я просто текст

Я думаю, это довольно уверенный претендент на звание лучшего журналистского текста на русском языке в этом году. Приятно, что посчастливилось быть его редактором.

https://meduza.io/feature/2018/09/18/kontslager-na-10-millionov-chelovek

Два с половиной года назад, сидя в богато отделанном театральном зале в Коламбии, Миссури, я обнаружил, что живу в одном городе с гением или кем-то в этом роде. Показывали «Kate Plays Christine» — фильм Роберта Грина, выпускника того же университета и факультета, где в тот момент учился я, и создателя факультетской программы про документальное кино. Фильм был феноменальный. это как бы хроника того, как нью-йоркскую актрису приглашают сыграть в кино журналистку провинциального флоридского телеканала Кристин Чаббак, которая в 1975 году застрелилась в прямом эфире. При этом ближе к концу фильма ты понимаешь, что никакого кино, в котором снимается актриса, на самом деле нет; то есть это режиссер документального фильма придумал художественный фильм, про который он снимет свое кино — и вот поди скажи, документальное оно или художественное.

В этом году у Грина вышел новый фильм — судя по описанию, тоже обитающий где-то на границе реальности и вымысла. Про то, как люди в маленьком городке в Аризоне реконструируют в театральной постановке события столетней давности, когда их предков-пролетариев за попытку бунта жестоко депортировали, отлучив от родине. Уже по заявке круто звучит и рифмуется одновременно с «The Act of Killing» и великим романом Шарова «Репетиции». В общем, завтра этот фильм наконец можно будет посмотреть — причем на большом экране в Москве. А потом будет небольшая дискуссия про грани документального с умными людьми и мной.

Надо идти, ребята!

http://centerfestival.cdkino.ru/program/society/bisbee17.html

Года четыре назад придумал, что хочу написать или прочитать текст про Германа Стерлигова — который биржа «Алиса», «вы поместитесь в наши гробики без диеты и аэробики», а сейчас «пидарасам вход воспрещен». Теперь этот текст существует — спасибо Полине Еременко, поскольку герой делал все, чтобы не дать ему состояться. В процессе выяснилось, что Стерлигов — вовсе не воплощение современной истории России, а скорее такой прилипала к ней. Но, конечно, очень яркий деятель — зло иногда принимает крайне зрелищные формы.

https://meduza.io/feature/2018/09/03/my-konchenoe-hmyrie-kto-ne-soglasen-argumentiruyte

«Репетиции» — правда великий роман. И «Будьте как дети» тоже очень хороший. Ну и вообще верно пишут — мне кажется, Шаров был из тех писателей, книги которых яснее всего показывают, почему нужна художественная литература.

Важная поправка к предыдущему посту. Все-таки человека из материала «Проекта» приговорили не к смертной казни, а сразу к 15 годам — видимо, из-за того, что мораторий уже ввели, а новый УК еще нет. Ревнивые редакторские глаза прочитали другое. Замечаний об интонации и гуманизме это не отменяет, но за допущенную фактическую ошибку приношу извинения.

«Никогда не думай, что ты самый несчастный человек на свете».

На прошлой неделе запустилось новое издание «Проект» — с историей про человека, которого приговорили к смертной казни, а в итоге он вышел на свободу и теперь владеет лесозаготовительным бизнесом.

Когда я увидел этот материал, я, конечно, расстроился — Саша Сулим тоже не один месяц готовила материал про людей, которых должны были расстрелять и которые теперь на свободе. Понятно, что истории у нас другие, но все равно было обидно, что тему заявили раньше нас. Но когда я прочитал материал «Проекта», я подумал, что даже лучше, что наш материал выходит позже. «Среди нас живет настоящий маньяк, убивший 12 человек», — сообщала подводка к истории «Проекта» в соцсетях. «Система допускает парадоксальные, немыслимые с общепринятой точки зрения исключения», — сообщает его лид. В общем, там разве что открытым текстом не написано: какой ужас, что его выпустили, надо было засадить на пожизненное, а лучше — вообще расстрелять.

