Лев Симкин. Иногда прошлое не отпускает.

Там, где был я вчера…

«В самый разгар войны с немцами Сталин дал приказ прочесать все уголки России и найти литовцев, чтоб создать национальную литовскую дивизию. Как ни старались военкоматы, кроме литовских евреев, бежавших от Гитлера, ничего не смогли набрать. Пришлось довольствоваться этим материалом».

Автор «Мони Цацкеса - знаменосца», как всегда, немного приврал – евреев в литовской дивизии было меньше трети. Ну да не в этом дело, а в том, что Эфраим Севела был непревзойдённым рассказчиком, а, переложив свои байки на бумагу, стал большим писателем. Театр «Шалом» перевел его сюжеты на театральный язык и в каком-то смысле вернул к первоисточнику. Во всяком случае, к нему всего ближе жанр, в каком Олег Липовецкий поставил спектакль – четыре актера, каждый в нескольких ролях, зажигательно разыгрывают истории, смешные (или грустные), случившиеся (или не случившиеся) с Моней Цацкесом, еврейским Швейком-Чонкиным. Зал им благодарно внимает, билеты на «Моню» не достать, некоторые ходят по второму и третьему разу.

Эфраим Севела был помладше своего героя, но повоевать успел, в 15-летнем возрасте добравшись до фронта и став «сыном полка». Дальше – больше. В 1971 году он, к тому моменту успешный сценарист, неожиданно для всех, и для него самого (по его словам, с похмелья), оказался участником группы из 24 человек, захватившей приемную Президиума Верховного Совета СССР с требованием разрешить советским евреям репатриироваться в Израиль. Высланный туда из страны Советов, участвовал в войне Судного дня, потом уехал в Америку и, наконец, вернулся в СССР, перед самым его закатом, вернулся и в кино, поставив пять фильмов по собственным сценариям. При этом, похоже, любимым его занятием было рассказывать невероятные истории из своей жизни, перенесенные (или не перенесенные) в литературу – мне пару раз посчастливилось быть их слушателем. Думаю, вчерашний спектакль им, так сказать, конгениален.

Шалом (театр) разгадал секрет великого рассказчика, с чем я его (театр) и поздравляю.

Сегодня, оказывается, Международный день блогера.
Представителей второй древнейшей профессии – журналистов вытеснили на обочину представители третьей новейшей – блогеры. Пишут, блогером нынче хочет стать чуть ли не каждый второй школьник. А на рубеже 90-х говорили, будто каждая вторая школьница мечтала стать валютной проституткой. Если правда оно ну хотя бы на треть, то причиной столь странных устремлений (и тех и других) некоторой части подрастающего поколения могло быть желание заработать много денег посредством сравнительно малых трудовых затрат. И в том и другом случаях. Ведь легче, чем бумагу марать, ничего и быть не может. Ну, может, еще руководить - руками водить.

Путешествие из Петербурга в Москву

Вчера в кафе на Московском вокзале встретил коллегу, которую не видел сто лет. Перекинулись двумя словами, и она пошла к своему поезду, отправлявшемуся в 17.00. Спустя минут десять мы отправились к следующему, который в 17.10.

Уже сидя в кресле Сапсана, получаю сообщение: «Лева, я оставила там на вешалке куртку зеленую с капюшоном». И еще одно: «Вдруг вы еще там». Я поднялся было бежать за курткой, но был остановлен твердой рукой жены – на часах было ровно пять, до отправления оставалось 10 минут. Тут приходит новое сообщение: «Обрадовалась вам, про все забыла». Поняв, что это я виноват в случившемся, бросился вон из вагона, добежал до здания вокзала, нашел искомую куртку и вернулся обратно за полминуты до отправления.

В ответ на сообщение об успехе казавшейся безнадежной затеи, получаю следующее: «Мне ужасно стыдно, но я ее так люблю, но вас больше».

Опускаю трогательную сцену передачи куртки владелице на Ленинградском вокзале. Скажу лишь о том, как важно уметь правильно попросить. Людьми, которые чувствуют свою вину, управлять легче.

