Стоунер

​​Читаю дальше книжки, которые были номинированы на премию для молодых авторов (длинный список и жюри которой я через неделю объявлю). Один из этих текстов — «Соломенная собачка с петлей на шее» Влада Новикова. И знаете, скоро у меня уже будет пул текстов, где 30-летние авторы-мужчины рассказывают о 30-летних героях. (Да, именно авторы-мужчины, потому что авторам-женщинам как-то не свойственно вдаваться в самокопание, они чаще пишут о детях, о социальных проблемах, и вообще о других, а не о себе; заранее извиняюсь за неминуемые обобщения.)

Так вот, чтение это весьма интересное — про себя же всегда интересно читать, — но пока эти тексты справляются лишь с задачей верно отразить чаяния, как говорится, современных героев обозначенного возраста, да и бытовое окружение, в которое они встроены. Вот о чем есть у Новикова — о тех, кто путешествует в Азию и возвращается оттуда «просветленными», о тех, кто хочет «быть самим собой» (что бы это ни значило), о тех, кто не хочет просиживать штаны на дурацкой работе и притворяться человеком, у которого всё nice.

Да, узнавание есть. И если говорить в целом, я теперь буду точно за Новиковым следить. Но вот я еду на дискуссию с громким названием «Что делает литературу новой?» и думаю: ну и что же ее таковой делает? И прихожу к мысли, что делает ее такой все-таки язык — и речь не о новых словах и фразах, или чьем-то сленге, а вообще о том, на какие отношения с читателем автор программирует свой текст.

Люди всегда писали о самих себе и о своих ровесниках, и отражение реальности в «новой литературе», кажется, должно быть не на визуальном уровне, а на уровне духа и настроения; когда читатель вообще проделывает с текстом, с языком, какую-то новую работу. И вот в этом смысле «литература молодых» это, конечно, не всегда то же самое, что «новая литература» (если принять, что такими терминами вообще можно пользоваться).

​​Новая подборка на «Горьком»:

— Евгений Алехин. Ядерная весна

«В книге, где редкая страница обойдется без матерных слов, есть рассказ как о детстве (подглядывал за сестрой в ванне), так и о юношестве (попадал в милицию, устроив драку по пьяни); наконец, о нашем дне, когда проплешина на голове кажется совершенно нелепой. Чего здесь нет, так это хронологии — автор пребывает сразу и в прошлом, и в настоящем. «Я сам запутался, мне иногда сложно работать в одном хронотопе, потому что мне сейчас одновременно тридцать два, десять и пять, и вот я сижу и пишу этот текст, пытаясь усреднить язык разных пацанов, каждый из которых есть „я”».

— Ованес Азнаурян. В ожидании весны

«В ожидании весны» — 30-летняя история жизни в армянской провинции. Все начинается в 1980-х: страна переживает медленно надвигающийся развал Союза и непрекращающиеся волнения в Нагорном Карабахе. Дальше 1990-е — погружение во мрак и холод в прямом смысле слова. «Учреждения не работали, потому что там не топили; стояли заводы, потому что не было электричества. В каждой квартире имелись железные печки. Каждая семья топила чем попало: старой обувью, тряпками, книгами...» Нулевые — время неопределенности, когда люди уезжают в Москву, в Барселону, в США или просто сбегают в другие города, где их не могут призвать в армию».

— Андрей Голуб. Искусственный интеллект для моды

Ничего супернового, и все равно интересно: 3D-визуализаторы, программирование модных тенденций, сенсоры в одежде — вот это всё.

— Хелен Данмор. И тогда я солгал

Книжка о солдате, который переживает поствоенный синдром во времена, когда о нем еще не начали говорить.