История Валерия Зильберварга — разумеется, страшная. Судя по материалу «Проекта», он неприятный человек и ни в чем не раскаивается. Этот сюжет круто придуман и заслуживает рассказывания. Но. Интонационно этот материал мне представляется довольно безответственным. И в этом смысле не сильно отличается от «МК» с его знаменитым февральским заголовком «По Москве разгуливает убийца-расчленитель, выпущенный по УДО». Почему безответственным? Потому что Россия — пенитенциарная страна. Здесь все время кого-нибудь за что-нибудь наказывают — и очень редко проявляют снисхождение. Значительная часть работы для независимых русскоязычных изданий сегодня — это рассказы про то, как кого-то наказывают: аресты, суды, колонии, пытки. Одно из лучших этих изданий целиком посвящено наказаниям во всем их многообразии — «Медиазона». Ну и так далее.

В этом смысле тот факт, что в нашей стране людей приговорили к смертной казни (нет ничего хуже смертной казни), а потом — после того, как они отсидели сроки, близкие к максимальным, — выпустили на свободу, кажется удивительным. И не то чтобы в плохом смысле — по крайней мере, точно необязательно в плохом. Но когда ты берешь одного злодея и рассказываешь его историю — получается обязательно в плохом. И пусть на какие-то доли процента, но такие материалы, по-моему, еще уменьшают вероятность того, что люди, например, осужденные на пожизненное заключение, — любые люди, осужденные на пожизненное, — смогут выйти по УДО или будут помилованы. Пока, если что, не вышел ни один.

Поэтому по итогу я рад, что материал Саши выходит позже. Там есть истории двух человек, которых, как и Зильберварг, приговорили к смерти, а потом отпустили. Одна — как будто типичная: тяжелая юность, плохая компания, убийство, тюрьма, искупление через религию. Другая — головокружительная (и, видимо, как минимум частично придуманная): горные лыжи, военная разведка, Буркина-Фасо, подрыв дамбы в Анголе, бегство в трюме корабля, кооперативная драка, роман в стихах. Там есть контекст, объясняющий, как так получилось, что их отпустили. И там есть третий сюжет — про человека, которого приговорили к расстрелу, потом заменили его на пожизненное; который уже 20 с лишним лет говорит, что невиновен; и которого не отпустили по УДО из-за «нарушения формы одежды». Потому что ему 73 года, у него недержание — и он не успел надеть брюки, чтобы добежать до туалета.

Почитайте этот материал, пожалуйста. Люди бывают разные. И смертную казнь получают тоже по-разному. Ну и помимо прочего, вторая глава — это, конечно, готовый сценарий. Кто-то тут недавно искал.

https://meduza.io/feature/2018/08/06/nikogda-ne-dumay-chto-ty-samyy-neschastnyy-chelovek-na-svete

Это, конечно, просто исключительный материал. Не уверен, что на русском языке вообще кто-то когда-либо делал подобное на таком уровне.

(На всякий случай — я совсем не участвовал в его производстве; все редакторские комплименты можно и нужно адресовать Оле Страховской.)

https://meduza.io/feature/2018/07/11/menya-travili-i-ya-nashla-teh-kto-eto-delal

Саша Сулим снова пытается разобраться в том, как работает голова у людей, которых никто не хочет понять, а все хотят только наказывать, — и опять совершает прорыв. Тот случай, когда слово «гуманизация» будет не вполне корректным: тут все-таки главным образом не про то, что к педофилам «надо» испытывать сочувствие, — а про то, что даже в этой области реальность сложнее, чем может показаться. Текст, с одной стороны, во многих отношениях жуткий; с другой — пронзительный; с третьей — кажется, очень правильно выдержанный интонационно.

https://meduza.io/feature/2018/06/14/ih-voobsche-to-lechit-nado

Было так. В августе 2017 года студентка, учившаяся на втором курсе университета Небраски, обустроила на кампусе раскладной столик, чтобы агитировать за консервативную организацию Turning Point, которая пытается «отобрать» американские вузы и либералов. Мимо время от времени проходили люди, кому-то удавалось всучить флаер или значок, кого-то она убеждала записаться в организацию. В какой-то момент мимо прошла 46-летняя аспирантка, преподававшая в университете английский. Она сочла, что девушка — наверняка не студентка, а просто пытается агитировать на кампусе. Turning Point она ненавидела и считала фашистами. Аспирантка побежала домой, сделала плакат «Скажи НЕТ неофашизму», встала рядом со столиком, а потом начала называть студентку «нео-фашистской Бекки» (Бекки считается унизительным словом в адрес белых девушек; см. альбом Бейонсе «Lemonade»). Аспирантка призывала бороться с расизмом, громко ругалась и так далее. Студентка в какой-то момент расплакалась, ее попыталась утешить профессор, тоже решившая попротестовать против Turning Point, но без оскорблений; в итоге все разошлись расстроенными.

