Юрий Мухин. Кратко

Желание изобрести какой-то особенный велосипед приводит наших мыслителей в тупик. Оказывается, тут проходил круглый стол «Патриотизм как национальная идея», который был организован Экспертным институтом социальных исследований.

В итоге участники пришли к выводу, что патриотами в стране являются практически все (видимо, за исключением отщепенцев и иностранных агентов), поэтому нужно теперь внедрять патриотизм в глубь общества. «Наступает эпоха глубинного патриотизма», - сообщил собравшимся Александр Дугин.

Тут какое дело. Патриотизм в принципе не является идеей. То есть совсем. Идея всегда базируется на ценностях, а их человечество за всю свою историю смогло найти только две - свобода и справедливость. Любая религия, философия и идеология - это всегда попытка найти баланс между этими ценностями применительно к какой-либо области человеческой деятельности. Патриотизм - то есть, беззаветная любовь к правящему сегодня монарху и его дворне - ценностью не является, так как не имеет ни малейшего отношения ни к свободе, ни к справедливости.

Как раз поднятие на щит патриотизма в качестве эрзац-заменителя ценностей говорит об их отсутствии. Что мы сегодня и наблюдаем в России - и свобода, и справедливость в любом изложении сегодня отсутствуют, а любые их проявления выкорчёвываются с корнем. Поэтому и востребован патриотизм - то есть, слепая нерассуждающая любовь (а точнее, беспрекословное подчинение) правящему режиму.

И не стоит путать родину и режим («Отечество» и «ваше превосходительство»), так как понятие «родина» у разных людей достаточно сильно отличается в силу наличия у них собственных ценностей и соответствия им того, что они наблюдают и в чем живут. Именно это и создает её многообразие и дает шанс к развитию. А вот режим - он един и монолитен. И любить его предписывается таким, каким он есть. Шаг влево, шаг вправо - караул будет стрелять без предупреждения.

По факту, «круглый стол» обосновывал правильность и полезность «стокгольмского синдрома», когда заложник начинает испытывать понимание и сочувствие к действиям захвативших его террористов. И именно «стокгольмский синдром» предписано считать национальной идеей современной России.

Проблема всегда в том, что когда человек перестает быть заложником, его положительные чувства к террористам исчезают вместе с «синдромом». Именно поэтому он не может быть ценностью, так как она является базой для этики - понятий о добре и зле, допустимом и запретном. Когда ценности «мерцают», исчезая и появляясь в зависимости от текущей ситуации - это не ценности.

Путин в МИДе сегодня сделал любопытную оговорку, заявив, что был готов сохранить суверенитет Киева над Херсонской и Запорожской областями при условии беспрепятственного доступа к Крыму.

Тут два момента. Первый - никаких русских, стенающих под пятой, никто не собирался освобождать, решалась вполне утилитарная задача. Так что по факту территория Херсонской и Запорожской областей - это всего лишь санитарный кордон перед Крымом, а население этих территорий - обременение и только. Это если у кого на данный счет имеются иллюзии. Ими просто хотели немножечко поторговать. Отписываю тебе вот эту волость с десятью тысячами душ крепостных… Теперь торговать не хотят, партнеры ненадежные. Поэтому используют, но по-другому.

Второй момент тоже достаточно любопытен. Война Германии и Польши в 1939 году началась с аналогичного требования предоставить экстерриториальный коридор к Восточной Пруссии. И поначалу никакой мировой войны не было, была локальная польско-германская война. Так она и звучала во всех сообщениях. Даже после вступления Англии и Франции в войну с Германией, учитывая её «странный» характер, никто не называл ее ни мировой, ни даже европейской. Это уже потом, когда фюрер германского народа влез в конфликт, в котором увяз без шанса выйти, она стана континентальной, а мировой ее назвали по совокупности идущих локальных и не слишком связанных между собой конфликтов по всему земному шару.

В общем, при желании параллелей можно провести достаточно много.