протоиерей Игорь Рябко

Умная молитва отличается тем, что слова в уме уже не произносятся, но только мыслятся как понятия. Аналогично тому, как в повседневной жизни за долю секунды нас может посетить какая-то идея, понимание. Эта идея, во всём ее объеме, раскрывается мгновенно и понимается без слов. Но затем то, что постигнуто за мгновение, нужно перевести в слова - сформулировать. Таблица Менделеева была им «постигнута» в откровении за мгновение, но для того, чтобы ее описать, понадобились годы. Некоторые сложнейшие музыкальные произведения гениальных композиторов были ими услышаны во мгновение времени, но потом их приходилось месяцами раскладывать по нотам и партитурам.

Такой же «вспышкой» безмолвной мысли является и умная молитва. Она намного совершеннее словесной, богаче по содержанию, глубже по наполнению. Мысль проникает в то, чего не выразишь словами, охватывает то, что невозможно объяснить. Оформление мысли и слова накладывает свои ограничения, требует времени, усилий, в то время как мысль, текущая вне словесных рамок, гораздо свободнее, гибче, ёмче. По этой причине умная молитва звучит намного быстрее, чем произносится молитва словесная.

Словесное мышление отличается дискретностью: микроразрывы между словами и фразами, смысловые и интонационные паузы нарушают непрерывность мысли, дают возможность вклиниться постороннему помыслу. Если же мысль не оформляется в слова, то течет неразрывно и слитно. Кругообразное движение мысли, когда она вновь и вновь возвращается к одной и той же теме - к имени Иисуса, - способствует самозамкнутости, сосредоточению внимания и самоуглублению. Всё это создаёт предпосылки к зарождению непрестанной молитвы.

Внимание при этом всегда заключено в верхней части груди - в так называемом сердечном месте. Но нужно понимать, что это еще не сердечная молитва. Она по-прежнему остаётся умной, хотя и ощущается как звучащая в сердце молитвенная мысль. Стратегическая задача умного делания - достижение молитвы сердечной. Тактическая задача сводится к двум основным действиям: удерживать ум безвыходно в сердце и не допускать ни одного постороннего помысла. Так, в течении часов богослужения «ум пусть гоняется за смыслом тропаря» (Иосиф Исихаст). Пусть цепко, не отвлекаясь ни на что, держится за смысл читаемого и поющегося слова. В часы келейного правила внимание пусть погружается в молитвенную мысль, а ум пристально следит и «понимает то, о чем ты молишься», ведь если сам не понимаешь, «то как возникнет взаимопонимание с Богом, и как Он может даровать тебе то, о чем ты просишь»? (Иосиф Исихаст).

ИСИХАЗМ (СЛОВО – ПЯТНАДЦАТОЕ).

Первым шагом на пути спасения является молитва словесная. Она имеет свои виды, и её ни в коем случае нельзя отождествлять с молитвой, произносимой только голосом - потому что это еще может быть вовсе и не молитва. «Настоящая молитва начинается там, где со словом молитвенным и молитвенной мыслью сочетается и молитвенное чувство» (прп. Никодим Святогорец).

Можно сказать, что различное наименование молитв - словесная, умная и сердечная, - определяется степенью участия в молитве ума и сердца (духа). При малой их оживлённости молитва остаётся словесной, при полном вовлечении ума и непрерывного внимания она переходит в умную, а когда молитвенная мысль переживается духовным чувством сердца, тогда становится сердечной. Такое трёхступенчатое развитие происходит в пределах деятельного периода, то есть «при усилиях самого молящегося» (Феофан Затворник). Разделение этих трех видов молитвы достаточно условное, потому что часто происходит взаимное проникновение разных молитвенных состояний.

