Forward from: Чехов Пишет
13 сентябрь. Несчастливое число.
У меня новая лампа, многоуважаемая Мария Владимировна, всё же остальное скучно, серо и старо, как реплики Екатерины Васильевны. Рад бы убить Вашу скуку, но — увы — нет пороха. Новых мыслей нет, а старые перепутались в голове и похожи на червей в зелёной коробке, постоявших деньков пять на припёке. О чём же писать? О том, что я безденежен и глух? Это Вам уже известно…
Вот что, опишу-ка я Вам своё гнусное поведение. Жизнь вошла в колею. Обедаю в 7 часов, ложусь в 2 ночи. Погоды не замечаю и не чувствую. Пишу и читаю рецензии. Рецензий было много, и между прочим в «Северном вестнике». Читаю и никак не могу понять, хвалят меня или же плачут о моей погибшей душе? «Талант! талант! но тем не менее упокой господи его душу» — таков смысл рецензий. «В сумерках» идёт недурно.
Два раза был в театре Корша, и в оба раза Корш убедительно просил меня написать ему пьесу. Я ответил: с удовольствием. Актёры уверяют, что я хорошо напишу пьесу, так как умею играть на нервах. Я отвечал: merci. И, конечно, пьесы не напишу. Пусть Голохвостикова пишет, а мне решительно нет никакого дела ни до театров, ни до человечества… Ну их к лешему!
На днях я продал кусочек своей души бесу, именуемому коммерцией. На падаль слетаются вороны, на гениев издатели. Явился ко мне Вернер, собачий воротник, издающий книжки на французско-кафешантанный манер, и попросил меня отсчитать ему десяточек каких-нибудь рассказов посмешнее. Я порылся в своём ридикюле, выбрал дюжину юношеских грехов и вручил ему. Он вывалил мне 150 целкашей и ушёл. По условию, рассказы идут только на одно издание*, за второе же издание плата особая… Не будь я безденежен, собачий воротник получил бы кукиш с маслом, но увы! я беднее, чем Ваш осёл. Не купите ли Вы у меня рассказов? Для Вас я уступил бы по рублю за сотню. У меня их больше, чем в купальне малявок.
Вчера у нас от обеда до поздней ночи сидел Тышечкa без шапочки, а сегодня в первый раз после нашего приезда была Эфрос с носом, в новой шляпке. Яшеньки ещё не приходили. Бестурнюрная Зиночка бывает ежедневно. M-lle Syrout я ещё не видел, но образ ёе не покидает меня ни на минуту.
Далее возвышалась полная спина, нежно очерченная округлёнными линиями, которые сливались с тонкими мягкими контурами мраморной шеи, отливавшей чудной матовой белизной, сильно оттеняемой задорно вившимися пепельными шелковистыми волосками.
Об остальных моих поломанных куклах позвольте умолчать.
Собачка без спины, которую наш Корнеев зовет гиеной, здравствует. Кот Фёдор Тимофеич изредка приходит домой пожрать, всё же остальное время гуляет по крышам и мечтательно поглядывает на небо. Очевидно, пришёл к сознанию, что жизнь бессодержательна. Сегодня я и милейшая Ма-Па ходили сниматься: я — для того, чтобы продавать свои карточки почитателям моего таланта, а она для раздачи женихам. Мою книжку Вы получите непррременно… Рубль прошу отдать Алексею Серг., которому я имею несчастье быть должным. Ваши анекдоты пошлю Лейкину тотчас же, когда перестану быть должен Лейкину, иначе он возьмёт их в счёт моего долга.
Зелёные деревья Садовой напоминают мне Бабкино, в котором я отшельником провёл три года незаметных (если только отшельником называется человек, к-рый мало пишет, пьет по вечерам водку и страдает нервной зевотой).
Поклоны всем: Алексею Сергеевичу, Василисе с её пятифранковой монетой, Сергею с его куклами и Елизавете Александровне. За поцелуй Екатерины Васильевны merci. Я влеплю его кому-нибудь вместо мушки. Наши все здравствуют. Скука удручающая. Жениться, что ли?
Ну, будьте здоровы и да хранит Вас всех аллах!
Уважающий и преданный
А. Чехов.
____________
* 1200 экз., к-рые, по условию, должны продаться в ½ года.
📩 М. В. Киселёвой
🗓 13 сентября 1887 г.