Весь текст по ссылке: https://gorky.media/context/chipy-i-sensory-pod-vashej-kozhej/

​​...и еще одна книга из зарубежного лонга «Ясной Поляны», о которой я коротко говорил — «Красота — это горе» Эки Курниавана. Задумка и исполнение очень и очень интересные, но страниц могло быть сильно меньше. Тезисно объяснился по ссылке:

https://gorky.media/reviews/muzhchiny-slavyatsya-pobedami-zhenshhiny-krasotoj/

А пока скажу еще одну вещь, которая никуда не поместилась, как бы не по теме. Индонезия (это та самая страна, в состав которой входит остров Бали) во время Второй Мировой была захвачена японцами. И местные жители вскользь упоминают американцев, которые должны уже наконец приехать и японцев прогнать (собственно, японцев как ветром сдувает, когда на их города падают американские атомные бомбы).

И это такой маленький пример того, что Вторая Мировая для каждой страны была своей. У нас, может, вызывает иногда возмущение, когда кто-то говорит, что войну выиграли американцы, или когда советскую армию просто даже не упоминают. В эти моменты надо просто вспомнить, что Вторая Мировая была реально мировой, и есть народы, которые действительно не думают о Советском Союзе, вспоминая ту войну. Просто у них была немного другая война — о которой мы, в свою очередь, ничего не знаем.

​​Тем, кто пишет, или хочет писать, или заниматься критикой, или вообще понять, как работает литературный цех сегодня, тут (в Москве) открывается еще одна интересная школа, где базовые необходимые знания можно набирать параллельно с практической работой над текстами; вы посмотрите только на состав преподавателей:

https://ilas-miu.com/faculties/moskovskaja-shkola-novoj-literatury/

Кстати, больше узнать о программе можно будет на дискуссии «Что делает литературу новой?» 23 мая:

https://web.facebook.com/events/599630040542983/

​​Бывает такое состояние: когда долго разговариваешь с пьяным человеком (если ты при этом трезвый), то через какое-то время сам как будто пьянеешь: рассудок мутнеет, голова тяжелеет, чехарда слов превращается в мантру, из которой сложно выудить смысл. Вот примерно в такое состояние можно погрузиться, читая тексты Евгения Алехина. Не потому, что смысла в них нет (тут наоборот все очень понятно со смыслом), а потому, что один рассказ похож на другой (не по содержанию, а по форме — и это, пожалуй, главный минус сборника), герой вертится в закрытом колесе, подозревает, что за его пределами большая и прекрасная жизнь, но не находит волшебной туда дверки.

Такие рассказы, конечно, совершенно бессмысленно читать поодиночке, здесь эффект достигается именно залповой бомбардировкой; к концу уже не хочешь читать: будто упал в колодец, уже неделю в нем сидишь и чувствуешь, что конец близко. Но если отбросить эмоции, подобные тексты неприятно читать еще и по другой причине: они просто в лоб показывают тебя самого. Да, тут есть какой-то странный принципиальный отказ от художественных изысков, но зато с тобой без лишнего тумана говорят о том, что происходит с тобой же. Ну знаете, когда волны самоуничтожения сменяются радостью от хорошей погоды; коришь себя за то, что вечно ничего не успеваешь; раздражаешься, не желая заниматься бытом — хотя он тебя абсолютно не волнует, и ты хочешь заниматься не вот этим вот всем, а творчеством и чем-то еще интересным. Даже какая-то совсем уж чеховская фраза «Я не умею быть счастливым, мне срочно нужно работать» читается не как отсыл в прозе начитанного человека, а как самый обычный, тихий такой вопль. (Надо при этом отметить, что герой-то, как может показаться, не прозябает в том самом колодце, он давно на поверхности и заставляет себя не зарасти мхом; но, скажем так, манящий колодец ему периодически снится.)

И еще про похожие друг на друга рассказы, которые сильны только когда вместе: надо думать, тут надо дождаться еще 4-5 книг, которые автор напишет о своей повседневной жизни (хоть это и займет лет десять), потом все это собрать вместе и получится уже не книга, а проект, как у Линклейтера, который наблюдает за тем, как его актеры взрослеют. Что-то вот в таком духе

Вы знаете, что я вместе с другими блогерами читаю длинный список зарубежной номинации «Ясной Поляны» (и мы еще будем читать до осени). И вот пока роман немецкого писателя Ойгена Руге «Дни убывающего света» занял по баллам первое место. Речь тут идет о нескольких поколениях семьи, члены которой попали под каток времени и места, в которых они жили. Наверное, каждая страна, даже уже несуществующая, должна иметь вот такую семейную сагу, объясняющую сразу всё.

