мортиры и перелески.

Мне кажется, ничего не существует смешнее в природе о русской литературе, чем это:

«Дать настоящее искусство — это очень сложно. Если это удается, то мы счастливы»

Пётр Мамонов, интервью Джоанне Стингрей в Ленинграде 1987’.

Абсолютно не согласен. Солженицын никогда не был идеологическим писателем. Более того, он был антиидеологическим.

В «архипелаге» нет идейной подоплеки вообще же — по сути, это википедийная справка задолго до существования Википедии.

Солженицын чувствовал вот это пресловутое появление идеи русского мира, каких-то братских народов, строил грустную мину на поезде из Цюриха, но так как ни в 1968, ни в 2024 гг. никто так и не объяснил, в чем суть вышеперечисленного — вопрос встрял, как и вся лагерная проза.

Шаламов натурально страдал и был политзеком в хрестоматийном смысле, он всю эту лагерную эстетику выблевал, и «Хрусталев, машину» — продолжение его традиции, но говорить об идеологичности Солженицына равно как говорить об идеологичности левых, мечтающих о возвращении фабрик рабочим. Ни первых, ни вторых, ни так далее они в глаза не видели.

Солженицын — это просто напоминание, что в Союзе национальный вопрос не закончился, и тут — я важно подчеркну — принципиально, что Сталин был наркомом по делам национальностей в самые трудные годы.

Просто никто не понимал, что с этим делать, а мы, как видим, одного объявления о существовании советской общности явно не хватило. Не те километры, не те масштабы, не те периметры. Одной бороды для русской идеи недостаточно, как демонстрирует опыт небезызвестного современного философа.

Ну, а «архипелаг» как был, так и остался некой бумагой, верифицированной грамотой об ужасах этой страны для тех, кто в этой стране никогда не был. Только какая в этом идеология?

У Лимонова разве был такой акцент?

Пока похоже на «Барби» для интересующихся русским андеграундом.