Контролируемое бесстыдство

С утра поцеловала родную землю и даже немного погрызла берёзу, в связи с этим традиционный вопрос: какой впн работает прямо сейчас? Прошлогодние все стухли

Лучший ответ моей сегодняшней реальности — пойти поработать.
Поэтому хочу запустить лито «Фиалки по средам» (лекции по четвергам). К этой затее я шла больше года, название взято из одного там рассказа /и это лучшая его часть/.

Задача — собрать людей, которые уже пишут или хотят писать, и помочь им организовать процесс, дать профессиональную поддержку и обучить тому, что сама умею.

Формат «фиалок»: каждую вторую и четвертую среду месяца собираемся по вечерам на семинар и обсуждаем тексты, которые вы пишете. Это будет полезно для тех, кто делает большую историю и застревает в ней. Или пишет рассказы/зарисовки/блог и хочет получить мнения и советы, чтобы понимать, куда двигаться.

Формат «лекций»: каждый первый и третий четверг месяца — разговор про основы писательского мастерства. Поиск темы, сбор материалов; техника письма, разработка сюжета; выбор персонажей, конструктор характеров; проблемы стилистики, приёмы описания; редактура; выход из творческого кризиса и всякое такое.

Глобальная цель — помочь пишущим стать свободными в рамках их текстов. Начинающие писатели/блогеры ограничены не только недостатком инструментов и опыта, но и огромной тревогой: я не справлюсь, сделаю неправильно, так не пишут, я опозорюсь, мне стыдно, ааааа.
Не то чтобы я хотела лишить людей остатков совести, но у меня есть мысль, с которой я иногда начинаю свои курсы.
Когда пишешь текст, тебя в какой-то момент начинает нести вниз с горы, как пятилетку на велосипеде. Это не значит, что пишется легко, но — ветер свистит, мир кубарем, ты летишь, велик летит, ты свободный, бессмертный и орёшь.
Потом всё кончается — кроме свободы, она у писателя есть всегда, твои успехи и таланты определяются ровно тем, насколько умеешь её испытать и передать в тексте.
Так вот, велосипед я вам не подарю, но могу спихнуть с горки.
Если у вас есть идея, сюжет и наброски, но вы не понимаете, что с этим делать технически, приходите. Я прочитаю, задам правильные вопросы, мы с вами определим потенциал и аудиторию проекта и порядок работы. После этого есть шанс обрести второе дыхание, ну или отложить идею. Гарантий «сделаем книгу за два месяца» не дам, но путь прояснится.

Про деньги в таких постах обычно не пишут, вы должна постучаться в личку, я назову сумму, а вам будет неудобно отказаться. Но давайте сделаем монтаж, сразу скажу, что урок выходит от 2.5тр и до четырёх:

Две групповые встречи в месяц, неважно, семинаров или лекций, стоят 6т. рублей (250 шекелей или 60 евро, как пожелаете). Если захотите все четыре, то 10т. рублей (400 шекелей или 100 евро).
И, конечно, возможны индивидуальные консультации, разовая стоит за 4/160/40 в час, оптом чуть дешевле, но в группе, конечно, продуктивней. Семинарский формат проверен литинститутом и многочисленными писательскими клубами, он правда работает. С другой стороны, кому-то спокойней получить один-два индивидуальных урока и уйти работать самостоятельно.

Когда — с 4 апреля, расписание на картинке (вы бы знали, как сложно было выравнивать пункты)
Где — работа в скайпе, группа для текстов в телеге.

В общем, приходите, буду рада. Мне менторство даётся не так чтобы просто, но я люблю смотреть, как люди обнаруживают свободу.

Куда писать (продублирую в комменте):
@martaketro телеграм
+972 58‑629‑4955 whats app
marta.c.ketro@gmail.com

Зы. Ну там всякое сиюминутное, которое только в ямку нашептать. Например:
«В этой премьере меня заинтересовали две вещи: как свободно приличные* европейские люди признаются, что спиздили фильм с пиратского ресурса;
и как легко там в начале договориться с дьяволом. Он просто говорит «пойдёмте?», а ты такой «не, я не пойду», а кто-то кивает и идёт, чего же не пойти.
И всё, собственно, выбор состоялся.
* ну я-то понятно, что с меня взять*
А лично мне было послание, что писатель не может взять и перестать писать, он либо помрёт, либо и не был писателем. Вот и поглядим»