Словесная молитва традиционно подразумевает чтение псалмов, акафистов, канонов, различных правил, богослужебных текстов, а также чтение молитвы Иисусовой. Словесная молитва, когда произносится вслух, именуется устной, или гласной. С тем же успехом она может читаться и беззвучно, «про себя», в уме. Однако от этого она еще не становится умной, даже при окрепшем внимании и некотором оживлении чувств.
Прежде всего, имеет значение качество внимания. Молитва тогда называется умной, когда с ней неразрывно соединяется внимание ума. Если этого нет, если соединение неполное, неустойчивое, то молитва остаётся словесной, независимо от того, как она произносится: устно или гласно. Молитва произносимая «про себя», в уме, по мысли отцов, невидима даже демонам, которые не проникают в глубины сердечные и не способны различать наши мысли.

При словесной молитве наше внимание непроизвольно отвлекается вовне, например, на книгу, чтеца или икону, но уже и на этой стадии отцы советуют учиться направлять свое внимание внутрь себя, причем стараться увести его из области головы и сосредоточить в области груди (сердечном месте). Опять-таки, нужно понимать, что от этого молитва еще не становится ни умной, ни сердечной, оставаясь по-прежнему словесной.

Молитва новоначального часто перемешана с помыслами, и является «нечистой» перед Богом. Его внимание не может быть целиком отдано сердцу, оно постоянно рассеивается, помыслы «убегают» от молитвы. Вообще, во всякой истинной молитве должны участвовать тело, ум и сердце. Только при этом условии мы можем назвать наше делание молитвой. Также и при словесной молитве ум должен быть внимателен к словам молитвы, а сердце должно откликаться на него чувством. Если этого не происходит, то такое молитвословие «даже и не есть молитва» (Феофан Затворник).

Но безмолвие не должно быть только внешним молчанием - «это внутреннее состояние души». Следовательно, весь наш подвиг состоит в том, чтобы безмолвствовать внутренне, отречься от мятежа мыслей и волнения помыслов — это и значит пребывать во внутренней тишине и мире, это и есть «тихое и безмолвное житие», о даровании которого мы молимся на литургии.

Таким образом, исихия противоположна общительности. «Связывай язык свой, неистово стремящийся к прекословию, многословию, истово сражайся с этим мучителем». «Молчание есть матерь молитвы, и тайны Божии открываются молчаливым» (прп. Исаак Сирин). «Человек, имеющий рассуждение, всегда знает, когда говорить, а когда молчать. Он подражает Богу и в речах, и в молчании» (прп. Пимен Великий). «Молчащий человек и бесам страшен, поскольку неизвестны бесам сердечные тайны достигших совершенства, если уста их безмолвны. А любящий многословие не избежит греха» (Цветник священноинока).

«Уста пусть будут молчаливыми, и сердце - осторожным. Будь скуп на празднословие… Да будет ключом твоим страх Божий. Пусть он отворяет уста твои, он же и затворяет. Смотри - куда нужно, говори - где нужно. Спрашивают - отвечай, не спрашивают - безмолвствуй» (прп. Иосиф Волоцкий). «Попечение о хранении языка свидетельствует о том, что человек является умудрённым в духовном делании, а невоспитанность языка явствует отсутствие внутренней добродетели… Многословие же порождает уныние и сумасшествие… Строго блюди себя, чтобы великое борение и подвижничество твоё всегда приводило тебя к молчанию, и стремись, по возможности, ничего не говорить… Если возникает необходимость сказать что-либо, то прежде испытай себя, является ли эта нужда разумной, и есть ли на то воля Божия - только после этого говори, ибо тогда речь твоя будет превыше молчания». (св. Амон).

ИСИХАЗМ (СЛОВО – ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ).

Ближайшая цель молитвенного подвига - исихия, то есть внутренние безмолвие, умный покой. Только такой ум и сердце поддаются полному очищению, и могут быть преображены и обожены. Все усилия на этом пути, весь труд покаяния и обретения молитвы сводится к трезвению - к борьбе с помыслами и действием нашего воображения, которое дьявол использует как главное оружие. А основным оружием с нашей стороны является, опять-таки, «исихия». Для этого необходимо создать внутри себя двойной затвор.

Во-первых, создать тишину на «выходе»: затворить уста в молчании, стараясь минимизировать все лишние разговоры. А во-вторых, обеспечить тишину на «входе»: затворить свои внешние чувства, максимально ограничив приток всевозможных лишних впечатлений. Задача - устраниться от мира духом, телом оставаясь в миру.

