» и «консерваторов» за образ будущей России. Это не соревнование в популярности и эффективности. Это постоянный процесс сведения счетов, и финальную победу одержит тот, кто именно с этим справляется лучше всего. Его дальнейшая программа может быть любой. (Мой текст в «Медузе»)


Одно от другого государства различаются тем, насколько власть над деньгами подконтрольна или неподконтрольна обществу. Российская история — пример того, как бесконтрольность правителей сказывается на благосостоянии людей. Множество раз российское государство, проводя денежные реформы, включая печатный станок, устраивая деноминации (то есть уменьшая количество нулей на купюрах), обманывало людей. Это история обнулений. Череда моментов, когда накопленное, нажитое, падало в стоимости или вообще превращалось в пыль. Это максимально весомый довод в споре о том, можно ли верить государству, которое обещает гражданам благополучную жизнь в обмен на невмешательство в «политику». Готовность покупаться на это обещание многократно и дорого обходилась российскому обществу.

Историк Екатерина Правилова в статье для проекта «Идеи» на Медузе: «Имперское и советское наследие, очевидно, оказало влияние на формирование современной денежной системы в России. Банк России — наследник Государственных банков СССР и Российской империи — по сравнению с «предшественниками», безусловно, получил гораздо бо́льшую автономию в определении денежной политики государства. Но будучи формально независимым институтом, он вынужден считаться с «вертикалью власти», в которой все субъекты тотально интегрированы в единую политическую систему подчинения. Конечно, центральные банки других стран тоже не вполне независимы от правительств, но история их автономии и умения противостоять внешнему давлению насчитывает как минимум десятки, а то и сотни лет. В России же государство веками играло и продолжает играть роль реального хозяина денег. Рубль — неотъемлемая часть системы, плоть от плоти существующего режима»


Forward from: Медуза — LIVE
Украину пока не пригласили в НАТО, но она все равно может получить гарантии безопасности — даже не являясь членом альянса

Подобное удавалось Южной Корее, Израилю и Тайваню. Эти примеры показывают, что страна может получить надежные гарантии безопасности — и благодаря ним добиться успехов в развитии человеческого потенциала, общественной и экономической жизни.

Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов рассказал, из чего должна состоять работающая модель безопасности, как может выглядеть такая модель для Украины, а также чего стране может не хватить — и что может ей помочь.

На карточках выше мы кратко рассмотрели историю израильской модели безопасности. Более подробно о ней и о перспективах Украины читайте в материале «Медузы», который вышел 1 августа.


Вот мой текст в «Медузе» про «исповедь» или скорее манифест Алексея Навального. Обсуждение писем, «последних слов» Навального и других политзаключенных можно считать реальной, а не мнимой политической дискуссией в современной авторитарной России. До тех пор, пока в стране нет других пространств для открытого разговора (независимые партии, выборы, кампании в защиту прав граждан), тюрьмы и суды фактически превратились в трибуны.

Всегда можно найти какие-то внешние силы, которые управляют событиями вашей жизни. Вы всегда можете обвинить в своих неудачах судьбу, историю или Путина. Психологи называют это вынесением «локусом контроля» во внешнюю сферу. Объясняя свои политические решения, в том числе самое чудовищное из них — вторжение в Украину, — российские руководители постоянно прибегают к этому типу мышления. По их собственной версии, они якобы «должны были реагировать на внешние обстоятельства» — на решение Запада о расширении НАТО или решение украинского общества сблизиться с Западом. «Нам не оставили выбора».

Представители демократической оппозиции тоже порой прибегают к логике внешнего локуса контроля. Реформаторы 1990-х, согласно их версии, имели дело с косным, зависимым от государства обществом, не готовым к ответственному выбору. Подлинные демократические реформы не удались, потому что массовая публика — носитель советского сознания — требует заботы государства и не умеет заботиться о себе сама. Такая уж у России колея — путь, предопределенный столетиями истории (об этом, например, книга шведского политолога Стефана Хедлунда «Российская зависимость от предшествующего пути развития»). А сегодня массовая поддержка войны в России связана с тем, что общество отравлено пропагандой и неспособно мыслить самостоятельно. Это, как и у Путина, тоже логика внешнего локуса контроля. 