Обнаружила у себя баг — отношусь к лучшим людям в своей жизни как книгам. Очень радуюсь знакомству и отправляю на полку, а потом согреваюсь мыслью, что они у меня есть. Что я в случае чего могу погулять с Леной Пристальной или выпить кофе с Мурмель, когда мы все окажемся в Москве. Попросить Носика, если понадобится помощь в Иерусалиме, поболтать со Славой Сэ после концерта, зайти на вечер к Цветкову в Бабеле и на лекцию к Рубинштейну. Годами хватает одной возможности, мне уютно жить оттого, что протяни руку — и все они тут, можно перекинуться парой слов или просто кивнуть посту в фб.
Однажды на полке внезапно возникает прореха и на некоторое жуткое мгновение я вспоминаю, что люди — не книги, с ним так не получается. Но время идёт, тома сдвигаются, и я снова откладываю встречу с кем-то любимым до лучших времён. Не хотелось бы прежде, чем сам станешь такой прорехой, обнаружить, что все твои полки пусты

У всякого рода коучей есть скверное (как любой штамп) выражение «забрать» — навык, приём, опыт. С нашего вебинара вы заберёте технику, по ссылке забирайте гайд, из этих отношений я забрал понимание, что.
Так вот, в последние месяцы я потеряла способность забирать из своей жизни ценности, которые уже в ней есть и положены мне по праву, потому что «уплочено». Не спускаюсь к морю, не ношу шёлковые платья, которых десяток в шкафу, не пользуюсь тёплой зимой и не гуляю по нашему ясному городу. Я уже заплатила за всё это деньгами и временем жизни — и не забираю, будто мешок для радости переполнен и больше в него не влезет. Хотя на самом деле он пуст, но завязан насмерть, и ничего не положить.
От недостатка впечатлений я порчусь, дурнею, болею и перестаю быть писателем, но забрать ничего не могу — как в человека с ушитым желудком не поместится ни кусочка сверх крошечной голодной порции.
Но это всё-таки не итог года, есть ещё несколько дней, может быть, платье куплю, и узел как-нибудь ослабеет

Девушка: в качестве подарка мужчине проходит курсы минета
Женщина: проходит курсы сердечно-лёгочной реанимации.
Вон та бумажка ниже про это, потому что таки да, после секса уже может понадобиться.
А для спасения собственной крыши я делаю всё более непристойные вещи.

Сначала стала смотреть дорамы, притом фэнтезийные, где максимально нереальные проблемы герои решают максимально идиотским образом, и это удивительно утешает. Я хоть поняла, что такое «сказочная ебанина» — когда самая, на мой взгляд, насущная трудность среди всех была у второстепенной героини: при сильном волнении она необычайно зловонно пукала. И это единственный драматический момент в сюжете, который остался неразрешённым.

Через месяц войны перешла на более жесткие вещества, так называемые «реакции на Димаша». То есть некий певец берёт ноту d8, кто-то наблюдает и комментирует, кто-то переводит комментарии на русский, а я всё это смотрю. Специфическое занятие.

Казалось, ниже падать некуда, но к концу второго месяца я, видимо, в полном штопоре, потому что посмотрела 8 серий «Сердца Ивлеевой» — реалити шоу вроде дома два, только свежее. И, нет, даже испанского стыда не было, я хихикала, волновалась и промокала глаза подолом.

В общем, тема «деградация женской психики во время войны» ещё ждёт своего исследователя, и для его удобства я уточню, что смотрела всё это на скорости 1.5. И Димаша тоже. Я теперь всё так смотрю, в том числе и Шульман.

Проблема только в том, что градус нужно повышать, а куда дальше, я не понимаю. Возможно, Смешарики.
Но у нас тут скоро ханука — новая коллекция пончиков из «Роладина», подсвешники в каждом окне, самовозрождающийся огонь, надежды на чудо и лёгкие деньги, бесконечное ожидание радости. Придёт ли она? Не факт. Но ждать совершенно необходимо.
В двадцать лет я умела ждать вечно, в тридцать поклялась, что больше не жду ни одного дня, а нынче согласна ждать, но только невозможного — когда оно всё-таки не приходит, это небольно. Но ведь может и случиться, а тут я!