Удаётся это лишь при постоянных попытках углубления в Иисусову молитву. Когда молитва начинает действовать в нас, само по себе появляется желание уединения и молчания. Постоянно в сердце рождается безмолвное звучание молитвы. И оно своей тишиной угашает мысленный шум. Тогда уже и ум сам приникает к сердцу, сам вслушивается в молитвенное чувство. Сами по себе смыкаются уста - человек говорить не хочет. Ему не нужно теперь сдерживать себя от многословия - его ум становится произвольно молчащим. Это признаки обретения начальной исихии.

Однако, сейчас мы ведём речь о борьбе за словесное воздержание. Чтобы научить ребенка говорить, нужно несколько лет, а для того, чтобы научиться молчать, часто не хватает и целой жизни. «Кто готов ко встрече с кем угодно, кроме самого себя, того молчание страшит», «Кто беспечен и нерадив, того тишина лишает покоя». Но именно из «тишины (серебра) и безмолвия (золота) создают драгоценный сосуд молитвы» (мон. Моисей Агиорит).

Нужно отличать молчание и безмолвие. «Молчащий устами может умом и сердцем болтаться по миру и предаваться заботам и суете, а безмолвник, если и скажет слово нужное, не перестаёт быть безмолвником (прп. Никон Оптинский). Добрые чувства молчаливы, а чувства эгоистические спешат себя проговорить. В большинстве случаев, причина многословия - в горделивом самомнении. Современный старец советует: «Ни с кем не вступай в разговор, но всячески блюди себя, чтобы не осуждать много разговаривающих… будь в этом случае глух и нем. Вообще, что бы тебе ни говорили, пропускай мимо ушей».

То, что мы каждый день созидаем в себе, многословие разрушает, и то, что с трудом собираем, душа, через языкобесие, снова расточает. «Насколько человек избегает разговоров, настолько возрастает помощь, получаемая в молитве» (прп. Паисий Святогорец). «Безмолвие, само по себе, уже есть таинственная молитва, питающая душу». «Настоящая, глубокая молитва органически связана с безмолвием. Безмолвие всегда полезнее слов» (авва Нистерий).

Существует немало святоотеческих поучений, где хранение чрева и хранение очей сводилось в единую общую добродетель спасения. При этом, второе предшествует первому. «Не позволяйте себе без разбора всё видеть, всё слышать, всего касаться и всё есть». Дело в том, что подавляющая часть информации о внешнем мире поступает к нам через зрение. Если не вводить строгую самоцензуру и не подвергать ограничению приток впечатлений извне, то заведомо упраздняется всякая надежда на очищение от страстей. Это равносильно тому, что сушить бельё под дождем.

Особое внимание нужно обращать на художественные зрительные образы. Как особенно выразительные и ёмкие, они надолго и ярко фиксируются в памяти и оказывают разрушительное воздействие на душу. Особенно глубоко в неё западают и ранят натуралистические изображения насилия, страданий, демонстрация агрессивности, а также - эротики и порно. Это - наиболее сильные эмоции, от которых травмируется психика. Дискутировать о том, можно или нет православным смотреть фильм католика Мела Гибсона «Страсти Христовы», может только тот, кто никогда не прикасался к внутреннему деланию, и знаком только с внешней словесной молитвой.

В целом, нужно сказать, что накапливание внутри себя лишних впечатлений вместо созидания тишины и чистоты, необходимых для молитвы, будут создавать лишь дополнительный источник внутреннего шума. Это же касается и любопытства как такового. И вопрос здесь заключается не в том, чтобы контролировать направление своего взгляда, а в том, чтобы внимание ума направлять внутрь себя и более сосредотачиваться на непрестанной молитве.

Духовная жизнь — это не наслаждение. Благодать сто́ит очень дорого. Ее цена - убийство собственного эгоцентризма. «Не жалей себя никогда и ни в чём, распни себя, своего ветхого человека, который живет, преимущественно, в теле - и ты отсечёшь сразу все страсти. Терпи благодушно всё, что случается с тобой скорбного. Вся мудрость христианина состоит в том, чтобы идти благоразумно против своей плоти во всём» (св.прав. Иоанн Кронштадтский).