Вы, однако, можете принять точку зрения, предполагающую, что сами управляете собственной судьбой. В этом случае локус контроля будет внутренним - вы рассматриваете собственные шаги как главную причину того, что вы оказались там, где оказались. У российского общества был шанс отнестись к коррупции с полным неприятием. Общество могло противостоять фальсификациям на выборах, могло избирать компетентных и честных лидеров — такова логика внутреннего локуса контроля. В своем письме Навальный следует этой логике и не исключает себя из числа тех, кого он обвиняет в нынешней катастрофе. Это главное в его послании


Про то, как лучше обустроить гарантии безопасности для Украины, про формулу мира и про то, как устроено отношение российской элиты к войне - я тут на живом гвозде словами и голосом, хотя все можно найти буквами - про гарантии безопасности тут и про российские элиты тут


Спор о том, является ли война России против Украины «войной Путина» или «войной всех россиян», не закончится никогда. Пока идут бои, будут совершаться преступления, давая новые поводы для обсуждений и обвинений.

После войны — по мере хода расследований — будут вскрываться старые преступления, и спор станет только напряженнее. В дискуссию будут вступать новые участники, не знающие, что говорилось раньше. Будут заново прочитаны старые книги и написаны новые. Будут бесчисленно много раз процитированы слова Томаса Манна о «хороших и плохих немцах» (о доброй и злой Германии, если цитировать буквально). Умные и не очень умные рассуждения на эту тему прозвучат снова и снова.

Всем россиянам, носителям русских фамилий, а возможно, и вообще русскоязычным людям нужно осознать, что вопросы к ним (к нам), к их (нашей) позиции по отношению к войне будут задаваться снова и снова, по кругу. И даже если этот вопрос не зададут вам, вы с большой вероятностью зададите его себе сами.

Не стоит забывать и о том, что у спора, чья это война, есть политическое измерение. Те, кто собирается заниматься — когда появится возможность — свободной политической деятельностью в России, часто полагают, что позиция «война всех россиян» не пойдет им на пользу в борьбе за симпатии общества. Несложно представить, что формула «Война против Украины — это война Путина, и только» станет политическим лозунгом. Собственно, это уже так. В этом нужно отдавать себе отчет.

В любом случае от этого разговора не нужно прятаться. Сформировать осознанную позицию, честно отдавая себе отчет в своем выборе, важно каждому. (Это из вступления к тексту о том, война это россиян или как это понять иначе)


Для Украины участию в коллективных институтах Запада — НАТО и Евросоюзе, где на многие решения требуется согласие множества суверенных государств со своими интересами, — есть альтернатива в виде двухсторонних договоренностей, которые оправдали себя в отношениях Запада, прежде всего США, с Израилем, а также с Южной Кореей и Тайванем. Не дожидаясь общих решений больших наднациональных институтов, Украина может построить собственную, не зависящую от них модель безопасности. 

Для вступления Украины в НАТО завершение войны с Россией — необходимое условие. Кроме того, политики на Западе всегда будут обставлять членство в коллективных организациях множеством институциональных ограничений. Но для заключения договоров, в которых прописаны двусторонние гарантии безопасности, таких предварительных условий нет.

Я посмотрел, в меру изучил, как Киев может защититься от будущей агрессии даже без вступления в главные западные военно-политические блоки.


Хроники моральной катастрофы. Вот, кому нужна эта война. Это те, кто убивают украинцев и их страну, не нажимая на курок и не запуская ракеты. Это не снимает ответственности с общества в целом, но стоит все-таки вглядеться в незаметных профессионалов войны - верхний, чиновничий и деловой слой. «Осознанно войну поддерживают не «обыватели», оболваненные пропагандой, а осведомленные и глобализированные элиты. Их вклад в поддержку войны огромен, но он систематически игнорируется, потому что из наших размышлений эти элиты вытеснены образом «испорченного народа».