Это смутно мне напоминает…
Возвращаясь с Ладоги в Москву, остановился на ночь в Санкт-Петербурге и, натурально, не мог не пойти в театр. В МДТ, на «Короля Лира». Это уже второй «Лир», которого я вижу у Додина, первый, виденный лет 15 назад, был вдвое длиннее. Этот - идет чуть больше двух часов, включая не короткий антракт. Еще помню, в первом спектакле актеры в сцене бури по сцене голые расхаживали, а в этом – только по пояс.
А напомнило мне это все знаете что – краткое изложение сюжета великой пьесы Толстым в его знаменитой статье «О Шекспире и о драме». «Как ни нелепа она представляется в моем пересказе, который я старался сделать как можно беспристрастнее, смело скажу, что в подлиннике она еще много нелепее. …Мало того, что все лица говорят так, как никогда не говорили и не могли говорить живые люди, они все страдают общим невоздержанием языка».
Не потому ли Додин решил возвратиться к «Лиру» в сильно сокращенном варианте? А, может, в том был иной смысл – показать, как быстро раскручивается трагедия, возникшая буквально на пустом месте. «Надень свои очки, и, как презренный политик, делай вид, что видишь то, чего нет»…
Но со всем примиряет прекрасная игра актеров и благодарнейшая петербургская публика, не отпускавшая их со сцены в течение 8 (восьми) минут, ровно столько они выходили под аплодисменты. 

Там, где был я вчера…

Всем известно - хотите успеха, выпустите на сцену собаку или ребенка. А где, как не в этом спектакле, собаке самое место? На «Собачье сердце» Антона Федорова в МТЮЗе билетов не достать.

Правда, булгаковского Шарика большая холеная домашняя собака, вся в белом, в смысле в белой шерсти, нисколько не напоминает. Зато ее жальче, чем бездомного пса. А профессора Преображенского (Гордин) поначалу совсем не жалко, не говоря уже о Борментале, тот просто фашист какой-то.

Ребенок тоже имеется, большой ребенок - Шариков в трогательном исполнении Андрея Максимова, упрекающего «взрослых» - его ведь никто не спрашивал, превращать ли в человека.

На память почему-то пришел друг детства, он поступил в театральное, прочитав на вступительных «Волк и ягненок», где волк - тихий старик, а к нему пристает юный хулиган-ягненок.

Во-первых, мы не господа! Во-первых, вы мужчина или женщина?

Надо еще упомянуть прекрасное оформление спектакля, автора (авторку) которого зовут Ваня Боуден и да, это женщина.

Антон Федоров - ученик Юрия Погрбничко, с классическими текстами не церемонится. Но если учитель любит включать в них песни и цитаты из других классиков, то ученик заполняет паузы отсебятиной, мемами и шутками ниже пояса. Поначалу не поймешь, то ли капустник то ли богомоловщина какая-то. Правда, местами смешно, Гордин в любом жанре великолепен.

Но при всем при том, врать не буду, спектакль чем-то меня зацепил. Чем именно? Не знаю, может, тем, что наполнен аллюзиями, как в доброе старое время? Посмотрите, сами поймете, какими. То ли из-за его, так сказать, амбивалентности, это слово тоже из моей молодости. Тем более, к концу спектакля - а он только начинается как капустник, а заканчивается как драма - мне стало более-менее ясно, что, собственно, нам хотели сказать. Ну да, создали профессор с ассистентом монстра (там даже есть намек на то, что Шариков чуть ли не лишает Зину невинности), но и сами остаются у разбитого корыта, и их тоже становится жалко. Виновных нет: все люди правы, но больше всех — простивший прав…

Умным людям нравится. А я даже не знаю, что сказать.

Там, где был я вчера… В Заветлужье

Там в полях, за синей гущей лога,
‎В зелени озёр,
Пролегла песчаная дорога
‎До сибирских гор.
Затерялась Русь в Мордве и Чуди…

В Воскресенском районе Нижегородской области. Местные обычаи.

Искосина - кусок белого полотна в день похорон вывешивается на 9 бревно от угла дома и висит на протяжении 40 дней. Ее могут украсть - существует поверье, что если разорвать ее на нити и связать ножки у стула в зале суда, это поможет в судебном споре.

А эту красную нить во время похорон марийцы привязывают к мизинцу покойного и выводят к кресту. Приходя на могилу, можно дернуть за нить и таким образом поприветствовать умершего.

На Ветлуге говорят, что «на воду суда нет»… Жизнь там дёшева…
— Твой Ванька утонул! — кричит с парохода бурлак
женщине на берегу.
— Где? — спокойно по внешности и как бы мимоходом спрашивает жена или мать, сестра утонувшего.
— На Большом «кривуле»…
И больше ничего — ни расспросов, ни ахов, словно всё в порядке вещей… И только одинокие кресты
на ветлужских берегах говорят об этих безвременно
и не по своей вине погибших бурлаках… (Короленко)