«Христианская жизнь подлинна тогда, когда мы более любим крест, а не удовольствие, более любим брань, а не победу… Когда мы, встречая трудности, предаёмся молитве, а не размышлениям, когда видим, что благодать более действенна, чем наши старания, когда более желаем умереть и быть со Христом, чем жить без Него» (митр. Николай Месогейский).

Поэтому все подвижники воздерживались от сна, пищи и телесного покоя. Это воздержание у них было неразрывно связанно с воздержанием в словах, мыслях и чувствах. Излишние беседы, особенно словопрения, исключались навсегда. Что касается смехотворстова и распущенности, то это запрещалось категорически. Они крайне разрушительны для хранения ума, удержания молитвы и страха Божия. Хотелось бы, чтобы на это обратили внимание любители рубрик «православный юмор» и т.п.

«Дурносмехи и пустословы» - явление, которым болеют не только миряне, но и духовенство. То, что писали Василий и Антоний Великие, Кассиан Римлянин и другие, актуально и сегодня: «Всю суету и измышления оставь», «Всякое - кроме нужды, - излишнее пожелание не допускай», «Спи мало, не одевай дорогой одежды, ешь пищу простую. Нищета есть не что иное, как умеренность во всём, такое состояние, когда довольствуются малым».

Особенно много слов святыми отцами было посвящено телесному посту. «Если хочешь победить страсти - отсеки сласти» (Паисий Величковский), «Сытое чрево не рождает тонкого ума» (Порфирий Кавсокаливит), «Дух Божий не сходит на человека с насыщенным чревом» (Иоанн Кронштадский). Мера поста раз и навсегда определена уставом Василия Великого: «Не выше и не ниже меры». Принцип благоразумной меры не даёт возможности проявляться крайностям.

Единого устава поста для всех нет и быть не может. Потому как «у одних тел с другими найдётся сколько же различий, как и у железа с деревом» (древние иноческие уставы). Особую важность святые отцы уделяли и уделяют ночной молитве (бдению). Обычно, афонский монах разбивает сон на две половины. Половина - до бдения, и половина - после. Для мирян бдение может быть перед рассветом, кто-то может вставать ночью. Но все отцы подчёркивают важность и особое качество именно ночной молитвы. Мера сна - так же, как и поста, - для каждого своя. Эти два подвига связаны между собой. «Кто хочет мало спать, пусть меньше ест, и наоборот».

ИСИХАЗМ (СЛОВО – ТРИНАДЦАТОЕ).

На пути к очищению сердца и соединению с Богом перед человеком выстраивается основательная преграда, слагающаяся из множества элементов, составляющих, в целом, одно понятие - эгоизм. Эту преграду не обойти, не перепрыгнуть, сквозь неё не просочиться.

Соединение с Богом достижимо только одним путём - через полное уничтожение этого препятствия. «В духовой жизни весь подвиг и вся борьба совершаются только ради того, чтобы человек пришёл к смирению, чтобы освободился от мучительного «я» и принял благодать Духа Святаго» (архим. Василий Гондикакис). «Эгоизм — это свойство души гордой, низменной…Чем низменнее человек, тем ему легче отказаться от веры в Бога. Крайняя одержимость самим собой или чем-то земным ведёт к тому, что человек предпочитает, чтобы Бога не было. Без Него он чувствует себя свободным и развязанным в своём произволе и в своих страстях».

Такова наша природа, подверженная закону греха. И тот, кто окажется вовлечённым в эгоцентризм, без сомнения, будет открывать в себе всё новые и новые сатанинские свойства. Гуманистический человеко-центризм есть, в сущности, своей дьяволо-центризм, потому что и тот и другой ищут одного и того же: принадлежать только самим себе, быть одному - без Бога. Таков же и человек атеистического гуманизма: своекорыстный, самолюбивый, он желает управлять собой сам - опять же, без Бога. Роковой просчёт в этой модели тот, что невозможно быть добрым через зло - так же, как и стать богом через дьявола. В итоге, получается, что эгоизм и сатанизм — это синонимы. Определение эгоиста: «себялюбивый на всю вечность». Это сам ад.

