Возвращайся, сделав кругТут намедни учёные обещали пик метеорного потока Персеиды: я решила, что в моей жизни маловато событий такого масштаба, надо засвидетельствовать!
Заварили с Димой чай в термосе, сели в коровика — это машину так называю, хотя батя протестует: мол, слишком она быстра для такого нейминга!
И чего, и поехали.
Место за городом нашлось само: по пути к заправке, потому что в какой-то момент другого пути быть не могло. Забыли, что бензина почти нет, свернули с дороги на Орловское полесье куда-то в поле.
У пасмурного августа были другие планы на мой вечер: затянул тучами всё небо, кроме крохотного кусочка. И вот ровно под этим кусочком мы стоим: ждём, получается, метеорный поток.
А пока стояла с поднятым к небу взглядом в этом самом поле, думала. Говорят, что до ближайшей звезды нужно лететь 70 000 лет. Долго невероятно, никакой жизни не хватит, даже если каждый день с зарядки начинать.
И с собой, кажется, та же фигня: вот он ты, очень обозримый, осязаемый даже. Видишь себя в зеркало: вполне реального. А на путь к самому себе жизни не хватает: в 6 лет ты Сейлор Мун, в 10 лет ты жена Серёги Жукова из Руки Вверх, в 14 — эмо-гёрл в свитере из магазина «Курский трикотаж», в 20 — дикарка с волосами на заколках, выискавающая в меню клуба «Аврора» на Тёплом стане самый дешёвый коктейль.
И вот ты продолжаешь свой космический полёт длиною в целую — и всё равно не хватающую на этот путь — жизнь.
Долетаешь до двадцати девяти: «Уважаемые пассажиры, стоянка корабля — пять минут». Выходишь на космический перрон, оглядываешься: до боли знакомые места. Вот крохотный дом на окраине Мценска, вот квартира на втором этаже — в ней больше никто не живёт. Где-то на балконе, между старой клеткой хомяка и перьевыми подушками из прошлого века — память. Переливается драгоценным камнем. «Помнишь, играла тут в куклы? Помнишь, закатила сюда свой первый велосипед? Помнишь, курила тут ворованный у родителей Союз Аполлон?»
Вот дом бабули: дедушки там давно нет, а бабушка едва слышит. И вот ты ей трижды кричишь: «Бабуль, я замуж выхожу», а она в четвёртый раз переспросит, а потом «Дочь, подожди, аппарат надену, не слышу ничего».
И вроде бы и тепло тут, и уютно, и бог бы с ним — с этим кораблём космическим, пусть тебя потом не досчитается межгалактический проводник. Но почему-то тушишь недокуренную сигарету — и идёшь к своему вагону.
Сядешь в купе поудобнее, глянешь в окно — а там девчонка с лицом до боли знакомым. Стоит, машет, улыбается. Ты ей улыбнёшься в ответ: привет, мол, козявка. И дальше поедешь: становиться женой, мамой, продуктовым редактором, любителем кофе, певицей, да кем угодно. Путь-то к себе долгий.
На следующей остановке — в тридцать уже — выйдешь на перрон опять. И увидишь эту же козявку — с лицом до боли знакомым. Стоит, держит в руке тетрадку, а на ней жирным зелёным фломастером: «Рассказы и стихи Леры Митиной».
Приехали.
—
Ребята, вы тут как? Давно не виделись, соскучилась страшно. Дайте знать, если ещё тут, я буду радостная!