📍 Москва
У меня новая лампа, многоуважаемая Мария Владимировна, всё же остальное скучно, серо и старо, как реплики Екатерины Васильевны. Рад бы убить Вашу скуку, но — увы — нет пороха. Новых мыслей нет, а старые перепутались в голове и похожи на червей в зелёной коробке, постоявших деньков пять на припёке. О чём же писать? О том, что я безденежен и глух? Это Вам уже известно…
Вот что, опишу-ка я Вам своё гнусное поведение. Жизнь вошла в колею. Обедаю в 7 часов, ложусь в 2 ночи. Погоды не замечаю и не чувствую. Пишу и читаю рецензии. Рецензий было много, и между прочим в «Северном вестнике». Читаю и никак не могу понять, хвалят меня или же плачут о моей погибшей душе? «Талант! талант! но тем не менее упокой господи его душу» — таков смысл рецензий. «В сумерках» идёт недурно.
Два раза был в театре Корша, и в оба раза Корш убедительно просил меня написать ему пьесу. Я ответил: с удовольствием. Актёры уверяют, что я хорошо напишу пьесу, так как умею играть на нервах. Я отвечал: merci. И, конечно, пьесы не напишу. Пусть Голохвостикова пишет, а мне решительно нет никакого дела ни до театров, ни до человечества… Ну их к лешему!
На днях я продал кусочек своей души бесу, именуемому коммерцией. На падаль слетаются вороны, на гениев издатели. Явился ко мне Вернер, собачий воротник, издающий книжки на французско-кафешантанный манер, и попросил меня отсчитать ему десяточек каких-нибудь рассказов посмешнее. Я порылся в своём ридикюле, выбрал дюжину юношеских грехов и вручил ему. Он вывалил мне 150 целкашей и ушёл. По условию, рассказы идут только на одно издание*, за второе же издание плата особая… Не будь я безденежен, собачий воротник получил бы кукиш с маслом, но увы! я беднее, чем Ваш осёл. Не купите ли Вы у меня рассказов? Для Вас я уступил бы по рублю за сотню. У меня их больше, чем в купальне малявок.
Вчера у нас от обеда до поздней ночи сидел Тышечкa без шапочки, а сегодня в первый раз после нашего приезда была Эфрос с носом, в новой шляпке. Яшеньки ещё не приходили. Бестурнюрная Зиночка бывает ежедневно. M-lle Syrout я ещё не видел, но образ ёе не покидает меня ни на минуту.
Далее возвышалась полная спина, нежно очерченная округлёнными линиями, которые сливались с тонкими мягкими контурами мраморной шеи, отливавшей чудной матовой белизной, сильно оттеняемой задорно вившимися пепельными шелковистыми волосками.
Об остальных моих поломанных куклах позвольте умолчать.
Собачка без спины, которую наш Корнеев зовет гиеной, здравствует. Кот Фёдор Тимофеич изредка приходит домой пожрать, всё же остальное время гуляет по крышам и мечтательно поглядывает на небо. Очевидно, пришёл к сознанию, что жизнь бессодержательна. Сегодня я и милейшая Ма-Па ходили сниматься: я — для того, чтобы продавать свои карточки почитателям моего таланта, а она для раздачи женихам. Мою книжку Вы получите непррременно… Рубль прошу отдать Алексею Серг., которому я имею несчастье быть должным. Ваши анекдоты пошлю Лейкину тотчас же, когда перестану быть должен Лейкину, иначе он возьмёт их в счёт моего долга.
Зелёные деревья Садовой напоминают мне Бабкино, в котором я отшельником провёл три года незаметных (если только отшельником называется человек, к-рый мало пишет, пьет по вечерам водку и страдает нервной зевотой).
Поклоны всем: Алексею Сергеевичу, Василисе с её пятифранковой монетой, Сергею с его куклами и Елизавете Александровне. За поцелуй Екатерины Васильевны merci. Я влеплю его кому-нибудь вместо мушки. Наши все здравствуют. Скука удручающая. Жениться, что ли?
Ну, будьте здоровы и да хранит Вас всех аллах!
Уважающий и преданный
А. Чехов.
____________
* 1200 экз., к-рые, по условию, должны продаться в ½ года.
📩 М. В. Киселёвой
🗓 13 сентября 1887 г.
📍 Москва