Сегодня дух эгоизма и самости настолько воцарился в мире, что его культ насаждается принудительно, настойчиво и агрессивно. Самодостаточность, самонадеянность, самодовольство стали положительными свойствами человека этого мира. «Самомнение — это самообольщение, оно разрушает в человеке престол, на котором восседает Дух Святой» (свят. Игнатий Брянчанинов). Душа, поражённая недугом эгоизма, всегда живёт на маскараде. Она меряет разные маски, репетирует разные роли, она всегда озабочена самооценкой. «Как я выгляжу?», «Как действую?», «Как говорю?». Беспокойство об имидже, потребность быть на виду сопровождаются расстройством и огорчением, когда есть повод к недовольству собой.

Нормального (смиренного) человека тяготит известность, для него обременительны комплименты. Но не таков эгоист. Для него важен только его рейтинг в глазах общественности. Эгоизм - многоликий оборотень. Нет сферы жизни, куда бы он ни проник. Он проявляет себя то, как тщеславие, то как самовосхваление, часто - как самолюбие, порой в откровенном виде - как гнев или зависть, а порой и в скрытом - как чрезмерная восприимчивость, недовольство, обидчивость. Явным образом эгоизм проявляется через наше настойчивое мнение, самооправдание, через стремление удовлетворять только свои желания. Когда мы ослеплены эгоизмом, то не желаем признать волю другого, тогда мы никого, кроме самих себя, не слышим. А значит мы не слышим и Бога.

Победа над эгоизмом возможна только через подвиг самоотречения, который проявляется в жертвенности. Самоотвержение происходит от любви и в ней находит своё назначение. Жертвенность, любовь и молитва оказываются реалиями, взаимопроникающими и не поддающимися разграничению. Они подобны триаде: смирение, терпение, любовь. Таким образом, можно дать определение христианской аскезы как подвига самоотречения, как жертвы, приносимой Богу, за которой следует дарование благодати и спасения.

Лист первый.
Мысли старца Симона (Безкровного).

На земле мир сменяется войной, а война миром. В духовной жизни то же самое. Покой ума сменяется искушением, а искушение покоем ума. Бог присутствует в нас всегда. Мы можем присутствовать в Боге лишь тогда, когда в нас будут отсутствовать грех. Бог ждет нас там, где мы оставим все свое. Для этого нужно отделить ум от мира, а потом себя от ума.

Когда верят лжи нужно оставаться с Истиной. злом не может быть никакого компромисса...» Когда мы потерялись в мире, Бог напоминает нам о том, что мы прах. Кода мы ищем Бога, то Он открывает нам что мы Сыны Божии.

Учись видеть не плохое или хорошее. Учись видеть Бога. Как распознать одержимого? Он всегда спешит. Ум требует заботы о теле, потому что тело и есть ум. Убери ум, и увидишь, что в Боге нет мыслей о теле. Как распознать того, кто полностью погружен в мирскую суету? По мрачности его лица.

Человек - это глаза Бога на земле. Все, о чем ты думаешь, не существует таким, как оно кажется. Быть безстрастным значит не соединяться с умом. Безмолствовать значит стать единым с Богом.

Раздражился - наблюдаешь раздражение, не оставляя молитвы. Похотствуешь - наблюдаешь похоть, не оставляя безстрастия. Радуешься - наблюдаешь радость, не оставляя умиротворения. Блаженствуешь - наблюдаешь блаженство, не оставляя безмолвия. Это значит не соединяться с умом, но соединяться с Богом.

Когда ты помнишь, что ты - блаженный дух во Христе, ты свободен. Ум может только думать о Боге. Сердце напрямую ощущает Бога.

Ты страдаешь, и страдают все, кто рядом. Ты спасаешься, и «тысячи спасаются вокруг тебя». Дух не стар и не молод. Он вечно юн, как вечно юн Господь Иисус Христос. Голова свободна от мыслей. Дух свободен от ума. Сердце свободно от всех привязанностей. Это спасение.

