И все же, Лимонов, конечно, должен был мечтать о другом биографе. Да, Каррер — совсем не кто попало, да, французская премия «Ренодо», да, большие тиражи (книга о странном русском; и правда, феномен). Но думаю, это явно не то, что сам Лимонов хотел бы прочесть о себе. Тут можно сказать, дескать, чего было Лимонову париться насчет своих биографов, он сам себе биограф, получше всякого. Как бы да, но нет — человеку формата Лимонова, кроме автобиографии, уж точно нужна именно еще и биография. И биография эта должна быть о человеке-революции, а получилась — о человеке-казусе.
Каррер не может забыть о «журналистской дистанции», держит себя в руках и постоянно дает понять, что сам стесняется свой увлеченности Лимоновым; тогда как здесь нужна, конечно, не холодная правда фактов, а миф, в который уже поверил автор и теперь готов посвящать в него остальных. Нужна данилкинская «заболеваемость» героем, которая позволяет в чудаке разглядеть чуть ли не мессию. Вот именно: Лимонов у Каррера — только чудак. Удивительным перипетиям его судьбы можно, конечно, завидовать, его смелости можно, конечно, восхищаться — и всё. Авантюрная лягушка-путешественница, но вряд ли мыслитель, ведущий за собой людей.
Тот факт, что эта книга стала когда-то бестселлером во Франции, может, и феномен, но вполне объяснимый: ее, как говорится, аудитория — те, кто мало знает о Лимонове и не читали его книг. Верно замечали обозреватели в год выхода русского перевода, что в книге нет Лимонова-поэта и литератора, даром, что его книги тут пересказываются. Но здесь не в чем упрекнуть Каррера: видимо, книга о судьбе — гораздо более конвертируемая вещь, чем книга о таланте.
И все-таки.
«Лимонов» — это книга о человеке-у-которого-так-и-не-получилось. Не получилось прийти к собственному благополучию; не получилось перевернуть систему, в которой пошляки, дети правильных родителей или просто везунчики играют первые роли. О человеке, который, понимая, как ужасающе коротка жизнь, бросается во все тяжкие, чтобы эту жизнь не просрать — и резюмирует в конце концов на своей маленькой кухоньке: «говенная жизнь». О том, что красивые истории о селфмейд-людях — всегда исключения. Лимонов, который «не терпит вторых ролей», в карреровской биографии оказался на вторых ролях: сама история его времени и система, в которой он жил, так и не уступили ему главную ложу.
(Свой предыдущий пост я писал о Дэвиде Гребере, и сложно не заметить его сходство с Лимоновым — или наоборот: оба фонтанировали идеями, которые понятны и близки любому здравомыслящему человеку — и которые, конечно, ни в коем случае не будут воплощены в реальности.)