P.S. Я снова цепляюсь к форме и снова нахожу ее не то что несовершенной, но какой-то исчерпывающей себя (и выматывающей нас) задолго до финала. Весь текст по ссылке

https://gorky.media/reviews/ottsy-i-deti-v-gdr/

​​В длинном списке «Большой книги» оказался роман Ольгерда Бахаревича «Собаки Европы», и так получилось, что я ее недавно как раз прочел. Пока коротко:

Бахаревич — известный в Беларуси писатель, и книга его вроде как о Беларуси. Но не стоит думать, что это не касается нас. В шести повестях, соединенных в роман, используя разные жанры и совершенно обходясь без публицистики, автор показывает, что там, в головах белорусов, сегодня происходит, и как оттуда (в том числе) видятся странные, нездоровые взаимоотношения с Россией.

Пусть вас не пугает объем: да, это монументальный роман, но сделанный с заботой о читателе (и здесь не сотня персонажей, в каждой повести конкретная фабула с небольшим количеством героев). Пусть вас не спугнет первая из повестей: весьма странная история об аутсайдерах, которым больше нечем заняться, кроме как придумывать новый язык — в следующих частях вы поймете, что к чему. Тут и сказки, и шпионские детективы, и просто тексты про городских сумасшедших — а целиком получается очень интересная... ну не история даже, а целое полотно мозаическое.

​​Кто любит американскую литературу XX века — тем, возможно, будет интересно. «Текст» переиздает сборник Шервуда Андресона «Уайнсбург, Огайо» — классический такой уже сборник новелл об американской провинции, откуда корни растут и Фолкнера, и Хэмингуэя.

Здесь действительно больше двадцати новелл, и их можно без утраты смысла читать по отдельности и в любом порядке. Однако можно и вместе: все герои живут в уже обозначенном городке. Есть и сквозной герой, репортер Джордж Уиллард, работа которого, собственно, и состоит в описании жителей неприметного городка. Американский исследователь Малькольм Каули называл «Уайнсбург» чем-то средним между сборником новелл и романом, а советский филолог Михаил Ландор предложил называть его «романом в новеллах».

Написал об этой книжке в той подборке на «Горьком», которую пропустил из-за каникул. Еще там есть

— «Муха имени Штиглица» Арины Обух
— «Узник двенадцати провинций» Франсуа Пласа
— «Подменыш» Кита Донохью

https://gorky.media/context/chelovek-perestaet-sushhestvovat-v-nashej-realnosti/

​​Возвращаемся с праздников (что мы делали на праздниках, читайте здесь). За это время прочитал кучу интересных книг — например, «Четверо» Александра Пелевина, который сейчас в шорте «Нацбеста».

Вообще сначала создается впечатление, что это такая хорошая беллетристика, но для неискушенного читателя. Читается легко и быстро, глотаешь как холодную воду на жаре (ну это и неплохо). Сюжеты (здесь их целых три) вроде как не новые: космонавты летят на другую планету (89 земных лет для них пролетели как пять минут); следователь в советские годы расследует мистические убийства; пациент психушки общается с женщиной из космоса. Всё это до боли напоминает уже знакомые нам фильмы, книги и даже сериалы по телеку: множество деталей вот прямо до обидного именно такие, какими ты ожидаешь их увидеть. Развитие истории тоже по накатанной: истории, не мешая друг другу, развиваются параллельно, а к последней трети начинает проступать связывающая их тайна.

Потом втягиваешься — и видишь, что автор очень хороший, из тех, кто живо и реалистично умеет передать дух в каждой сцене. Мне вот даже немного жаль, что он больше к фантастике и магическому реализму тяготеет, а не к стопроцентному реализму, потому что именно такой автор про наше сегодня напишет так, что попадет в точку со всеми ощущениями и переживаниями. С другой стороны, автор в своей тарелке — он умеет держать саспенс и прописывать такие сцены, которые в фильмах обычно под страшну музыку дают.