Средние и мелкие чиновники, обеспечивающие функционирование военно-политической машины Кремля; окологосударственный бизнес, занявшийся импортозамещением и обходом санкций; верхний средний класс и руководство так называемых бюджетных организаций, вынужденные тем или иным образом демонстрировать лояльность войне, — это несколько миллионов человек, без видимого желания, но и без видимого усилия вписавшихся в моральную экономику военной агрессии. Жизнь не остановилась, отставок с начальственных постов почти не было. Оптимизм предпринимателей зашкаливает.

«непростой советский человек» и «негражданское общество» занимают практически всю российскую социальную авансцену. А значит, это и есть то главное, что постсоветское общество унаследовало у советского, — не ресентимент и патернализм, и даже не имперское мышление, а сочетание специфической социально-бюрократической предприимчивости с политическим конформизмом.

Это из важного материала, вышедшего в Медузе некоторое время назад.

Но негражданское общество не только мирится с войной, но и зарабатывает на ней, о чем говорит расследование «Проекта»:

«Как минимум 81 человек из последнего довоенного рейтинга 200 богатейших россиян по версии журнала Forbes — открыто участвовали в снабжении российской армии и ВПК

80 из них — под санкциями, но лишь 14 из этих 80 — санкционированы во всех юрисдикциях проукраинской коалиции. А 34 человека — вообще только в Украине. Общая сумма открытых контрактов, которые предприятия этих бизнесменов заключили с российской оборонкой за время военного конфликта на Украине (2014 -2023 гг), огромна — не менее 220 миллиардов рублей, или почти 3 млрд долларов»


Когда такое говорит Путин, у него это работа. Он хорошо умеет говорить, что все растет и колосится, когда все вокруг горит и рушится. Он говорит это из бункера, он защищен, по крайней мере считает, что защищен и видимо будет так считать до последнего. Это еще одна причина его не слушать и не цитировать. Но люди - живые, с живыми детьми - зачем делают то же самое? Как, почему они едут в Крым? У них отключено моральное измерение - ехать на оккупированную территорию плохо - но они отключают у себя и чувство самосохранения. А ведь им не нужно выступать по телевизору и говорить, что все хорошо, наступление провалилось, экономика растет, Запад виноват. И главное - у них нет бункера, из которого они могут выступать по телевизору. Путину выгодно, что гражданские едут по мосту, по другим переходам в Крым, потому что это живой щит и повод потом говорить, что украинцы бьют по гражданским. То есть он, поскольку знает, что убивает мирное население, хочет, чтобы и украинцы тоже это делали, чтобы он мог потом об этом сказать. Но люди, которые сами садятся в машину и добровольно становятся заложниками - непостижимы. В голову к ним не проникнешь, но это поразительно (люди объясняют, почему едут в Крым):

«Cейчас здесь правда все спокойно. Ранее обстановка была более напряженной: родственники рассказывали, что видели над морем дроны. Летом 2022 года летали истребители, в этом — уже нет».

«Нам не было страшно ехать, так как мы понимали, что там, где мы отдыхали, не идут боевые действия. Безусловно, всякое могло произойти, но мы были уверены, что все будет в порядке. Так оно и оказалось».

«В этом году я ехала одна с тремя детьми на машине. Меня многие [знакомые] спрашивали, не сошла ли я с ума — везти детей в Крым. Но я им отвечала, что мы едем в Геленджик, [чтобы не донимали вопросами]. Я понимала, что в Крыму неспокойно, было немного страшно, но у меня есть внутреннее чутье — я знала, что нас все обойдет. Когда я ехала на полуостров, начался мятеж Пригожина, который застал меня между Воронежем и Павловском, где [бойцы ЧВК Вагнера] сбили вертолет».

«Никаких сомнений [в том, ехать или нет] не было, мне не было страшно. Для меня [прилеты] не страшны. Я просто верю, что каждый выполняет свою функцию и военные справятся. Я как раз люблю такие ситуации, потому что меньше народу».

20 last posts shown.