Человек не может видеть сокровенное в созерцательной молитве прежде освобождения от видимого и понятий о нем. Хочешь найти Бога? Тогда для начала «оставьте свои телефоны, интернет, общение, многословие, всю суету..» - учит Порфирий Кавсакаливит. Зато, «в какой мере человек отсекает от себя утешение сего мира, в такой же мере удостаивается и радости в Духе Святом». «Старайся не быть без Бога ни одного мгновения своей жизни, и тогда всегда будешь в безопасности», «Насколько человек любит Бога и помнит о Нем, настолько и Бог любит и помнит этого человека».

Лишь только святой мир Христов начнёт касаться души, и появятся первые признаки присутствия благодати - душа призвана удвоить стражу. Малейшее дуновение этого похотного мира сразу же её сдует. Благодать — это тончайшее веяние Духа Святаго, она крайне чувствительна ко всему нечистому, и немедленно отступает от души за малейшее прегрешение, за слово осуждения, за празднословие, за пресыщение, за движение гнева или мысль похоти. «Спугнуть» благодать можно одним взором, настроением, лёгким движением душевной энергии в сторону зла.

Подвиг юродства для нас слишком высок. Нам предлагается несколько иная, хотя и сродная, модель жизни. Назовем ее странничество. Суть этой модели - презреть все навязанные греховные правила жизни мира сего. Для этого нужно научиться не оглядываться на людей, на их мнение, на то, что «люди скажут» или что «подумают» «или на то, что же мне за это будет». Все эти страхи - только в нашей голове, это маркеры дьявола, чтобы мы боялись нарушить табу. На самом деле, ничего этого нет. Есть только мы, есть Бог и есть Его заповеди. «Если человек не положит в сердце своём, что кроме его одного и Бога никого нет другого в мире, то невозможно ему будет обрести спокойствие в душе своей. Если бы я не разрушил всего, то не воссоздал бы себя» (авва Алоний).

Апостол Павел не менее радикален, чем Христос: «Если не вменишь всё житейское за сор (в подлиннике - «дерьмо»), не приобретёшь Христа» (Флп. 3:8). Упорядочить свой строй жизни не удастся, пока не будет установлена правильная иерархия ценностей. Если на самой её вершине не будет поиска «Царства Божия и правды его» - вся жизнь в целом окажется неудачей, даже при наличии очевидных успехов в частностях. Так, гоняясь за «частностями», мы нередко теряем самое важное - сердечную молитву. Старец Иероним Эгинский наставлял своих учеников так: «Следите за своим умом. Не связывайте себя ничем. Я и о построенных мною церквях сожалею, потому что обременял свой ум многими заботами и препятствовал ему молиться. Усилено следите за умом. Не отягощай себя ни скорбью, ни бессмысленными проблемами, ни чем-либо другим. В воде, если она чиста и спокойна, видишь на дне булавку. Так и ум».

В аскетике центральный принцип - отсечение всего лишнего. Кто ищет встречи с Богом, тот, начиная с ограничения в пище и сне, развлечении и общении, закономерно приходит к укрощению душевных порывов, помышлений и образов. Тогда угасают вспышки эмоций, колеблющие и терзающие сердце. Аскеза тела мертва без аскезы духа. Аскетизм — это практическое осуществление христианской идеи перевёрнутой шкалы ценностей (смотри Нагорную проповедь Спасителя). Человек мира живет для себя, - человек Христов, напротив, ориентирован на отдачу. По этой причине не может быть никакого «облегчённого» христианства, и никак не возможен «комфортный» путь ко спасению. Отказ от аскезы либерального христианства — это попытка сделать крестный путь удобным, безболезненным, спокойным — это путь вспять, путь от Христа. Аскеза — это не привилегия иночества, это сущность пути спасения.