Ну и последнее: я вот не люблю книги-головоломки, потому что, как правило, распутывается всё в них абсолютно по-идиотски, по какой-то логике, в которую верит один только автор. И вот Артем Фаустов справедливо замечает, что и здесь концовка не очень-то хорошо всё по местам расставляет. НО! Именно в этом случае я думаю, что «точки над i» и не нужны. Авторская (т.е. «правильная») разгадка загадки была бы лишней, пусть лучше сам читатель ее ищет и допридумывает себе ненаписанные варианты. И потом, это как-то верно ложится во всю здешнюю концепцию «непрекращающейся чертовщины» — тут не может быть конца, тут надо сначала перечитывать и искать дальше. Тем более, что чтение это действительно захватывающее.

Прочитал уже недели две назад, а впечатление только все лучше.

Уже говорил про «Сочувствующего» Вьет Тхань Нгуена, но тогда было про форму (разочаровывающую), а сейчас написал про содержание. В двух словах — содержание очень важное и очень современное, хотя речь идет о давно минувших событиях; а что важнее — содержание или форма, я не знаю. Очередной выпуск рубрики «Блогеры читают зарубежку из лонга Ясной Поляны»:

https://gorky.media/reviews/dva-stula-na-kazhdyj-iz-kotoryh-ne-hochetsya-prisazhivatsya/

​​Прочитал вчера новую книгу Анны Козловой (НацБест-2017 за роман «F20») «Рюрик». Не то что я всем ее посоветую (некоторые на меня за это и обидятся), но книга безусловно занятная — из тех, в которых есть что обсуждать, в некотором роде даже провокационная. Коротко по сюжету: девочка-подросток сбегает из интерната и теряется без вести, изменив судьбы целой кучи людей и наломав еще много дров.

1. Не слишком хорошая новость (для меня) состоит в том, что вся книга напоминает сценарий. В «F20» такого эффекта не было, хоть все сцены и выглядели гиперералистично; здесь же — даже не кино, а сериал целый, который можно растянуть и на пять, и на десять эпизодов. Вообще это, конечно, не плохо — такая форма, видимо, уже более привычна для автора; она это сама хорошо понимает, и порой подкидывает фразу типа: «Камера съезжает на тюлевую занавеску — она мечется на сквозняке, как оторванное крыло ангела» (ну да, метафора, кстати, так себе).

2. Соответственно, сюжет здесь закручивается будь здоров, благодаря чему «Фантом», кажется, и издали русскую книгу; нет тут никакого русского нытья и нюней, мы несемся как на мотоцикле одного из персонажей, одна тайна тянет за собой другую, герои совершают все более и более странные поступки. (Издатели уверяют, что это сильно отличается от всей остальной современной русской литературы, но это не совсем так: вот прямо сейчас дочитываю роман Александра Пелевина «Четверо», там тоже не оторвешься, и все как в фильме).

3. Поступки эти до того странные, что герои порой напоминают участников ток-шоу Малахова. И даже успеваешь подумать: а разве классно писать про таких целую книгу? Но шутка как раз в том, что рассказчик по ходу всего текста не устает напоминать (рассказчиком, кстати, выступает не автор, а, внимание, сама книга), что мы, читатели, ничем от этих героев не отличаемся, и хватит уже отнекиваться. «Я-то вас как раз не осуждаю, не волнуйтесь, я знаю, какое огромное мужество, какое титаническое душевное здоровье требуется, чтобы просто жить своей жизнью, но я также знаю, что взять его зачастую неоткуда».

4. Разбираясь, как получается, что обычные нормальные люди становятся похожи на придурков из телека, Козлова обращает внимание на две интересные (да и вообще главные здесь) вещи: а) люди постоянно врут друг другу, желая выглядеть лучше, умнее и благороднее; б) причинно-следственные связи в жизни не всегда такие прямые, как кажется, но мы не хотим думать иначе и быстро оцениваем всех вокруг готовыми стереотипами: ровно так, например, меняется отношение общественности к главной героине до несчастного случая и после.