А теперь перематываем на несколько месяцев вперед. Жизнь аспирантки, в общем, разрушена — ее отстранили от преподавания, ее дело обсуждается в конгрессе штата (!), причем конгрессмены требуют от ректора жестко наказать не только аспирантку, но и профессора, угрожая лишить университет финансирования. Кроме того, консервативные сенаторы попытались принять в штате закон, защищаюший свободу слову в университете Небраски — через объявление незаконными акций протеста, которые «серьезно нарушают права других на выражение своих взглядов». Пострадавшая студентка стала своего рода звездой Turning Point и вообще консервативного движения — она выступает на больших конференциях в разных штатах и рассказывает о своем опыте борьбы с воинствующим либерализмом. Ну, это если вкратце.

И кто прав? Аспирантка, с одной стороны, вроде как действительно перегнула палку — и вообще со своим безапелляционным активизмом не вызывает симпатию. С другой стороны, по итогу другая сторону перегнула палку так, что та, того и гляди, сломается. Все-таки американские кампусы сейчас — почти лаборатория для изучения динамики изменений представления о свободе слова и новой чувствительности; характерно, что все чаще и чаще попадаются захватывающие нарративные тексты в издании «Хроники высшего образования».

https://www.chronicle.com/interactives/state-of-conflict

Ближе к концу текста журналистка рассказывает о встрече с Рейко — одной из клиенток Ишии. Она рассказывает свою историю: она наняла человека по имени Инаба, чтобы играть мужа и отца своей дочери Маны — той тогда было десять лет, и из-за того, что у нее не было папы, ее обижали в школе. С тех пор прошло десять лет; игра продолжается; Мана, которой уже двадцать, до сих пор не знает, что ее отец ненастоящий. В какой-то момент к журналистке и Рейко присоединяется Ишии — и тут выясняется, что он все это время и играет Инабу; более того, сама Рейко все это время его жизнью за пределами роли не интересовалась и не знала, что он основал Family Romance. Возникает какое-то уже совсем невероятное раздвоение: Ишии одновременно оказывается самим собой, бизнесменом и актером, — и продолжает быть Инабой. Это самый сюрреалистический момент материала, но в той или иной степени он состоит из таких целиком. Есть, например, глава, где Батуман арендует «маму» и анализирует свои чувства; тоже довольно поразительная.

https://www.newyorker.com/magazine/2018/04/30/japans-rent-a-family-industry

Наверное, самый интересный журналистский текст, который я читал в этом году (справедливости ради, читал не так много): Элиф Батуман — об индустрии семей напрокат в Японии. Батуман вообще очень хорошая — она написала несколько успешных, а я у нее еще читал прекрасный материал про положение женщины в современной Турции, где все рассказано через личные отношения авторки со своим головным платком.

Ну а тут и вовсе что-то несусветное. В чем идея: в Японии существует возможность нанять себе мужа или жену напрокат — не для того, чтобы починить кран в ванной, и не для секса, а для создания ощущения настоящей семьи, домашности и уюта. Для нас это звучит дико; впрочем, для нас многое японское звучит дико — на деле, как здорово показывает Батуман, этот тип бизнеса, с одной стороны, обнажает механизмы социальных отношений (особенно в Японии, где многие социальные роли жестко закреплены и предполагают определенный поведенческий или дресс-код); с другой, ставит интересные и не такие простые, как выясняется, вопросы о том, что такое семья, любовь, привязанность и, в конце концов, настоящее счастье. Один пример: как выясняется, зачастую «арендованные» члены семьи позволяют людям наладить контакт с реальными — например, с детьми, с которыми они давно и вроде бы окончательно разругались.

Текст построен на самых разных героях — и тех, кто пользуется этой странной услугой, и тех, кто ее оказывает. Пожалуй, главный человек тут — Юичи Ишии (не уверен, что правильно транскрибирую), основатель компании Family Romance, сам до сих пор играющий мужей для многих одиноких женщин. В юности он был актером по найму, изображал, например, Мэрилина Мэнсона для пациентов дома престарелых, а потом как-то раз его подруга попросила его поизображать ее мужа и отца ее дочери — иначе был риск, что ту не запишут в детский сад. Ишии пришло в голову, что эту идею можно масштабировать, — сначала он сотрудничал с самым первым японским агентством, созданным для таких целей, потом основал свое и назвал его в честь эссе Фрейда «The Family Romance of Neurotics». Сейчас в компании 20 сотрудников. Самая частая услуга — изобразить родителей или друзей на свадьбах и прочих событиях такого рода; но есть и отношения с «арендаторами», которые длятся годами. У работы есть правила: Ишии однажды работал одновременно в десяти семьях — и это было психологически невыносимо; сотрудникам Family Romance теперь запрещено играть больше пяти ролей разом.

