С нетерпением ждал публикации судебного акта Верховного Суда РФ
по делу «Исети». Но не потому, что ожидал увидеть «слом практики» по искам Прокуратуры по делам о «деприватизации», а напротив – его отсутствие.
О деле «Исети» у коллег недавно
вышел подробный разбор в трех частях, который можно представить в виде серии публикаций: «Что было?», «Что есть?», «Что делать?».
Мой взгляд на происходящее лежит сугубо в контексте частного права. Дело «Исети» не является кантовской «вещью в себе» (
Ding an sich), а представляет собой «вещь для нас», имеющую значительное влияние на другие дела из категории «деприватизационных».
Скептицизм возникает из-за особого субъектного состава участников этой категории дел – это дела в отношении экс-депутатов, у которых изымаются незадекларированные активы за пределами сроков исковой давности. Основной акцент в аргументации при пересмотре дел сделан не на том, КАК было изъято, а у КОГО это было изъято. Именно это я вижу, когда читаю определение ВС РФ по кассационной жалобе Гайсина, и именно этого я ожидаю увидеть в отмене судебных актов
по делу Эскузяна. Интерес юридического сообщества, бизнеса и всех причастных к делам о «деприватизации», обусловлен не уникальными обстоятельствами отдельных споров, участники которых являются миноритариями, приобретшими актив на организованных торгах, работниками предприятий, чьи активы изымаются, экс-депутатами, олигархами, владеющими активами через офшоры, а самим фактом удовлетворения требований, заявленных за пределами сроков исковой давности, как самостоятельного основания для отказа в иске без исследования иных обстоятельств дела.
Ясно, что выводы суда по делу «Исети» не должны ограничиваться исключительно сроками исковой давности. В интересах законности судебная коллегия вправе выйти за пределы доводов, изложенных в жалобе, и проверить доводы Прокуратуры как в части обратной силы закона, так по статусу депутатов. Но основной вывод суда, по моему мнению, должен строиться вокруг сроков давности.
Понимая весь масштаб и одиозность дел о «деприватизации», в центре которых стоит ключевой вопрос о сроках давности, последовательно качующий из одного дела в другое, выводы Верховного суда в контексте исковой давности выглядят довольно скромно.
Вопрос об установлении момента исчисления срока исковой давности.
В деле «Исети» Коллегия высказалась, что нематериальные блага, в защиту которых обращается Прокурор и на которые не распространяется срок исковой давности, в данном деле отсутствуют. Требования Прокуратуры направлены на обращение в доход государства ценных бумаг, не относящихся к числу нематериальных благ, предусмотренных статьей 150 ГК РФ.
Следовательно, если на требования Прокуратуры распространяется срок давности, то в ходе нового рассмотрения Верховным судом перед судами нижестоящих инстанций следовало бы поставить вопросы о том:
1. Когда Российская Федерация в лице уполномоченных органов узнала об отчуждении государственного имущества?
2. В лице каких органов Российская Федерация узнала / должна была узнать об отчуждении государственного имущества?
3. В результате каких действий Российская Федерация узнала / должна была узнать об отчуждении государственного имущества?
4. Почему роль процессуального истца, защищающего интересы Российской Федерации, не имеет правового значения?
Перечисленные вопросы являются основными для всех дел о «деприватизации», и их постановка перед новым кругом освободила бы суды нижестоящих инстанций по иным делам от бремени ухода от ответов на них в судебных актах.
Определение момента осведомленности государственных органов о нарушении прав Российской Федерации происходит с начала проведения проверки по конкретному эпизоду, и, по сложившейся практике, разрешается в пользу Прокуратуры, что дает ей неограниченную дискрецию в данном вопросе. Хотя осведомленность конкретного ведомства Прокуратуры не имеет правового значения. Прокуратура выступает лишь в роли процессуального истца, защищающего интересы Российской Федерации (
ч. 1 ст. 52 АПК РФ).
#смз #национализация #корпоративныеспоры