С этим связан решительный отказ от всех вещей и средств сверх реальной необходимости, безжалостное избавление от всего лишнего. Особенно это касается предметов роскоши. Аскетический принцип требует от всего - от ручки или заколки и до одежды и обстановки, - держаться крайней скромности и простоты. Желающий спастись должен постоянно следить за своими внутренними устремлениями: не появился ли интерес к тому, что общество почитает престижным и модным? Не вкралось ли чувство зависти? Нет ли влечения к обретению новых вещей сверх необходимого - не важно, будь то автомобиль или одежда? Суть, конечно - не в цене вещей, а в нашем отношении к ним, по которому мы можем судить о степени нашей порабощённости миру. Поэтому «горе вам богатые»! И здесь речь идёт не о счете в банке, а о склонности к какому-либо - пускай и ничтожному, - стяжанию.

ИСИХАЗМ (СЛОВО – ДВЕНАДЦАТОЕ).

Одним из базовых камней фундамента в деле спасения есть мироотречение. Без него спасаться невозможно. Этот камень ложится в основу, то есть с самого начала пути. Его суть: «отступи от земли», то есть от суеты житейской, многостяжательности, многословия, бессмысленной суеты. Ни бегство в монастырь, ни пустыня, ни келия, ни даже затвор от суеты не спасают. «Если не сумеешь стать выше суеты внутри себя - в любом месте получишь урон».

Для того, чтобы отречься от мира внутри себя, нужно создать соответствующий внутренний фон, устроение. Строй жизни христиан диаметрально противоположен духу современной потребительской цивилизации, этой идеологии овеществления человека, превращения его в безымянную пронумерованную вещь, где его «я» - лишь объект для манипуляций политиков, военных и менеджеров по продажам. Мир культивирует в человеке ненасытный голод обладания вещами, жажду приобретательства — это то качество, которое убивает в нас любовь к Богу. Именно поэтому так важно выстроить внутри себя некий барьер, чтобы, живя в эпицентре апостасийной цивилизации, ею не уязвляться. Когда миру нужно принудить человека делать то, что ему не по душе, тогда он использует только одно оружие – страх и насилие. В некоторых случая это предваряется попыткой подкупа.

От самой древности и доныне отцы учат одному и тому же: «Живи в миру, как в пустыне», «Люби всех и ни с кем не общайся, разве что увидишь, что человек благочестив и боится Бога. Но и с ним общайся в меру и лишь время от времени», «Среди мира и людей пребывая, будь как живущий в пустыне и людей не видящий», «Живите в миру так, как будто вас там нет и не было: видя, не видьте и, слыша, не слышьте…». Святитель Феофан Затворник, выходя из дому, ставил перед собой задачу: «не принести ни от чего никакого впечатления», и ему это удавалось: «бывает состояние - пишет он, - что человек, слыша, не слышит, и, видя, не видит. Вот такую вещицу вам и нужно устраивать в своём сердце. Тогда, хоть из пушек пали - и то не слышно».

«Дружба с миром» не есть отсутствие подвига или жизнь как таковая — это всегда «вражда против Бога». Уступки и служение духу этого мира есть принесение на алтарь материализма, милитаризма и эгоистического гуманизма языческих жертв. Обмирщение стало главным оружием дьявола в предапокалипсическое время. «Образ и мера предсказанной некогда апостасии осуществляется в современном человечестве сполна, всеобщее отступление от Бога на нашей планете к настоящему времени утвердилось во всех областях жизни» - пишет старец Иосиф Ватопедский.

В нашем мире мы живем по правилам игры, придуманной дьяволом. Она соткана из лоскутков множества ячеек под названиями «успех», «достаток», «красота», «мода», «сексуальность», «общественное мнение», «рейтинг», «бизнес», «карьера», «наука», «статус», «гражданский долг и обязанность», их миллионы. Обманутое человечество верит, что правила, установки, мнения, ориентиры этой игры верны и истинны. Редко кто задумывается о том, что можно жить иначе. Синапсы нашего мозга сатана оградил красными флажками, за которыми лежит зона запрета: это «не принято», так «не положено» или «ты должен», «ты обязан». Никому кроме Бога и родителям мы в этом мире ничего не должны. Все это выдумки, придуманные дьяволом. Христиане — это люди, играющие не по правилам. Особенно показателен в этом плане подвиг юродивых, которые полностью нарушали все принятые общественные правила и нормы.