Помимо историй про семьи тут есть и мощные отступления про другие аспекты бизнеса по аренде людей. Случаются свадьбы, где все участники, кроме невесты и ее родителей, — нанятые актеры (включая жениха). Есть тип услуги, когда тебя нанимают, чтобы ты разругал человека за его ошибку, чтобы он расчувствовался и раскаялся. Есть — когда тебя нанимают, чтобы ты извинился перед клиентом вместо начальника человека, который сделал что-то не так; бывает и такое, что Ишии изображает провинившегося, а сам провинившийся распекает его, притворяясь его начальником. Наконец, есть и отдельная служба, где можно нанять плачущих мужчин; этот сервис вырос из бизнеса по организации церемониальных разводов — и позволяет японским мужчинам легче расчувствоваться; фактически, это групповая терапия, помогающая людям раскрыться и дать волю эмоциям.

Написал про рэпера со сценическим именем, которое невозможно транскрибировать на русский, и моральные парадоксы. Не могу сказать, что был большим поклонником его музыки, но фигура, конечно, интересная.

https://meduza.io/feature/2018/06/19/nasilnik-grabitel-pop-zvezda

Некоторое время назад восторженно прочитал «Надзирать и наказывать» — с одной стороны, кажется странным писать тут про настолько общие места; с другой стороны — это же мой канал, почему нет? Компромисс такой: напишу коротко.

Основополагающая книга великого французского философа, способная всерьез поколебать представления о том, как устроен мир. Тезис о том, что весь мир вокруг нас и наше восприятие реальности так или иначе сконструированы определенными институтами и агентами, в 2018 году может показаться очевидным — но во-первых, книга писалась, когда он таковым не был, а во-вторых, тут важна конкретика. Фуко подробно и блистательно анализирует, как в XVIII-XIX веках в западных обществах появились современные институты уголовного права (и в первую очередь тюрьма) — и показывает, как через них общество пропитал новый, особенно внимательный типа власти и надзора; совсем огрубляя, то, что кажется правом, после прочтения Фуко начинает выглядеть как принуждение. Если еще проще: Фуко показывает, что привычная подростковая сентенция «школа — это тюрьма» — это не просто штамп, а буквально так и есть.

https://bookmate.com/books/TgXxTSdi

Ради таких текстов я занимаюсь тем, чем занимаюсь. И он, конечно, не про инопланетян — а про людей, про одиночество в ужасе бытия, про то, что это означает — быть ученым. Немного «Твин Пикс», немного «Прибытие», а немного даже и финчеровский «Зодиак». И много красоты и тайны.

https://meduza.io/feature/2018/06/08/uzhas-vo-vsey-vselennoy

Это давно никого не удивляет, хотя вообще-то довольно поразительно — как быстро выходят из оборота новостные сюжеты, про которые еще недавно казалось, что важнее их ничего нет. В России это хорошо было видно, скажем, по «болотному» делу — о последних задержанных независимые СМИ писали в основном из кармических обязательств; ощущения, что это кому-то интересно, не было вообще. В международном масштабе самый яркий сюжет — «Исламское государство»: два года назад про него писали примерно столько же, сколько сейчас про связи между русскими и Трампом; сейчас — как отрезало. Притом что вообще-то все продолжается — и меняется.

«Исламское государство» как территория постепенно ужимается, но люди, которые на ней жили, остаются — в том числе люди мирные, в том числе те, кто приехал в ИГ по своей воле: жены комбаттантов, стремившиеся туда за любовью, а не за ненавистью. Среди этих жен много россиянок — как минимум несколько десятков; после того как ИГ начали громить, у них начались приключения — сначала они сидели в плену у полевых командиров, украдкой связываясь с родственниками в России, потом их передали правительству Ирака и теперь потихоньку приговаривают к пожизненному заключению, хотя доказательств какого-либо участия в боевых действиях скорее нет.