Пишу всем более или менее одно и то же, поэтому будет, наверное, разумно сказать и здесь. Физически мы в безопасности в Тель-Авиве, ракеты, которые до нас долетают, вроде бы закончились, если Иран ещё не подкинет. Коты хорошо, Моника оказалась самая храбрая, норовила смотреть прилёты, а Веня и Сеня прятались. У нас позавчера прилетело в дом, который в пятистах метрах, я слегка визжала от грохота, а ей хоть бы что.
А в стране всё плохо, мы в большой беде. На юге вырезали сотни мирных людей, военные потери тоже растут. Скорого конца не предвидится, а вот расширение конфликта — вполне.
Никакого привычного израильского пофигизма и оптимизма не осталось, потому что сотни тел со следами пыток не сотрёшь из памяти и не заешь печеньками. Мы все очень горюем, все. Кто деятельно, кто просто сидит в соплях, но никому сейчас не нормально

Каждый раз, когда самолёт разгоняется и несётся по взлетной полосе, я испытываю одно и то же чувство, свежее и невинное. Это искреннее изумление, близкое, пожалуй, к религиозному раскаянию, как я его себе представляю.
Господи, вопрошаю я, как так вышло-то? Это зачем же я сюда полезла? Как я вообще оказалась в таком состоянии, что позволила запихнуть себя в консервную банку и поднять на немыслимую высоту?
Что было в этой голове? (Голосом Василия Ливанова в роли Николая Первого: щто было в этой голове, князь?!). Какой морок обманул мой рассудок настолько, чтобы счесть некую иллюзорную цель важнее самой жизни? И, главное, Господи, как спастись?

В момент приземления это проходит, но ненадолго — в последнее время я летаю с пересадками.
К счастью, в этот раз я была настолько измотана, что во втором полёте ни о чём не думала и наблюдала несколько отстранённо. Сначала у меня взорвались уши — я уже забыла, как это бывает, когда летишь простуженная.
Потом вышел сосед. Встал среди полета и больше мы его не видели.
Зачем-то после этого включилось табло «пристегнуть ремни», стюарды нервно забегали, возвращая всех на места (кроме соседа).
Ничего не происходило, мы очень тихо планировали в море. Как я теперь догадываюсь, может и не очень тихо, но я же временно оглохла и решила, что моторы выключились.
Когда до земли оставалось всего ничего, пилот по громкой связи сказал «извините». Я, так поняла, что пытался снять грех с души.
Когда мы нормально сели, я даже удивилась.
Зато Тель-Авив теперь тихий-тихий, люди разговаривают вполголоса и машин как будто нет.

Металась по Магниту с криком «Мужчина! Мне нужен мужчина!», а кассирши смотрели с пониманием, но без приязни — всем нужен, но никто не орёт. По крайней мере, пока трезвая. Но у меня не было особого выхода, я хотела выбрать коньяк для папы хоть немного приличней этого его «шустовского», а никто из присутствующих дам не признавался, что употребляет.
Ну или может надо было не косплеить Карлсона и спрашивать «вы коньяк пьёте?», а как-то иначе.
Зато вспомнила, что в центре зала видела здорового и ленивого грузчика в каких-то отрепьях, который вместо работы пиздел по телефону. Вот и поработает, думаю, рожа пропитая. Прилетела, оторвала от телефона, потащила к винному, а он неожиданно вовлёкся и развернул передо мною театр гостеприимства: расписал особенности коньячного ассортимента в условиях санкций и зазывал в подсобку, если захочу чего-нибудь эксклюзивного. Оказалось, он там хозяин, а коньяк присоветовал армянский, папа сказал — жестковат.

В следующий раз мужчина понадобился мне в другом Магните, где я выбирала вино. Окрылённая опытом попросила у кассира помочь, но диалог не сложился:
— Это хорошее вино?
— Это вино.
Присмотрелась, а он, видать, мусульманин. Отстала, взяла то, у которого керамическая амфора на этикетке. Полагаю, вся цена в оформление ушла, а внутри пойло, но хоть сувенир останется.

