Я держу бездыханное тело своего сына и плачу.
Я родила в пятницу ночью, 8 марта.
Суббота и воскресенье прошли как в забытьи. Шов после операции болит, малыш не со мной, а в отделении неонатологии.
В понедельник я чувствовала себя гораздо лучше. У меня был план. Когда у меня есть план, я готова свернуть горы.
План был прост: кормить ребенка грудным молоком как можно больше. Говорят, грудное молоко самое лучшее лекарство для детей. Так мой малыш будет набирать вес и нас выпишут скорее домой.
Вооружившись рекомендациями консультанта по грудному вскармливанию, я проводила в сцеживательной комнате больше времени, чем с малышом.
В понедельник утром я нацедила 15 миллилитров молозива и с гордостью скормила их малышу. Подруги писали, что молозиво крайне сложно сцеживать и они не видели никогда такого объема.
Я чувствовала себя «очень хорошей мамой».
Примерно через полчаса по внутреннему расписанию неонатологии малышей начинают кормить. В это же время начинается врачебный обход.
У моего малыша не очень хорошо получается сосать, поэтому для него приготовили молоко из бутылочки. Ест он медленно и нехотя.
Врачебный обход доходит до нас.
«Мы приняли решение перевести Лионеля в закрытый бокс. Он тратит слишком много энергии во время приема пищи, ему сложно поддерживать тепло в организме.»
Я в панике. Закрытый бокс, это как понижение в статусе. Смотрю на своего малыша, а он даже не кушает. Я начинаю плакать. Слезы текут градом. Я трясу малыша, уговариваю его покушать. Не ест. Я держу бездыханное тело своего сына и плачу еще сильнее, слезы заливают лицо ребенка. Рядом стоят врачи, все смотрят на меня. Как ужасно, что я даже не могу поплакать в одиночестве. Но больше всего меня беспокоит мой малыш, он настолько слаб, что даже не может кушать.
Я чувствую себя «очень плохой мамой».
Позже консультант по грудному вскармливанию объяснила, что малыш был сыт после молозива и спал крепким сном. Но в ту минуту я об этом не знала.
Малыша переложили в закрытый бокс и попросили лишний раз не трогать ребенка. Я вышла из неонатологии с опухшим лицом, слезы продолжали течь без моего согласия.
Иду в комнату для сцеживания. Ведь грудное молоко единственная доступная забота.
В добавок к эмоциональному состоянию, мое физическое состояние также трещит по швам. Ступни опухли до невероятных размеров, обувь в которую я могу с трудом поместиться - резиновые вьетнамки и даже они оставляли глубокие следы на коже.
Говорят, что приседания помогают разогнать лимфу, может быть это и моим ступням поможет.
Включаю в наушниках молитву, стоя держу бутылочку для сцеживания, начинаю приседать в такт молитвы и плачу.
Эффективность - мое второе имя, сколько всего я могу делать одновременно.
Стоп. Пауза. Мне знакомо это чувство. Бесконтрольные слезы, опухшее лицо. Тело вспоминает тревожное состояние прошлого года. «Кажется, я на пороге нервного срыва.»
Я вспоминаю прошлый год, когда не могла остановить слезы три дня. Вспоминаю как целый месяц восстанавливалась после этого события.
Я не могу себе позволить восстанавливаться месяц. Я нужна себе сейчас. Я нужна своему малышу сейчас, я нужна своему мужу сейчас.
Тут же придумываю план:
• еда
• забота о теле (массаж)
• сон (по мере сил)
Когда у меня есть план, я готова свернуть горы.
Все остальное - на паузу. Я не отвечаю никому на сообщения. Родственники начинают обижаться и даже пытаются сказать что-то обидное. Я не обращаю на них внимание.
Все силы направлены на меня - мне нужно подальше отойти от края нервного срыва.
Кто бы мог подумать что прошлый травматичный опыт будет полезен! Я один раз пережила состояние бессилия, сделала выводы и не хотела переживать подобное состояние повторно.