Здесь есть и некоторый недочет: автор иногда придерживается противоположных линий — так, что героев и похожих на них читателей всегда есть за что укорить. Сначала она говорит: «По какой-то загадочной причине вы не желаете видеть то, что лежит на поверхности», а через одну главу стыдит нас за обратное: «Как только я вас увидела, сразу смекнула, что вы из тех, кто предпочитает простые оценки сложных жизненных ситуаций».

5. В чем же упомянутая провокация? Автор в жесткой манере касается разницы мужчин и женщин, особенно в свете популярных сегодня тем беззащитности женщин. «Последствия диких, дебильных поступков, которые я совершала от страха, я выдавала в своих статьях за социальные проблемы, за сложности взаимоотношений полов, я говорила то, что от меня хотели услышать». Впрочем, достается и мужчинам: «Заканчивай эти штучки, Михаил. Нет никаких хороших женщин, есть только женщины, которых тебе хочется трахать, и те, которых не хочется». Автор не предлагает, конечно, оценивать все наши поступки так плоско; она лишь выступает против многослойного вранья, которым мы часто эти поступки прикрываем.

P.S. Не спрашивайте, почему на обложке попугай, не скажу. Лучше бы медведя поставили (тоже не скажу).

​​Еще один материал на «Горьком», который требует некоторых разъяснений.

1. Продолжаю читать книги, которые были номинированы на премию для молодых авторов (после майских будет лонг, жюри, сайт, всё-всё). На этот раз — написал про «Три повести» Кирилла Азерного — но уже сейчас точно знаю, что буду ее перечитывать, потому что из-за авторского стиля схватить в ней суть очень сложно. А может, и не надо схватывать, и весь смысл — погрузиться в подвешенное состояние героя, нашего любимого уже персонажа, 30-летнего растерянного человека, который постоянно «размывает свои координаты».

2. Издательство «Речь» переиздает не только проверенную классику типа «Матрениного двора», но и книжки других писателей, творивших в советское время, которые сегодня уже забыты широкой публикой. Обратите внимание на их серию «Как это было», я вот в этот раз пишу про рассказы детского поэта и писателя Александра Крестинского «Мальчики из блокады».

3. Подростковая антиутопия Дидье ван Ковеларта «Томас Дримм», начало еще одной саги из нескольких книг. Кстати, критик Сергей Сдобнов тоже только что написал про нее (гораздо подробнее!) в своей рубрике в «Меле».

4. Ну а про Анну Степанскую я уже вам рассказывал. Вся статья по ссылке:

https://gorky.media/context/lishnij-ves-i-lishnie-ambitsii-zapreshheny/

Если помните, была такая книга — «И всюду тлеют пожары» Селесты Инг. Она тоже есть в лонге зарубежной Ясной Поляны, поэтому очередная большая стирка блогеров на «Горьком» посвящена ей. Мне книжка не понравилась, поэтому, наверное, мой кусочек самый короткий:

https://gorky.media/reviews/spichki-pozhary-kostry-tlenie/

Но вообще я уже писал про нее подробнее, здесь:

https://gorky.media/context/neuyutno-temno-nevozmozhno-otorvatsya/

и здесь:

https://t.me/stoner_watching_you/453

​​Познакомился с книгой Арины Обух «Муха имени Штиглица». Это сборник, где примерно две трети занимает повесть, остальное — рассказы. Автор совсем молодой, но уже есть несколько публикаций в «Журнальном зале». А на недавней встрече по поводу «юношеского» номера «Знамени» она обмолвилась, что уже есть несколько премий. Раз так, проза эта, видимо, спецам в основном нравится, но я выскажу пару мыслей не в ее пользу (хотя к первой полноценной книге, может, и не стоит предъявлять серьезных претензий).