История этих женщин рассказана в материале и фильме «Би-Би-Си». С одной стороны, это настоящий авантюрный роман с совершенно неожиданными поворотами. С другой, конец у него несчастливый: женщины, которые, в общем, виноваты только в том, что не с теми связались, теперь не нужны своей стране, а чужая относится к ним, как к террористам. И тут, конечно, возникает много вопросов: кто и почему решает, что этих женщин надо судить? Нужно ли судить всех людей, которые не сбежали с территории ИГ? Можно ли считать пособниками террористов всех жителей определенной территории? За каких своих граждан должно бороться государство, а за каких — нет? Проблема в том, что вопросы эти всерьез даже, кажется, никто не ставит.

https://www.bbc.com/russian/features-43851226 /

Апдейт: Бесплатные билеты ушли. Но вы все равно приходите на показ!

​С 30 мая по 10 июня проходит мой любимый московский кинофестиваль Beat Film. Моей программы по причинам, отчасти связанным с международным положением Российской Федерации, там в этом году нет — но походить на разные показы я обязательно постараюсь, а кое в чем даже и поучаствую.

Вот, например, «Шоу Рейгана». Это любопытный кейс — на первый взгляд кажется, что фильм предельно от нас далекий: документальное исследование политического пиара 1980-х на базе обильной видеохроники Белого дома времен второго срока Рональда Рейгана (тут нет ни одного неархивного кадра, но архивные смонтированы так, что получается практически остросюжетная штука). На самом деле, кино крайне актуальное — потому что по факту оно не столько про Рейгана, сколько про Горбачева; не столько про Америку, сколько про конец холодной войны. Тут слишком много рифм, чтобы перечислить их все, — точнее, не столько рифм, сколько оппозиций: обожаемый миром новый российский лидер, строящий свою харизму на любви и интеграции (ср. с настоящим); коммунальная радость глобального разоружения (ср. с настоящим); ощущение, что конец света откладывается, а конец истории подступает (ср. с настоящим).

Это очень интересно смотреть, но еще интереснее про это думать — что мы и сделаем коллективными усилиями после показа 4 июня со следующими интересными людьми:

— Федор Лукьянов, один из лучших российских экспертов по международной политике;
— Андрей Баклицкий, специалист по ядерному оружию и гонке вооружений;
— Ноа Снейдер, московский корреспондент журнала The Economist, человек, который много лет пишет о России для Запада.

Купить билет можно тут. А также — внимание — аттракцион неслыханной щедрости: три первых человека, которые напишут мне, прочитав этот пост, что хотят посмотреть фильм, получат по 2 бесплатных билета на показ 4 июня.

Приходите!

Три длинных текста «Медузы», которые стоит прочитать, если вы еще не.

1. Таисия Бекбулатова про случай в Челябинске, где 30 лет назад перепутали детей в роддоме — а вскрылось это только сейчас. Архетипический сюжет «принц и нищий», где и принц не вполне принц, и нищий не совсем нищий, а вокруг — та самая русская жизнь, какую мы боимся, но любим. На самом деле, текст про то, что любовь бывает сильнее крови — если этого захотеть.

2. Даниил Туровский про забайкальский поселок, жители которого зарабатывают тем, что добывают золото в давно заброшенных шахтах. С одной стороны, это сюжет невероятной литературной мощи: суровые русские пацаны на недели забираются под землю с телевизором и рюкзаком еды, надеясь на то, что повезет намыть миллионы. С другой — мы давно пытались как-то подобраться к огромному сюжету про российскую бедность (за чертой которой только по официальной статистике живут почти 20 миллионов человек). Кажется, это пока самый удачный подход — просто потому что уж больная наглядная метафора: нищие люди буквально живут на золоте — и надеяться могут только на себя.

3. Константин Бенюмов про два миллиона русских немцев, вернувшихся в Германию. Материал с очень колоритными героями — чего стоит мужчина, приехавший в Берлин в поисках Бога и разочаровавшийся в своей затее после встречи с пастором, у которого была серьга в ухе, — и очень любопытной концептуальной составляющей. Оказывается, что у репатриантов отсутствует немецкая травма — никакой вины, никакого покаяния, — но, видимо, присутствует неотрефлексированная советская; из этой неожиданной конструкции вытекают самые разные последствия социально-политического толка — от ощущения собственной бесприютности до противостояния мультикультурализму и поддержки правых партий.