Грамм собственного опыта стоит дороже тонны чужих наставлений. (с) Махатма Ганди
Я родила в пятницу ночью, 8 марта.
Суббота и воскресенье прошли как в забытьи. Шов после операции болит, малыш не со мной, а в отделении неонатологии.
В понедельник я чувствовала себя гораздо лучше. У меня был план. Когда у меня есть план, я готова свернуть горы.
План был прост: кормить ребенка грудным молоком как можно больше. Говорят, грудное молоко самое лучшее лекарство для детей. Так мой малыш будет набирать вес и нас выпишут скорее домой.
Вооружившись рекомендациями консультанта по грудному вскармливанию, я проводила в сцеживательной комнате больше времени, чем с малышом.
В понедельник утром я нацедила 15 миллилитров молозива и с гордостью скормила их малышу. Подруги писали, что молозиво крайне сложно сцеживать и они не видели никогда такого объема.
Я чувствовала себя «очень хорошей мамой».
Примерно через полчаса по внутреннему расписанию неонатологии малышей начинают кормить. В это же время начинается врачебный обход.
У моего малыша не очень хорошо получается сосать, поэтому для него приготовили молоко из бутылочки. Ест он медленно и нехотя.
Врачебный обход доходит до нас.
«Мы приняли решение перевести Лионеля в закрытый бокс. Он тратит слишком много энергии во время приема пищи, ему сложно поддерживать тепло в организме.»
Я в панике. Закрытый бокс, это как понижение в статусе. Смотрю на своего малыша, а он даже не кушает. Я начинаю плакать. Слезы текут градом. Я трясу малыша, уговариваю его покушать. Не ест. Я держу бездыханное тело своего сына и плачу еще сильнее, слезы заливают лицо ребенка. Рядом стоят врачи, все смотрят на меня. Как ужасно, что я даже не могу поплакать в одиночестве. Но больше всего меня беспокоит мой малыш, он настолько слаб, что даже не может кушать.
Я чувствую себя «очень плохой мамой».
Позже консультант по грудному вскармливанию объяснила, что малыш был сыт после молозива и спал крепким сном. Но в ту минуту я об этом не знала.
Малыша переложили в закрытый бокс и попросили лишний раз не трогать ребенка. Я вышла из неонатологии с опухшим лицом, слезы продолжали течь без моего согласия.
Иду в комнату для сцеживания. Ведь грудное молоко единственная доступная забота.
В добавок к эмоциональному состоянию, мое физическое состояние также трещит по швам. Ступни опухли до невероятных размеров, обувь в которую я могу с трудом поместиться - резиновые вьетнамки и даже они оставляли глубокие следы на коже.
Говорят, что приседания помогают разогнать лимфу, может быть это и моим ступням поможет.
Включаю в наушниках молитву, стоя держу бутылочку для сцеживания, начинаю приседать в такт молитвы и плачу.
Эффективность - мое второе имя, сколько всего я могу делать одновременно.
Стоп. Пауза. Мне знакомо это чувство. Бесконтрольные слезы, опухшее лицо. Тело вспоминает тревожное состояние прошлого года. «Кажется, я на пороге нервного срыва.»
Я вспоминаю прошлый год, когда не могла остановить слезы три дня. Вспоминаю как целый месяц восстанавливалась после этого события.
Я не могу себе позволить восстанавливаться месяц. Я нужна себе сейчас. Я нужна своему малышу сейчас, я нужна своему мужу сейчас.
Тут же придумываю план:
• еда
• забота о теле (массаж)
• сон (по мере сил)
Когда у меня есть план, я готова свернуть горы.
Все остальное - на паузу. Я не отвечаю никому на сообщения. Родственники начинают обижаться и даже пытаются сказать что-то обидное. Я не обращаю на них внимание.
Все силы направлены на меня - мне нужно подальше отойти от края нервного срыва.
Кто бы мог подумать что прошлый травматичный опыт будет полезен! Я один раз пережила состояние бессилия, сделала выводы и не хотела переживать подобное состояние повторно.
Грамм собственного опыта стоит дороже тонны чужих наставлений. (с) Махатма Ганди