И все-таки. Недавно Сергей Лебеденко, закончивший программу Creative Writing в ВШЭ, у себя в канале перепащивал свод советов, которые писательница и преподаватель Марина Степнова давала студентам. Первый пункт гласил: «Не пишите о себе». Не то что я советую выучивать правила письма, да и конкретно с этим советом не полностью согласен. Но вот первая часть «Мухи» (где про учебу в художественной академии) — как раз хороший (и не очень частый, между прочим) пример, когда автор пишет о себе, а ценности в его опыте оказывается не слишком много. Не люблю вопросы типа «Зачем это было написано», но здесь остается непонятным, что, собственно, рассказчица пережила, о чем она хочет рассказать, какой опыт передать или к какому нашему опыту обратиться. Да, мы многое узнаем о мире художников и натурщиков — но все же это тот случай, когда не всё подряд может быть выложено на бумагу.

А вторая мысль — о том, в какой форме это ложится на бумагу. Вроде ясно, что здесь используется легкая, быстрая, штриховая техника наброска — то есть никаких наполеоновских задач не ставится. Но краткость хороша, когда она соседствует, не знаю, с точностью, наполненностью, глубиной — а здесь краткость остается лишь вынужденной чертой быстро говорящего человека.

Ну и еще маленькое наблюдение — возьмите весь текст и посчитайте, сколько раз встречается слово «просто»; довольно много. А просто ведь ничего не бывает ))

​​Прочитал друг за другом сразу еще три книжки из «зарубежки Ясной Поляны», и все три, несмотря на то, что они оочень разные, дочитывал до конца прямо через силу. И главное, причина везде одна и та же: где-то к середине ты уже знаешь, что будет происходить до самого конца и какие приемы там будут использованы. То есть не то что сюжет сдувается, нет; но, поняв авторскую логику, поняв, что хотелось сказать и какая форма для этого была выбрана, — тебе остается покорно дочитывать, не встречая никаких новых поворотов и переломов.

Вот, например, «Красота — это горе» Эки Курниаван. В начале здесь всё настолько запутанно, а граница между реальным и нереальным настолько зыбкая, что от чтения просто не оторваться. На индонезийском фоне разворачиваются реалистические события, герои в которых похожи на сказочных — и наоборот (речь тут идет о гражданских войнах в стране, о зависимости от Нидерландов и Японии, о Второй Мировой). Законы жанров перемешаны, поэтому невозможно предъявить претензий: в таком мире все возможно и все работает. К середине все это продолжает работать, но перестает удивлять. Автор задал чрезвычайно сложные и интересные условия игры, но игра эта, видимо, должна быть короче. Когда все становится понятно, изощренные правила выглядят уже не изощренными, а вычурными.

Совершенно другой пример — «Дни убывающего света» Ойгена Руге. Реалистический, жесткий роман о том, как семья невольно становится заложником истории и являет собой пример медленного угасания (как и страны, в которой они живут — ГДР) вплоть до полного распада. Опять же, сначала ты с интересом распутываешь эти самые родственные связи и устанавливаешь причинно-следственные связи тех или иных поступков. Но где-то к середине абсолютно безэмоционального, как от лица робота, повествования всё про всех понимаешь и дальше только еще и еще удостоверяешься в своих догадках. Понятно, что прийти мы должны к руинам — к ним мы и приходим.

И последняя книга — «Бельканто» Энн Пэтчетт, роман про захваченных в особняке заложников, которые удерживаются террористами слишком долго (за основу автор берет реальный случай), чтобы мы успели заскучать. Первая половина книги уходит на то, чтобы со всеми познакомиться (чрезвычайно пестрые портреты), и поговорить о психологии поведения человека в такой сложной ситуации — и это интересно. А вот вторая превращается в какой-то неправдоподобный фарс, которую если и назовешь сказкой, то только в качестве ругательства. Всю книгу я думал, что «мораль сей басни» будет в том, как представители разных стран и народов смогли стать единым целым, но книга оказалась о всепобеждающей силе искусства. Дмитрий Быков, кстати, как только пришел в себя, записал выпуск программы «Один» прямо из больницы, где рассказал о своем путешествии «туда» и о том, что окончательно уверился в божественной природе искусства. Энн Пэтчетт, видимо, имела в виду примерно то же — но вот Быков как-то убедительнее все это за несколько минут сформулировал.