*
А вчера подошла к окну, привлечённая особенным лютым светом, который бывает здесь только осенью после дождя. На густом сизом небе горят золотые деревья, подсвеченные вечерним солнцем, а по бокам — ну так и есть — жирная яркая радуга, охватывающая небо полукругом, как в театре. И внутри сияющей рамы — лес и дорога. Я подумала, это к удаче, хотела сфотографировать, но деревья возле дома размазывали картинку и не давали зафиксировать то, что я так хорошо видела глазами. Остались только берёзы и осинки, которые папа сажал под окнами лет пятьдесят назад. Никто, кроме меня теперь не узнает, что здесь есть радуга, а у меня будет удача.

Папе, впрочем, успела показать, он даже на минутку перестал огорчаться. Мне завтра улетать.

Внезапно допилила книжку о Тель-Авиве. Прелестную, нежнейшую и очень девочковую — просто зарисовки о прогулках по городу в разные моменты его и моей жизни: в жару, в бурю, в ковид, в войну и в праздники, в тоске и радости, в болезни и здравии.
Каждый раз с окончанием книжки чувствую немыслимое облегчение, будто теперь-то всё изменится.
Вы знаете, ни разу, ничего. А всё-таки кажется, будто сняла с сердца камень, подбросила, а он рассыпался блестящими радужными словами. И на сердце пусто-пусто теперь

Поняла, что хожу практически голая — без духов и украшений, буквально в чём мать родила — в шагомере и кольце чужой бабушки. С духами понятно, израильская погода и период лишнего веса совершенно отучили меня от них, я считала, что толстая женщина не должна пахнуть, а на жаре это в принципе преступление. Но сейчас-то? И куда делся мой привычный обвес — браслеты и шали? Еду сейчас на день рождения и понимаю, что из десятка платьев выбрала самое скучное. Папа, что со мной?

В общем, обдумала и осознала, что у меня страхи. Вдруг встречу, допустим, прекрасного мужчину, забудусь, и платье побудит меня флиртовать, звенеть браслетами и пахнуть сладкими цветами. А потом загляну ему в глаза и увижу там тщательно скрытый ужас: вы чего, тётенька, не делайте со мной ничего противоестественного!
Поэтому, видимо, подстраховываюсь.

Хотя вот сейчас обернулась, а тут юноша сидит, такого вида, что невольно начинаешь вспоминать, как я нынче эпилирована в интимных местах — чисто для себя или как для гостей? Но это так, фантомное, какие гости в эдаком платье

Летела вчера в платье, которое завязывается сзади на длинный пояс. Наконец-то научилась о нём помнить в некоторые критические моменты и очень собой возгордилась. Когда осознала, хихикала:
Мой план достижений максимум — дописать книгу, доделать курс по писательским техникам, систематизировать записи уроков на иврите.
План минимум — не обоссать пояс.

*
В самолёте через кресло сидела пожилая дама, которая всю дорогу громко рассказывала девушке, как ужасен Израиль. Обе новые репатриантки, младшая улетала на каникулы, а старшая насовсем. «Я не придумываю, лично слышала, как по телевизору сказали, что у это страны нет будущего». «Не думаю, что вам нужно учить иврит, когда закончатся дотации, переезжайте в нормальную страну». «В консульстве меня гоняли за справками, а ведь есть международный закон, по которому они обязаны нас принимать!».
Вот на законе во мне проснулся патриот Израиля и некоторое время верещал «ах ты старая шармута».

*
Я сижу в аэропорту Анталии и слышу, как дежурная женщина, ломая русский и ещё на двух языках призывает какого-то Павла немедленно в гейт. И с каждым объявлением в голосе больше тоски и даже немного слёзы, и я сразу думаю, что не Павла, ой не Павла она выкликает. Может Ахмет или как их обычно зовут, не явился которую ночь, и она, сидя у микрофона, кричит ему «приходи». Не хочу, чтобы ты потерялся, растворившись среди дьюти фри, туалетов и стоек с инфой. Не хочу, чтобы мой самолёт улетел без тебя, он пропадёт с радаров и рухнет туда, где исчезнут даже обломки. Я смертельно боюсь, что больше тебя не увижу, Павел, говорит она и плачет в микрофон.
И я поднимаюсь найти и сказать, чтобы она прекратила реветь, ни один не заслуживал горя, пока был живой, незачем лить прекрасные слёзы из длинных восточных очей.
И тут она снова включается и говорит равнодушно: миссис Елена Желнова, пройдите пожалуйста в гейт.